Опасайся взгляда Царицы Змей (Зеленый омут)

Разговор окончился далеко за полночь. Все трое пришли к единому мнению – предпринять можно две вещи: еще раз поговорить с Горским и найти человека, который, возможно, убил Алену и Богдана. Оба шага уже делались, и безрезультатно. Но кто сказал, что все получится с первой попытки?

– Кстати, – поинтересовался Сиур, – никто не знает, медальон все еще у Горского? И еще – сам Горский все еще жив? Если жив, то почему?

На эти вопросы ответов тоже не оказалось. Кажется, снова придется ехать в Харьков. Сиур подумал, что сможет заодно взять с собой бабушку Элины. Вадим предложил ему ключи от квартиры Богдана.

– Живи, сколько надо! Только будь осторожен. Чертовщина какая-то происходит вокруг!

С таким выводом никто не стал спорить.

Над святой обителью на ярком холодном небе высоко стояло солнце, по косогорам шумели сосны, теряясь вершинами в небесной синеве. Внизу неслышно и величаво текла река, омывая желтый песчаный берег. Над луковицами храма жарко горели золотые кресты.

Сергей шел, ничего не видя вокруг, не замечая этой непередаваемо-печальной осенней красоты. Он думал о Лиде, о том, что впервые не испугался ее, что туманный призрак больше не вызывает у него панического ужаса. Наоборот, ему захотелось вновь увидеть ее, поговорить с ней, расспросить о том, что произошло тогда в лесном доме, что заставило ее так поступить. У него появилась непонятная ему жажда слышать ее тихий, теряющийся в звуках окружающего мира, голос, оправдаться перед ней, просить прощения…Заслуживает ли он прощения? Заслуживает ли он того, чтобы она согласилась выслушать, понять?

На голых почерневших осинах кое-где задержались ярко-лимонные листы, вспыхивая в лучах солнца, которое почти не грело, а только подкрашивало золотом увядающее великолепие осени, ее последний прощальный привет.

На покосившихся крестах монастырского кладбища позванивали металлические венки, по ржавым кованым оградам, громко каркая, расселись вороны. С ясного, казалось, неба неслышно слетал переливающийся на солнце снег, тихо опускаясь на твердую от ночного заморозка землю.

Сергей увидел дубовую скамейку, недавно поставленную тут молодыми послушниками. Захотелось отдохнуть от всего, – от яркого и холодного неба, от собственной вины и нечистой совести, от тяжелых, нескончаемых снов, развязка которых все не наступала, от страшных воспоминаний, от какого-то полного внутреннего крушения, превратившего налаженную, обеспеченную, полную удовольствий жизнь в груду обломков…

Как всегда в мгновения невыносимой боли, он потянулся рукой к медальону. Золотая подвеска ответила теплой нежностью, невыразимой, как потайные движения души.

Горский проснулся сегодня утром и обнаружил, что медальон исчез. Благо, в келье искать его долго не пришлось – вещица лежала в ладанке под образами, игриво поблескивая густым старинным золотом. Сергей вздохнул с облегчением.

– Опять ты за свое! – обращался он к украшению, словно оно было живым. – Что ж ты меня так пугаешь?

Вот и сейчас он трогал подвеску, словно руку любимой женщины, и думал о Лиде. Почему снова о ней? Какой-то поэт называл плывущие по небу облака «грустью влюбленных»…Почему он думает об этом? Почему хочется плакать от необъяснимой грусти, вспоминая ее легкую фигурку в пустоте храма?

– Я жил среди теней, – внезапно подумал он, – принимая их за живых людей!.. Я ловил ускользающее счастье, которого не мог найти в том, придуманном мной мире. Что же теперь? Я гоняюсь за тенью среди живых? А она ускользает от меня, словно далекое облако…Какой бред! Я схожу с ума? Существует ли где-нибудь бальзам от черной тоски?

В глубине дубовой аллеи, вся в сверкании золотого снега появилась фигурка девушки, в длинном пальто и шарфе. Под каблуками ее сапожек похрустывали мерзлые листья.

