Опасное лето

В Севилью мы выехали на следующий день. Погода была неважная, мы остановились в старой гостинице «Альфонсо XIII», сочетающей былое величие с неудобством, и направились в ресторан «Каса Луис», чтобы поесть перед корридой. Еда была отличная, бои – отвратительные.

Быки оказались никудышные, неуверенные, вдобавок их еще и умертвили пиками. Дело было не в том, что пикадоры как-то неправильно применяли варас – пики. Они не делали ничего против правил: удары наносились верно, в надлежащие места, напор быка сдерживался без проворачивания острия. Но с самим устройством пик что-то было не так, потому что в тушу быка полностью входил стальной наконечник и даже часть древка. Металлический кружок, который должен был мешать наконечнику пики проникать глубже одиннадцати сантиметров, сам скрывался в теле вместе с древком. Раны, которые наносили быкам пикадоры, называют медиа-эстокада, то есть «полклинка». Никто не знает, что матадор сможет сделать с таким быком, потому что до него животное доходит полумертвым от потери крови. Перед боем пики осматривает и опечатывает назначенный властями чиновник, он же выдает оружие пикадорам, чтобы никто не мог обвинить их или матадора, которому они подчиняются. Я не видел таких ранений, нанесенных пиками, с нехороших времен во Франции. Тогда случалось, что устроители боев закупали шесть могучих быков с длинными, тяжелыми рогами, и стальной ограничитель на конце пики вдруг почему-то оказывался кружком резины, покрашенным алюминиевой краской. Такие ограничители (их называют редондель) могли помешать наконечнику и древку войти в тело быка с таким же успехом, с каким резиновый кинжал – вонзиться в плоть. В результате быки попадали в руки матадору заколотыми до полусмерти. Я и некоторые другие люди всегда выступали против этих и других злоупотреблений с пиками на юге Франции, и все подобные ухищрения были мне хорошо знакомы.

В тот день в Севилье Мэри, несмотря на спавший жар, была все еще слаба, поэтому я не спускался перед боем к арене или патио де кабальос, конному двору, и не мог осмотреть пики. Их проверили и разрешили использовать, так что теоретически все должно было быть в порядке. Но раны быкам они наносили страшные.

После боя Антонио сказал, что пика повредила вену его второму быку. Это была чистая правда. Она вонзилась достаточно глубоко, чтобы пробить несколько сосудов, и, если бы пикадор продолжал давить на древко, попала бы в крупную артерию. Кровь шла светлая, она толчками изливалась из рваной раны на плече быка, стекала по ноге и оставляла цепочку капель на песке.

Я знал, как мастерски Антонио умеет работать с быками, способными хоть как-то биться. На Рождество я написал ему, что хочу приехать и написать правду, абсолютную правду о его работе и месте в корриде, чтобы это осталось в письменном виде и пережило нас обоих. Он хотел, чтобы я выполнил свое обещание, и знал, что справится с любым быком, который выйдет к нему из торила. И вот уже два дня подряд к нему выходили мелкие и незрелые бычки, и в этом был кто-то повинен. Всякий раз он испытывал отвращение. Большерогий бык в Кордове стоил ему сорок тысяч песет. Итоги боев в Севилье никого не обрадовали.

Мы с Биллом выехали обратно в Мадрид с первыми лучами солнца. Наши дамы собирались спать допоздна, а потом на маленьком сером «Фольксвагене» отправиться по красивой дороге в Малагу через Антекеру. Мы договорились встретиться в Гранаде, где выступал Луис Мигель, а на следующий день Антонио. Вечером, перед сном, жара у Мэри не было, и я надеялся, что отдых и солнце на «Консуле» поставят ее на ноги. Расписание боев было изматывающим, но после Гранады все бои, которые мы собирались посетить, были недалеко от Малаги, нашего временного пристанища.

Мы ехали в Мадрид под низкими, тяжелыми облаками и видели окрестности, только когда дождь ненадолго стихал. Нас обоих огорчала погода во время боев, недокормленные и незрелые быки, которых кто-то подсовывал матадорам. Билл сказал, что у него пессимистичный настрой на этот сезон. Севилья не вызвала у нас никаких чувств. Сказать в Андалузии такое про корриду было близко к богохульству. Считается, что люди, которым дорога коррида, обязаны испытывать к Севилье мистическое благоговение. Но за много лет я убедился, что относительная частота плохих боев там выше, чем в любом другом городе.

Мы видели аистов, изящно вышагивавших под дождем в поисках еды, и много разных хищных птиц. Я всегда радовался, когда видел ястреба или сокола, и понимал, как им сейчас трудно кормиться: в дождь мелкие птицы, их основная добыча, не отходят далеко от убежищ. После Байлена дорога, по которой нам предстояло много поездить, сворачивала к центральной равнине, и когда погода улучшалась, мы видели то там, то сям замки и деревушки с белыми домиками, открытые всем ветрам. Чем дальше на север, тем настойчивее становились местные ветра. Мы проезжали мимо вымокших от дождя деревень, полей с полегшей пшеницей и виноградников, где лоза за последние три дня, казалось, разрослась в полтора раза против прежнего.

Мы остановились заправиться и перекусить в баре при заправке – выпить стаканчик вина с куском сыра или парой оливок и запить все черным кофе. Билл никогда не пил за рулем, а я потягивал легкое розовое вино, бутылку которого держал в мешке с колотым льдом, и закусывал хлебом с сыром манчего. Эти места мне дороги в любую погоду, и я всегда с радостью проезжал последний перевал, попадая на неприветливые просторы Ламанчи и Кастилии.

Билл не хотел есть до самого Мадрида, потому что от еды его якобы клонит в сон за рулем, и он начал приучать себя к предстоящим поездкам, которые могли длиться сутки или больше. А поесть он любит, разбирается в еде и знает кухню Испании лучше, чем кто-либо другой. По приезде он поначалу обосновался в Мадриде, и постепенно они с Энни объехали все до единой провинции страны. Не было ни одного городка в Испании, где бы он не побывал. Он знал все вина, все местные блюда, какие-то особые деликатесы и самые лучшие места в крупных городах и небольших селениях. Лучшего попутчика трудно было придумать, да и за рулем он был надежен, как скала.

До Мадрида мы добрались как раз вовремя, чтобы успеть пообедать в «Кальехоне», узком, многолюдном ресторане на улице Бесерра, где мы всегда едим, когда с нами нет жен, поскольку здесь, по нашему общему мнению, подают лучшую еду в городе. Каждый день в «Кальехоне» предлагают блюда разных региональных кухонь, но свежие овощи, рыбу, мясо и простую, но восхитительную еду здесь можно найти всегда. Пить можно было тинто, кларет и вино из Вальдепеньяс в маленьких, средних и больших кувшинах. Вино было превосходное.

Конец ознакомительного фрагмента.