Опасная любовь

Лариса выбежала на улицу. Напротив дома был небольшой скверик с детским городком. Она, не раздумывая, легла в песочницу: отсюда хорошо был виден подъезд и машина Валета.

Холодный, влажный песок обжигал грудь и живот, Лариса дрожала, согревая себя мыслью, что теперь-то Валет никуда не денется. Он уничтожит деревенскую дрянь, или Лариса уничтожит его. Скорее всего они грабят квартиру, а может, и хозяев убьют или покалечат. Завтра она вернется сюда, осторожно узнает, что же случилось в доме.

Минут через двадцать из подъезда вышел Шпиндель с чемоданом в руке. Точно — ограбление! За ним — высокая светловолосая девушка в розовой куртке поверх домашнего халата. За девушкой, почти вплотную, шел Валет. Когда они повернули к машине, Лариса увидела, как в его руке блеснуло острие ножа, прижатое к спине девушки.

Они насильно вели ее к машине! Лариса услышала, как всхлипнула девушка, злобно заматерился Валет.

Это не просто ограбление, но еще и похищение!

Дождавшись, когда машина стремительно рванулась с места в сторону Остоженки, Лариса побежала к своей и, погасив фары, поехала следом. Она бы потеряла бандитов из виду, но на углу Валет остановил машину, подобрал Керосина… А что здесь делал этот тупой верзила? Потом, потом, главное — не упустить их из виду!

Чем дальше уезжали они от места преступления, тем сильнее уверялась Лариса в своей догадке: конечный путь маршрута — старый трехэтажный дом в Замоскворечье. Скорее всего именно там Валет снял квартиру, чтобы держать в ней свою пленницу.

Или хозяин квартиры — их сообщник. Но это вряд ли. Держать похищенную женщину в своей квартире согласится разве что круглый дурак. А вот снять квартиру на месяц, заплатив вперед большие деньги, можно и без документов, или — по фальшивому паспорту.

«Вот и попался ты, Валет, — злорадно думала Лариса. — Теперь у тебя только один выход — уничтожить деревенскую дрянь!»

Аристарх открыл глаза. Желтоватое ночное небо низко висело над ним. Даже в глухую полночь, в самую пасмурную погоду небо над Москвой было не черным, а желтоватым. Приподнявшись на локте, Аристарх осмотрелся: забор, корявые железные коробки ларьков, картонные и деревянные ящики, битые кирпичи…

Голова раскалывалась от боли. Аристарх осторожно притронулся к макушке, нащупал огромную шишку. Между стенками ларьков и забором впереди мерцала в призрачном свете фонарей улица.

Аристарх осторожно поднялся на ноги, отряхнул плащ, шагнул вперед. Голова закружилась, дернулись и поплыли над улицей радужные круги фонарей. Аристарх прислонился к железной стене ларька, расставив руки.

Где он? Что с ним?

Постепенно всплывали в сознании звенья минувшего дня, вначале отрывочные, а потом все более и более выстраиваясь в четкую цепь событий. Утро: он оставляет Ирку дома, а сам уходит в театр. Сердитый Эйнштейн… разговор о предстоящей премьере, долгая репетиция, главный решил наверстать упущенное. И — постоянная тревога за Ирку, звонки домой через каждый час. День: получасовой перерыв на обед и снова репетиция, Шура… тревожные мысли об Ирке. Вечер: спектакль, он не играл, а мучился. Едва опустился занавес, как он побежал звонить Ирке. У нее все нормально, ждет его. Быстро переоделся, не стал ждать Бориса, помчался к метро. «Кропоткинская», Остоженка, свернул на улицу Дмитриевского, до дома минуты три ходьбы…

И все.

Аристарх еще раз прикоснулся пальцами к шишке на голове — больно. Вряд ли он поскользнулся, ударился головой, потерял сознание. Значит… его кто-то ударил сзади! Ударил и потом затащил за железные коробки ларьков, не сам же он забрался туда!

Головокружение понемногу проходило. Аристарх оторвал ладони от железной стенки и, осторожно ступая, вышел на улицу. Он по-прежнему был в трех минутах от дома — это же улица Дмитриевского! Аристарх проверил свои карманы: ключи, паспорт, бумажник были на месте. Его не пытались ограбить!

