Опасная находка

Я ощущаю себя так, словно за мной наблюдают. Ощущение слежки не исчезает с того момента, как мы покинули остров. Но после вчерашних новостей оно усилилось. Я всматриваюсь в серые дома и пустынное пространство вокруг них, ища источник этого чувства, но мы, похоже, не вызываем у местных жителей ни малейшего интереса. Никто на нас не смотрит. Если тот, кто убил Шарпов, каким-то образом нас выследил, если за нами действительно следят, то ничем пока себя не выдают. Конечно, это чувство может быть обусловлено и чем-то совершенно другим. Я думаю о холодном шампанском, которое мы пили на Бора-Бора, — неужели это было всего неделю назад? Шампанское, отправленное нам с другой стороны света. Эдди ведь тоже мной интересуется. Разве не мог он послать кого-то следить за мной после моего возвращения? И теперь он проверяет меня, наблюдает. Я охватываю взглядом весь жилой комплекс. Вон молодой белый парень шагает у парковки, прижав телефон к уху. Чернокожий мужчина сидит в рабочем фургоне, готовясь уезжать. Старая леди входит в дом напротив, волоча на буксире сумку на колесиках. Ничего подозрительного. Никто не выглядит как убийца. Никто меня не ищет, я лишь промокшая женщина, ждущая, пока кто-то ответит на звонок в дверь. Я смотрю вверх, на сотни окон, в которых отражается серое небо. Так много окон. Куда больше, чем в самолете на дне южной части Тихого океана.

Я снова нажимаю на кнопку звонка. Долго, неторопливо.

Фил вздыхает. Камера чертовски тяжелая. Я его не виню.

Сейчас девять утра. Они наверняка уже проснулись. Я не сплю с рассвета, и со всей возможной искренностью утверждаю, что это не лучшая идея для плавного возвращения к работе. Сегодня мне предстоит каторжный труд. Я мало знаю Холли, но этого достаточно, чтобы понять: сегодняшняя работа будет изматывающей. Но, как говорил Мураками, мастер каторжного труда: «Боль неизбежна. Страдание — личный выбор каждого».

Я снова нажимаю на кнопку звонка.

— ЧТО?! Какого хрена вам надо? Что? — раздается резкий и агрессивный голос за металлической решеткой входа. Это женщина, и явно старше Холли, голос более грубый и хриплый. Я рискую предположить, что мы разбудили миссис Байфорд.

Я нажимаю на кнопку связи и говорю:

— Здравствуйте, вы Мишель Байфорд? Это Эрин. Эрин Робертс. Я здесь, чтобы увидеть Холли. Мы должны были встретиться с ней сегодня в девять. Для съемок.

При звуке своего голоса я внутренне вздрагиваю. Я знаю, что слышат люди в моем голосе: привилегированность, снисходительность, слезливый либерализм.

Господи, я сегодня совершенно не в форме. Дэниел и Салли Шарп заняли все мои мысли. «Соберись, Эрин».

Тишина. Фил снова вздыхает.

— А, да. — Тон ее изменился, в нем появилось смирение с неизбежным. — Тогда вам, наверное, лучше подняться, — раздраженно бормочет она.

Дверь жужжит, клацает, мы входим.

Я рассказала Филу, чего можно тут ожидать, но без конкретики, ее у меня не было: только общее ощущение, которое создавала Холли своим взглядом и своей улыбкой. Фил видел первое интервью, так что, уверена, он тоже это уловил. Так или иначе, он предупрежден: не позволять ни во что себя втягивать.

Квартира Байфордов находится на шестом этаже, а лифт, ясное дело, не работает. Я бы удивилась, если бы у Фила остались силы во что-то ввязываться после подъема на шестой этаж по лестнице с тяжелой камерой в руках.

Мишель, хмурясь, стоит в общем коридоре, в пушистых тапочках, махровом голубом халате и пижаме с надписью «Сначала налейте мне кофе». Она явно только что встала с постели. Холли не видно. Возможно, она все еще спит?

Мишель выглядит изможденной. В моих заметках сказано, что она работает на полную смену в супермаркете. Пятнадцать лет, с тех пор, как ушел отец Холли. Не хочу быть грубой, но разве ей сейчас не нужно быть на работе?

— Здравствуйте, Мишель. Рада с вами познакомиться. Простите, что так рано, — говорю я, и к моему удивлению, она пожимает мне руку.

