Опасная связь
Шрифт:
Прости, мамочка.
— Правда ли, что не общаешься с отцом из-за того, что стала певицей?
— Отчасти.
Стараюсь никак не реагировать на провокацию, однако в очередной раз поражаюсь. Откуда берут информацию? Я ведь нечасто о себе говорю, а в таком ключе и подавно.
— Сейчас твое сердце занято?
— Занято навечно.
— Имеет ли к этому отношение один известный депутат? — Стрелецкая растягивает алые губы в улыбке.
Вот же гадюка! Был уговор о том, что про это ни слова.
Звучит
— Поздравляю, мы успели!
— Почти.
— Услышим ответ на последний вопрос?
— Время закончилось, — мило улыбаюсь.
— Саш, вы очень красивая пара, все только о вас и говорят, — не сдается Майя.
— Пусть говорят, — разрешаю великодушно.
— Я поняла, — меняет карточку. — Прежде, чем мы отпустим тебя на сцену, предлагаю пройти небольшой бонус-блиц.
— Я не против.
— Продолжи фразу.
— Давай попробуем, — бросаю взгляд на Шейхман. Лицо — кирпич.
— Если бы я могла что-то изменить в своей жизни, то…
— Ничего бы менять не стала. Все так, как должно быть.
— Три отвратительных черты моего характера…
— Я вспыльчивая, ревнивая и чертовски упрямая не там, где надо.
— Я сожалею о…
Сначала порываюсь сказать, что сожалеть мне не о чем, но потом озвучиваю это:
— О двух вещах. О том, что однажды обвинила в воровстве тех, кто не был в этом виноват. И о том, что имела связь с парнем, у которого была девушка.
Привет Алеше Бондаренко и моей беспросветной тупости.
— Самый безумный поступок в жизни…
— Ночь с незнакомцем.
— Ого-го! Если бы не стала певицей, то…
— Работала бы следователем.
— Я прям представляю. Ладно. Я рада, что…
— Сожгла свою полицейскую форму, будучи навеселе.
— Ну ты даешь! — Майя округляет глаза. — Идеальный мужчина…
— Сейчас со мной рядом.
Она снова широко улыбается.
— Абсолютное счастье в…
— Любви. Когда она взаимна.
— Что сказала бы маленькой Саше?
— Почаще слушай свое сердце.
— Спасибо за то, что была честна и откровенна с нами.
Глава 65. Депутат Илья Андреевич
— Илья Андреевич, и вот это подпишите.
— Оставь на столе, чуть позже верну, — отвечаю Прохорову.
— Но это срочно.
— Пока не ознакомлюсь, подписывать не буду. Выйди, у меня прием, — смотрю на него недовольно.
Прохоров, поджав губы, удаляется.
— Извините, продолжайте, — обращаюсь я к женщине, сидящей напротив.
— Ну так и энти наркоманы мало того, что самый настоящий притон устроили, так к ним еще и ходят теперь покупать эту отраву, вы представляете?
— Представляю.
— Иной раз страшно выйти на лестничную площадку. Там постоянно кто-то сидит или лежит обдолбленный. Ладно я, пенсионерка. А у меня внучка-подросток, четырнадцать лет. Одна вот воспитываю. На днях она испугалась так, что ревела весь вечер. Ирод этот, Федорцов, пристал к ней, когда она со школы домой возвращалась. Под юбку полез! Чудом сосед с четвертого этажа проходил мимо! Заметил неладное и проследил, чтобы Любочка зашла в квартиру. Теперь встречаю и провожаю. Ну разве
можно, Илья Андреевич, вот так в страхе жить постоянно?— Ситуацию я понял. Скажите… К кому вы обращались с этой проблемой? — покручиваю ручку.
— В полицию. Направили к участковому. К нему ходила неоднократно. Заявление писала по поводу шума и беспредела, происходящего в семнадцатой. Мы даже с соседями подписи собрали, чтоб Федорцова выселили.
— И чем дело кончилось?
— Да ничем. Боится их Петька, как огня. Говорит, мол не знаешь, баба Таня с кем связываешься. Живи себе тихо-мирно. Молча. Это ж каким-таким образом? Если за стеной постоянный кошмар творится! — вытирает слезы платком. — Дверь подожгли мне вчера. Я терпеть такое должна?
— Успокойтесь, выпейте, — наливаю в стакан воду из графина.
— Пятый год так и живем, никакой управы на него нет, — обхватывает стакан дрожащими пальцами. — Чей-то сын поди. Или прикрывают его какие-то люди, как Петька говорит.
— Вы не переживайте, разберемся. Адрес оставьте мне вот здесь, — кладу перед ней листок.
— А петицию оставить? С подписями жителей дома. Я собрала.
— Оставьте.
«Перепропишем» вашего Федорцова. На тот свет, если понадобится.
— Ой, даже не верится, что все решится, — разнервничавшись, роняет свою петицию на пол.
— Решится, Татьяна Дмитриевна. Не сомневайтесь, — уже печатаю текст Черепу. Пусть наведаются с Калашом и Динамитом к этой Падле Эскобаре.
— Спасибо Вам!
— Да пока не за что, — встаю, чтобы проводить.
— А мне Светка из пятнадцатой говорит, не ходи ты к этому депутату. Отфутболят тебя, как пить дать. А я думаю, а чего не сходить? Народ о вас хорошо отзывается.
— Вы приняли правильное решение, Татьяна Дмитриевна.
— Ой, спасибо. Буду на вас надеяться. Всего доброго! До свидания, — закрывает за собой дверь.
Возвращаюсь к столу и беру в руки документ, который принес мне Прохоров. Двух минут хватает, чтобы понять: удумал подложить мне свинью, размером с центнер.
Сказал же, что не поддерживаю эту инициативу по строительству. Тупой. Ладно, позже разберусь.
— Илья Андреевич, — слышу голос Вики через селектор. — Звонила Султанова. Просила о себе напомнить.
— Как будто о ней можно забыть.
Она сдержанно смеется.
Марину Константиновну помнят и знают в лицо. Этот человек высадил у себя целый огород на балконе. Теперь там место закончилось, соответственно ей в голову пришла идея вскопать грядки на клумбах, расположенных вокруг девятиэтажки и взрастить там картошку с огурцами. Надо сказать, соседи подобного энтузиазма не оценили.
Участок ей нужен, где-нибудь в Подмосковье. Надо выбить по какой-нибудь социальной программе.
Бросаю взгляд на часы. Пора закругляться, иначе рискую опоздать. Что сегодня вообще неприемлемо, учитывая замысел.
Забираю из сейфа нужную мне вещь. Снимаю пиджак со спинки кресла. Встаю, подхожу к зеркалу.
Ну и морда. Не мешало бы как следует отоспаться.
Выключаю свет и закрываю кабинет на ключ.
— Вы уже уходите? — спрашивает секретарша.