Опасная любовь

Антонина Мамадышкина и Марина Лианова прижались друг к другу висками.

Они бы углубились в тему Плескачёва озера, и следователь высказал бы свою догадку, а майор изложил бы свои доводы, но помешал мобильник Леденцова бравурной мелодией. Прямо-таки чеканил шаг, уводящий из кабинета. Майор послушал. Что-либо прочесть по его лицу не мог даже Рябинин, но вот плоские губы Леденцова дрогнули, как гладкая вода, в которую где-то далеко бросили камень.

–  Что?
– не утерпел Рябинин.

–  Рассуждает, а Палладьев его взял.

–  Выследил?

–  В «обезьяннике» уже сидит. Сюда его везти?

–  Сами в РУВД поедем…

По дороге Рябинин думал, что киношные боевики складываются из притёртых кубиков: стрелки, киллеры, разборки и трупы. А ведь уголовное дело смахивает на водный поток, который разбегается на десятки ручьёв. По ним приходится ходить, пока не упрёшься в очередной тупик и не перекинешься на следующий ручей. На что они перекидываются сейчас?…

В кабинете оперативников кроме Палладьева сидел плотный туго-вихрастый мужик. Видимо, задержанный. Следователь и майор представились, чему тот неожиданно удивился. Поморгав мясистыми веками, своё удивление выразил словесно:

–  Правда, того… прокуратура?

–  Он принимает нас за мафию, - объяснил Палладьев,

–  Это же здание РУВД, - удивился майор.

–  В газетах пишут, мафия всюду проникла, - буркнул задержанный.

Рябинин не поленился и предъявил ему удостоверение. Задержанный обиженно кивнул на Палладьева:

–  Этот лось чуть меня не придушил.

–  Подумал, что ты гравий воруешь.

–  Кто вы и что вы?
– потребовал Рябинин.

–  Моя фамилия Напрасников. Ребята, вы мне и нужны! Паспорт у меня в гостинице. А я приехал с Кольского в поисках дружка, Афанасия Сомова. Вот и кантуюсь.

–  Подробнее, - велел Рябинин.

Напрасников поёжился, отчего куртка на загривке слилась с колтунистым затылком, а раскосый взгляд придал его фигуре ещё большее сходство с медведем.

–  Афанасий более двадцати лет отмантулил на апатитовых шахтах. Заработал деньжат и подался сюда. Начал дом строить. Уже завершил, осталось зарегистрировать. Да вот уехал и пропал.

Он по очереди и пытливо оглядел присутствующих, пробуя вычитать ответ. Притушенные взгляды оперативников ничего не сказали уже хотя бы потому, что только сейчас проступила зримая версия.

–  Давно Сомов уехал?
– спросил майор.

–  Больше месяца.

–  Занимался дома делами?

–  Не только,

–  А чем ещё?

Напрасников пошевелил локтями и плечами, словно по его спине что-то бежало. Когда же оно пробежало, он выразился нецензурно, добавив, чтобы все поняли:

–  Афоня-то вертанутый.

–  То есть?
– выразил Рябинин общее непонимание.

–  У него башка ломом подпоясана.

–  Переведи-ка, братец…

–  Он женился!

–  В своих Апатитах?

–  Здесь, за этот месяц.

Оперативники дружно помолчали, потому что все их версии начали сыпаться. По крайней мере, утонувший жениться вроде бы не мог. Значит, не он.

–  На ком женился?
– Палладьев не удержался от резонного вопроса.

–  Да вон на той, - кивнул он на капитана. Палладьев достал изъятую фотографию и протянул

Рябинину. Они с капитаном разглядывали долго и как бы непонятливо.

–  На какой женился?
– спросил Рябинин.

–  На симпатичной, на правой.

–  Откуда вы знаете?

–  Фотку-то в письмо вложил. Ну, и поделился, что жена ему в дочки годится. Как принято у артистов. Писал, что с этой женой куда-нибудь на время смоются отдохнуть…

–  Где письмо?

–  Выбросил, а фотку оставил.

–  Что он ещё писал?

–  Я и говорю: башка ломом подпоясана. Про тёплые воды, про ангельские грибочки…

Палладьев смотрел на майора, ожидая его комментарий; Леденцов поглядывал на Рябинина, дожидаясь первых слов следователя. Рябининские же мысли сталкивались и отскакивали, как шары в лототроне… Выходило, Мамадышкина была права, что Марина сбежала с мужиком. Выходило, что в парке утонул не Сомов… А как же хибинская флора в его кармане? Ангельские грибочки. Выходит, их собирала Мамадышкина для Марины? Для Сомова?

Рябинин обратился к Напрасникову:

–  Сейчас вы с капитаном съездите в гостиницу за паспортом, а потом глянете на своего приятеля.

–  Гляну… Зачем?

–  Он или не он. Называется опознание.

–  Что же, я Афанасия не узнаю без всякого опознания?

–  Придётся съездить в морг. Казалось, его мясистые веки отяжелели так, что были готовы закрыться. Он потоптался уж совсем по-медвежьи и спросил обиженным голосом:

–  Зачем же… в морг?

–  Может быть, и напрасно, - успокоил его Рябинин… Знает ли Маринина родительница, что дочка вышла замуж? Да и вышла ли? За кого - за утопленника? А где жених?

–  Сергей, ангельские грибочки - это?

–  Содержащие псилоцин и псилоцибин. Наркотики растительного происхождения.

–  Выходит, Мамадышкина с Палладьевым ходила за ними для Марины. Только я не понял, кто и зачем на них напал?

–  Сергей, наркотики же! Побережье захватила наркомафия. Грибки растут ведь только на Плескачёвом озере. Милиция борется.

Рябинину не давала покоя одна мысль… В желудке Сомова были эти грибки. Нормальный человек есть их не станет. Но где там нормальность, если наркота? Такая и женитьба…

Палладьев со свидетелем вернулись. На лице Напрасникова были изумление и страх:

–  Афанасия… утопили…

–  Так, посидите у дежурного. А мы берём Артура - и в коттедж.

Несколько коттеджей стояли вразброд. Каждый претендовал на какую-то архитектурную особинку, но поскольку все были из красного ничем не отделанного кирпича, то казались на одно какое-то краснорожее лицо.

Мамадышкина переминалась у входа.

–  Мы к вам в гости, - сообщил ей Палладьев.

–  А я не звала.

–  Не в гости, а с обыском, - поставил всё на своё место Рябинин и тут же поправился: - Вернее, с осмотром нежилого строения.

–  А зачем Артур?
– Ему Мамадышкина удивилась больше, чем оперативным работникам.

–  Он ищет невесту, - веско объяснил Рябинин, приглядываясь к Антониной реакции, которой, однако, не последовало. Чёрная, высокая, несгибаемо-прямая девушка казалась длиннющей головешкой, которая того и гляди задымит.

Они начали осмотр. Мебель, два телевизора, неясные картины, множество ковров… Стены одной большой комнаты обиты ими, и голоса здесь тухли, словно их задувал ветер. Пахло травами, почему-то в этом дворце неуместно, как духами в казарме.