Опасность

– Нет-нет, – поспешно прервал я Лебедева, опасаясь, что сейчас мне будет вторично прочитана уже знакомая лекция. – В технических деталях я более-менее разобрался… Меня цель интересует. То есть зачем Иосиф Виссарионович все это затеял. Как вы думаете?

Лебедев развел руками:

– Он нам, извините, не докладывал. И кто бы из нас рискнул спросить?

– Согласен, – закивал я. – Согласен. Но все-таки? Мне в голову, по крайней мере, приходит пока только одна версия…

– Какая же? – заинтересовался старик. Я догадался, что и у него имеется какое-то возможное объяснение.

Я собрался с мыслями и попытался представить себя на месте Иосифа Виссарионовича. Получалось с трудом.

– Допустим, – начал я после мучительной паузы, – что он предвидел: после его смерти все здание зашатается. Начнут сомневаться в Учении, дойдут до Основ, отменят социализм и погасят свет в мавзолее вместе с выносом мумии. А как свет погасят, сам собой должен заработать аварийный генератор, который не совсем генератор… Ядерный гриб – и нет больше колыбели ревизионистов. Историческое возмездие Москве от покойного вождя. Ну, как вам гипотеза, Валентин Дмитриевич?

– Любопытна, – ответил Лебедев. – Но сразу видно, что вы, Максим, человек еще молодой. Вы того времени, в котором я жил, даже не нюхали… Тогда ведь никто из нас, даже сверхподозрительный Сталин, не мог подумать, что здание – как вы говорите – зашатается. Это бы показалось даже не вражеским наветом, а просто чушью. А уж про то, что когда-нибудь предложат Владимира Ильича выносить, – никто тогда и помыслить не мог.

– Но Сталина-то вынесли, – напомнил я, – и притом довольно скоро…

– Ах, Максим, – грустно вздохнул старик. – Вот вы говорите: Сталин предвидел, что после его смерти… Ну, не мог он ничего такого предвидеть! Не думал он, что его почти на десять лет подселят к Ленину. Он, к вашему сведению, вообще умирать не собирался. Почему-то ему к старости так стало казаться. Поверил, что он Бог, наверное…

– Интере-е-есно, – протянул я несколько озадаченно. – Так он, выходит, ничего не боялся? Тогда к чему вся эта затея с бомбой?

– По-моему, все довольно просто, – Лебедев посмотрел на меня, потом на заржавленный череп, украшающий табличку, потом снова на меня. – Сталин боялся. Любой Бог все равно боится заговора против себя. Какого-нибудь номенклатурного Люцифера из ближнего круга… Не мог же он всех своих сподвижников профилактически расстрелять, верно? Пришлось бы все равно набирать других – и что? Через неделю тоже расстреливать? Ему нужен был крупный козырь против всех – и он его получил. С моею, в том числе, помощью… Вот только старуха с косой не вписалась в расчеты великого и мудрого вождя. Он-то наверняка думал, что у него в запасе вечность. Но наступил год 53-й. А в шестьдесят первом году…

Слова Лебедева были внезапно прерваны бурными аплодисментами, раздавшимися позади нас. Я мгновенно обернулся. Аплодировал человек в белом халате. И в камуфляжном обмундировании, которое из-под халата выглядывало.

– Браво, господин Лебедев! – проговорил он. – Благодарю вас за прекрасную лекцию. Вы все замечательно объяснили… Между прочим, Максим Анатольевич, – обратился человек в халате уже ко мне, – бросьте-ка на пол свой пистолет. Носитесь везде со своим «Макаровым» как с писаной торбой. В добрых людей почем зря пуляете… Нехорошо! Я ведь без оружия.

Из-за его спины уже материализовалась парочка – тоже в халатах, но уже с десантными Калашниковыми. Один ствол глядел на меня, другой был направлен в грудь Лебедеву. Парочка была все из той же, знакомой мне уже обоймы. Блондинчик и Рукастый, Белый и Рыжий клоуны, два псевдоврача в Клингородке… теперь вот эти. Двое из ларца, одинаковых с лица. Было такое впечатление, будто всех этих мордоворотов выстругивал один и тот же папа Карло – пусть даже из разных поленьев.

– Бросайте «Макаров», – уже нетерпеливо повторил «предводитель добрых людей», – если ваш пистолет не стеклянный, то ничего с ним не будет. Не разобьется.

Пришлось бросить. «Макаров» не разбился. Но радости мне это не доставило. Уже в который раз за последние несколько дней в меня целили из огнестрельного оружия. Теперь к тому же и автоматического.

– Прекрасно, – сказал незнакомец, – теперь ногой отшвырните пистолет подальше… Так, отлично… Теперь я бы желал, чтобы вы со мною поздоровались.

Мы с Лебедевым промолчали. У меня было странное ощущение, что этого незнакомца я знаю. Что я его где-то видел… или не видел, но каким-то образом общался. При этом лицо его я наверняка видел впервые. Лицо без особых примет.

Знакомый незнакомец, не дожидаясь наших приветствий, сказал сам:

– Здравствуйте! Валентин Дмитриевич, можете мне не верить, но я чертовски рад вас видеть. Я вас так долго искал…

С этими словами он подошел к Лебедеву, протягивая ему руку.

– Не имею чести знать вас, – сухо произнес старик, отворачиваясь.

– Как угодно, – незнакомец сделал неуловимый жест рукой, и Лебедев, даже не вскрикнув, рухнул на пол. Я дернулся было к нему, но мордовороты моментально защелкали затворами.

– Не беспокойтесь, Максим Анатольевич, – мимоходом заметил незнакомец. – Я его не убил. Он просто без сознания, скоро придет в себя… А вот вам, уж не взыщите, своего рукопожатия не предлагаю. Вы тоже приемчики всякие знаете, вдруг драться начнете?

– Что, не любите драться? – осведомился я, безуспешно пытаясь понять, откуда же я, черт возьми, знаю этого самоуверенного деятеля в камуфляже под халатом.

– Не люблю, – подтвердил мой собеседник. – Видите ли, дракой должны заниматься те, кто ничего другого не умеет. А я еще кое-что умею.

Он вдруг закрыл лицо руками, словно бы переживая большое горе. И всего через мгновение открыл.

Это было совсем другое лицо. И это другое я узнал. Этот человек и впрямь кое-что умел делать, помимо драки.

– Теперь-то поздороваетесь? – он глядел на меня с довольной усмешкой.

– Здравствуйте, Борис Львович, – покорно сказал я.

– Вот это другое дело, – объявил Борис Львович Сокольский, внук деда-физика Сокольского и по профессии – визажист. Оказывается, есть у него и еще одна профессия. Кто бы мог подумать!

Сокольский, похоже, наслаждался произведенным эффектом.

– Не ожидали?

– Не ожидал, – искренне ответил я.

– Есть многое на свете, друг Горацио… – продекламировал Сокольский, а затем коротко бросил: – Каталки сюда!

Один из двух мордоворотов, забросив на плечо автомат, скрылся за створкой одной из дверей, ведущих в генераторный зал. Потом снова появился, волоча за собой больничную каталку. Затем он втащил сюда и еще одну, точно такую же.

– Мы их прихватили в коридоре по дороге сюда, – объяснил мне Сокольский. – И, как видите, они пригодились.