Или убить, или задержать…

Задержать? Чтобы он… чтобы он не так скоро вернулся домой, потому что там… Ирка!

Аристарх посмотрел на часы — половина одиннадцатого. Час назад он должен был вернуться домой. За этот час многое могло случиться. Неужели — случилось?!

Стиснув зубы, Аристарх побежал вниз по улице. Вначале осторожно, опасаясь новых приступов головокружения, а потом все быстрей и быстрей. Он мчался по ночной улице, моля Бога о том, чтобы Ирка была дома, живой, здоровой…

Ворвался в подъезд, влетел в лифт, задыхаясь, ткнулся головой в холодную стенку. Как же медленно полз вверх этот лифт, как же медленно!

Он позвонил в дверь и замер, прислушиваясь. Там, за дверью, должна быть Ирка, сейчас она идет в прихожую… шаги… Он должен слышать ее шаги! Тишина. Сейчас… еще мгновение, и она спросит: кто там? Это ты, Арик?..

Тишина!

Аристарх открыл дверь своим ключом, метнулся в комнату, на кухню, по привычке заглянул и ванную. Ирки в квартире не было. А ведь он звонил ей после спектакля, и она сказала, что ждет его, уже устала сидеть одна в квартире.

Теперь ее не было здесь.

Они приходили. Они увели Ирку, его любимую женщину, его жену. Суки! И что же это означает? Они позвонят и скажут свои условия, или… или он уже никогда не увидит ее?

Как они вошли в квартиру? Он же сто раз повторил Ирке, чтобы никому чужому не открывала дверь! Аристарх поплелся в прихожую, внимательно осмотрел замок с внутренней и наружной стороны — замок как замок. Никаких подозрительных следов.

Он вернулся в комнату, сел в кресло. Взгляд его остановился на журнальном столике. Там белел листок из телефонной записной книжки. На нем вверху крупным Иркиным почерком было выведено: «Дорогой Арик!..»

С трудом, судорожными толчками, будто продираясь сквозь прозрачный, уже застывающий клей, в который вдруг превратился воздух в комнате, рука Аристарха потянулась к листку. Пальцы долго не могли схватить его, невероятно тяжелым показался он.

Аристарх поднес листок к глазам, уже понимая, что случилось нечто кошмарное.

«Дорогой Арик! Я больше не могу так жить. Я долго терпела наше жалкое существование, прощала тебе глупую ревность. И даже твою грубость по отношению к Степану Петровичу простила. А он очень хорошо ко мне относился и ничего не требовал. Он просто хотел помочь нам выползти из той ямы, в которой мы оказались. А то, что Миша не пускал тебя в комнату, Степан Петрович не знал об этом, а когда я сказала ему, он очень расстроился, и пообещал, что больше такое не повторится. Я все прощала тебе, я думала, ты действительно меня любишь. Но простить измену не могу. Ты провел ночь с женщиной, которая работает вместе с тобой в театре, ее зовут Шура Ланкина. Мне устраивал сцены ревности, а сам! Как ты мог, Арик? Ты оскорбил меня. И я согласилась лететь на Канары, документы давно уже были готовы, хотя я и не думала соглашаться. Но теперь я не обязана быть тебе верной. Я улетаю сегодня ночью, когда ты прочтешь эту записку, я буду уже в самолете. Не ищи меня. Вернусь дней через десять, тогда и поговорим, если хочешь. Ирина».

Аристарх еще раз прочитал Иркину записку, потом вскочил на ноги с единственной мыслью: в аэропорт! Откуда улетают самолеты на эти проклятые Канары? Из Шереметьева? Вернуть ее, любым способом вернуть, пусть там хоть десять телохранителей! Он все… все объяснит ей, она поймет! Вернуть…

У двери он остановился, понурив голову, побрел обратно в комнату. У него не было денег на такси до центра, не говоря уже о Шереметьеве. Да и поздно уже. Они специально так подстроили, чтобы у Ирки не было времени на раздумья. Рассказали про Шуру, Ирка вспыхнула и согласилась. А тут еще и он задерживается, говорил, что бежит домой, волнуется, а на самом деле…