Отстраненная улыбка. Она, похоже, о чем-то беспокоится.

— Вам, наверное, стоит сразу начать и включить эту штуку. — Она жестом указывает на камеру Фила.

Мы с Филом переглядываемся, и камера взлетает ему на плечо. Красный огонек горит.

— Я просто не хочу повторять это дважды. — Мишель смотрит на меня и хмурится собственным мыслям. — Вам лучше войти. Я поставлю чайник. — Она шуршит тапочками по линолеуму пола. Мы следуем за ней. Я начинаю понимать, что Холли нет дома.

Мишель хлопочет в узком пространстве кухни.

— Во-первых, мне велено звонить в полицию, как только кто-то придет и станет задавать вопросы. Вы не против, если я сейчас быстренько им позвоню? — Похоже, ей стыдно. Этой женщине стыдно жить по правилам, на которые она не подписывалась.

Я качаю головой, я не против. Но слово «полиция» грохочет у меня в голове. Полиция — это вовсе не то слово, которое я рассчитывала услышать сегодня.

— Простите, Мишель, но я действительно не имею ни малейшего понятия о том, что происходит. Что-то случилось? — Я оглядываюсь на Фила, вдруг он понял. Я что-то пропустила?

На долю секунды мне кажется, что на самом деле она будет звонить в полицию из-за меня. Из-за самолета. Из-за Шарпов. Но это, конечно, абсурд. Мишель ничего не знает. Она со мной даже не знакома. И вчерашний мимолетный порыв позвонить в полицию, который возник у меня после того, как мы узнали о Шарпах, давно испарился. Вовлекать полицию на этом этапе — определенно не лучшая идея. Мишель поднимает палец и подносит телефон к уху: «Подождите».

— Здравствуйте, это Мишель Байфорд. Могу я поговорить с Энди? — Снова пауза, и мы ждем, напряжение копится в воздухе, как застоявшийся запах сигаретного дыма на кухне. — Спасибо. Алло, привет, Энди, да, спасибо. Нет, нет, пока нет, нет, ничего такого, просто тут у меня в квартире люди, спрашивают насчет Холли. Нет, нет, ничего такого. Да, да, я знаю. — Она нервно смеется. — Нет, они из благотворительного тюремного фонда. Они в тюрьме брали интервью у Холли, для фильма. Да. Эрин, да…

При упоминании моего имени я бросаю взгляд на Фила. Этот полицейский, с которым она говорит, знает меня. Он знает обо мне. Какого черта тут происходит? Мишель снова поднимает палец: «Подождите».

— Да, и мужчина… — Она не знает имени Фила. Эту формальность мы пропустили.

— Фил, — подсказывает тот. — Оператор.

Краток, как всегда.

— Фил, оператор. Да, да, я скажу им, секундочку, да… тут, через десять, пятнадцать, хорошо, одну секунду. — Она отодвигает телефон от лица и обращается к нам. — Энди спрашивает, не подождете ли вы его десять-пятнадцать минут. Он хочет задать вам несколько вопросов, если можно.

Я смотрю на Фила, он пожимает плечами.

— Конечно, — отвечаю я.

А что еще я могу сказать? Ответить «нет»? «Нет, боюсь, я не могу остаться и поговорить с полицией, Мишель, потому что я только что украла два миллиона долларов и, возможно, стала причиной смерти двух ни в чем не повинных людей». Думаю, единственный вариант для меня — остаться. Остаться и попытаться вести себя как обычно. «Конечно» именно это и выражает.

Первый день на работе, а меня уже допрашивает полиция. Желудок скручивается узлом.

Мишель снова подносит телефон к уху и обращается к Энди. А я вдруг понимаю, что тут происходит, за что себя и хвалю. Скорее всего, Холли нарушила правила досрочного освобождения. Вот в чем дело, в чем-то подобном, но отчего-то ладони у меня потеют.

Мишель продолжает говорить по телефону.

— Энди, да, да, все хорошо. Они будут ждать тут. Нет, нет, я так не думаю. Конечно. Конечно, я сделаю. Да. Хорошо. Скоро увидимся. Хорошо. Пока. — Она вешает трубку и улыбается безжизненному телефону. Точнее, полагаю, улыбается Энди, сидящему где-то в офисе.