Опасная связь

— Ах вот как? — разжимает пальцы. Расправляет спину. Видно по нему: подобного поворота он никак не ожидал.

— Прости… — Рыжая закусывает губу и плачет пуще прежнего. Совсем беззвучно, но, черт возьми, как же мучительно на это смотреть.

Подполковник с минуту травит ее неприязненным взглядом.

Приняв поражение, проходит к водительскому месту.

Открывает дверь, но садиться не спешит. На меня теперь смотрит.

Не кричит больше, не угрожает, но в глазах полыхает лютая ненависть. И вот что странно… Я могу его понять, ведь, по сути, забрал у него самое ценное. Его единственную дочь.

Я объявляю тебе войну.

Не говорит, но визуально я считываю и принимаю именно это.

Евгения Владимировна целует и сжимает дочь в объятиях. Тоже плачет. Тоже осознает, что как раньше уже не будет.

Когда они уезжают, спускаюсь по ступенькам вниз.

Саня, раздетая, замерзшая на холодном осеннем ветру, стоит, опустив голову, и сердце от этой картины на куски рвется. Такой она кажется сейчас маленькой и хрупкой…

Обнимаю крепко, притиснув к себе. Что чувствую — не разобрать толком. Это и бесконечная благодарность за ее смелость, и горькое сожаление о том, что ей пришлось делать этот выбор по моей вине.

— Поехали домой, родная, — забираю у подошедшего к нам Дмитрия вещи.

Сразу кутаю девчонку в свое пальто. Оно теплее, чем тонкий плащ, в котором она приехала.

— Скажи Максиму Витальевичу, пусть посчитает битую посуду и прочее. Я оплачу.

Бугай молча кивает.

— Идем, Саш, — веду ее к машине. Сажаю вперед, включаю обогрев салона и сидений.

Всю дорогу до нашего ЖК молчим. На парковке и пока поднимается в лифте — тоже. Ей нужно пережить случившееся, потому и не лезу с разговорами.

Помогаю снять платье и на пару с ничего не понимающим Тайсоном жду, пока она смоет макияж и выйдет.

Лупатому в этом плане повезло гораздо больше. Ему удалось оказаться по ту сторону двери. Пиздюку у нас все дозволено…

— Ты чего на полу?

Поднимаю голову.

— Тебя жду.

— Я все. Тебе… тоже надо, — задерживает взгляд на испачканной кровью рубашке.

Киваю.

Она уходит, Лупатый козой скачет за ней, а мы с конем премся в ванную комнату.

— Пиздец.

Расстегиваю пуговицы на рубашке, снимаю ее и швыряю в стиралку.

Склонившись над раковиной, умываю лицо. Нос разбит, незначительно припух, но перелома не наблюдаю. Удар подполковника Харитонова прошел по касательной. Что подтверждает наличие большого синяка, проступившего под правым глазом.

— Надо приложить, — Саша, неожиданно появившаяся в ванной, тянется к моему лицу. Принесла лед, обернутый в полотенце. — Кровь не идет?

— Нет.

— Болит?

— Ерунда.

— Ты все равно подержи пару минут, — советует, убирая руку.

Удивлен, что не злится. Думал, дома случится грандиозный скандал. Был к этому на все сто готов, понимал же: из-за меня ее отношения с отцом окончательно испорчены.

— Полегче?

— Да.

— Я постелила. Ляжем пораньше? Или ты голодный? — стеклянные глаза, пустой взгляд.

— Сань…

— Если хочешь, я что-нибудь приготовлю. Только надо разморозить, мы же думали, что поедим в ресторане…

— Сань, — качаю головой. — Ничего не надо.

— Тогда пойдем, пожалуйста, — дрожащими пальцами цепляется за мою ладонь.

— Пойдем.

Щелкаю выключателем. Следом за ней направляюсь в спальню.

— Иди сюда, — подложив под голову подушку, зову ее к себе, и она тут же устраивается на моей груди.

За окном гремят раскаты грома. Вон даже погода испортилась, под стать нашему настроению…

— Это было ужасно, — тихонько шепчет, первой нарушая тишину.

Ну, определенно, это был не тот вечер, который хотелось бы повторить.

— Его слова… Про то, что для него больше нет дочери… Ранили гораздо сильнее, чем пощечина, которую он себе позволил.

— Не принимай близко к сердцу, остынет. Сказал в пылу ярости.

— Нет. Ты не знаешь моего отца. Теперь я для него предатель.

— Погоди, — до меня только сейчас доходит смысл того, что я услышал. — Он тебя ударил? Когда это было?

Тело разом напрягается. Кровь моментом закипает.

Сука, и все-таки надо было врезать ему в ответ! Мудак старый.

— Мы ругались. Из-за моего отказа Богдану, из-за нежелания работать в полиции. Я дерзила и…

— Его это не оправдывает, — цежу сквозь зубы. — Ты поэтому ушла из дома, верно?

— Да.

Что ж. Стоило догадаться, что на такой решительный шаг ее могло сподвигнуть лишь нечто подобное.

— Илья, ты правда сказал ему, что женишься на мне? И что у нас будут дети, — привстает, поворачивается и внимательно на меня смотрит.

— Сказал, — пропускаю сквозь пальцы прядь ее прекрасных волос.

— Я пойду на это только тогда, когда буду уверена в том, что с прошлым покончено. Ты понимаешь, о чем я? — уточняет строго.

— Да.

— Кроме тебя у меня теперь никого нет.

— Значит, я стану всем.

— Станешь?

— Да. Не плачь, — вытираю большим пальцем слезы, скатывающиеся по ее щеке.

— Не хочу жить и бояться.

— Я все утрясу. Нужно время.

— Постоянно жить в страхе и думать о том, что тебя могут убить.

— Сань…

— Если… Если это произойдет… Я… Я просто умру, Илья. Ты понимаешь? Ты это понимаешь? М?

Ее трясет. Задыхается. Плачет навзрыд.

— Тихо, успокойся, — беру ее лицо в ладони. — Я вылезу из всего этого дерьма. Не сразу. Но вылезу.

— Ты обещаешь? — спрашивает, всхлипывая.

— Обещаю, Сань.

*********

— Кучерявый, а что за толпа истеричек там, у входа? Кого они караулят с утра пораньше? — интересуюсь первым делом, когда захожу к Абрамову в кабинет.

— Спасибо твоей Сане! Подложила свинью размером с мамонта, — недовольно ворчит он, протягивая ладонь для приветственного рукопожатия.

— А че такое? Ааа… подожди, так это твои фанатки? — прусь с него. — Ну точно! Как я сразу не догадался!