– Призраки приходят неслышно, как туманный сон, – сказала она.

– А под твоими ногами хрустят листья!

Она засмеялась, запрокидывая голову с тяжелым узлом волос на затылке. Снег не таял на выбившихся из ее прически прядей, сверкал алмазами, словно сказочная корона…

– Я не призрак!

Сергею нравился этот сон, не похожий на те, которые он видел длинными нескончаемыми ночами. Лида была красивее, чем наяву, с розовыми от мороза щеками, в модном пальто. И главное, она не винила его ни в чем, не смотрела с ненавистью, с тяжелым укором. Ее глаза были прозрачны, как зеленоватая озерная вода. Он тонул в них и не хотел возвращаться.

– Это все бабушкино зелье, – сказала она просто, как о чем-то обыкновенном. – Мое тело стало как мертвое, но ненадолго, всего на сутки. А потом я проснулась, в гроте, и ничего не могла вспомнить…

– Мы с Богданом отнесли тебя туда, мы думали… мы…– Сергей решил, что в этом сне он наконец-то получит все объяснения, которые не давали ему покоя. На всякий случай он спросил, – Я сплю сейчас?

Лида наклонила голову на бок, посмотрела пристально и лукаво, чуть улыбнулась.

– Может быть!

– Это не важно! – поторопился заверить ее Горский. Он вдруг испугался, что она уйдет, оставит его одного, – на этой скамейке, на этой земле, среди всех этих холодных звездных небес, безграничных, как ожидание. Внезапно, словно молния, пронзила мысль, что делает этот жесткий мир теплым и прекрасным, словно ладонь ребенка. – Не уходи! – взмолился он, взяв ее маленькую холодную руку в свою.

Лида села рядом, вздохнула чему-то своему, поправила волосы.

– Теперь не уйду!

Сергей, не понимая, что делает, наклонился и осторожно поцеловал ее холодные губы, чувствуя, как кружится голова и сердце бьется, как сумасшедшее. Он ощутил, как вечный холод в его душе начал растворяться и таять, подобно льдинке в сердце Кая, заколдованного Снежной Королевой.

– Ты ведьма, – шептал он, задыхаясь от счастья, – я всегда знал это! Ты хотела напугать меня, проучить! Да? Ответь же!

– Я ведьма! – отозвалась она, словно эхо в раю.

– Ты превратилась в козу? – задал он глупый вопрос.

Лида расхохоталась.

– Представляю себе, что с вами было, когда вы обнаружили вместо меня козу! Жаль, что не видела!

– Ага! – с такой же глупой улыбкой подтвердил Сергей. – Мы ужасно испугались!

– Когда я пришла в себя, не могла ничего понять. Где я? Как попала в пещеру? Смогу ли выбраться? Попыталась встать, но тело совершенно не слушалось. С невероятным трудом удалось доползти до выхода. Хорошо, что питье продолжало действовать – я не чувствовала ни тепла, ни холода, ни боли, только туман и пустоту внутри. Сколько времени ушло на то, чтобы разбросать камни и выйти, не помню. Думаю, что много. Постепенно я погружалась в те видения или бред, которые вызвал напиток, не видела ничего вокруг, не слышала звуков…Дышать и то было трудно. Вдруг бабушка как будто говорит мне прямо на ухо:

– Лидия, негоже забывать советы! Кровь! Только свежая теплая кровь животного может нейтрализовать действие яда! Помнишь?

И я вспомнила. Баба Марфа, давая мне склянку с зельем, говорила, что если потом плохо станет, то поможет кровь животного. Но я тогда не придала этому значения! Я о тебе думала, и об Алене… Боль мне рассудок затмила.

– А потом?

Сергею казалось, что он все-таки спит. Зелье, кровь…Баба Марфа и вправду была колдунья! А он сомневался. Может, она свою силу Лиде передала? Для того и ядовитую жидкость пришлось выпить?