Опасность

Вот тебе и подарок судьбы, с горечью подумал я. Внуки бывают таким возмездием дедам, что те в гробах переворачиваются. Хорошо еще, что хоть Лебедеву с Петрушей повезло. А окажись на его месте Сокольский-младший? Давно бы выпытал из деда все секреты и прибрал бы их к рукам. Правда, сейчас уже не важно, кто чей внук. Сокольский-младший вместе со своими мордоворотами – здесь, а я – все никак не могу освободить одну-единственную руку. Как крепко привязал, подлец!

– Вы удовлетворили свое любопытство? – между тем осведомился Сокольский, бросая взгляд на часы. – А то мои мальчики бьют копытами, намекая, что нам уже пора в путь.

На самом деле один из мальчиков просто очень знакомо ерзал. В сортир он хотел, а не в путь. Ну, это ты успеешь, подумал я, а вслух произнес:

– Если можно, еще пару вопросов.

– Коротких – можно, – барственно разрешил Сокольский.

Я никогда не думал, что профессионал, даже из Стекляшки, станет так выпендриваться. Все-таки кадры в Разведупре – не чета нашим, решил я в очередной раз. Хотя в этот раз такая мысль меня нисколько не утешила. Поскольку сегодня выяснилось, что я тоже – кадр более чем посредственный.

– Один вопрос – насчет журналистки, – начал я.

– Какой еще журналистки? – с некоторым удивлением переспросил Сокольский. – Вы имеете в виду Марину… Марью… из «Московского листка», я правильно вас понял?

– Именно, – подтвердил я. По-моему, узел все-таки ослаб. Теперь важно было не останавливаться на достигнутом.

– Да, такая неприятность вышла, – повздыхал Сокольский. – Увы, везде соломки не подстелешь… Главное, началось все отлично: девица заглотнула наживку и сама начала раскапывать. Еще бы неделю – и такой бы скандал грянул по Москве… Сорвалось!

Слова Бориса Сокольского так меня удивили, что я даже забыл про чертов узел. Вот уж действительно: любопытство – не порок, а большое это самое.

– Зачем скандал? – я глянул в лицо предводителю диких: не шутит ли? Но тот не улыбался. – Вы собирались оповестить о сталинском подарке всю столицу? Ничего не понимаю!

Вопрос мой получился совсем даже не коротким, но и весьма пространным. Однако Сокольский посчитал нужным дать мне разъяснения. Как профессионал профессионалу.

– Вы не мыслите глобально, Максим Анатольевич, – заявил он мне снисходительным тоном. – Марина или Маша – не помню – все равно не нашла место, зато слух, наконец, перестал бы быть слухом. Без прессы хорошенько напугать верхние этажи невозможно. Пусть начнется паника, пойдут опровержения, очень хорошо, начнется суматоха… И только потом появляемся мы и объявляем: мы знаем, наши пальцы на кнопке. Извольте с нами считаться. Наши слова – не шантаж, а ультиматум!

Сокольский заметно воодушевился. На последних словах он уже начал жестикулировать – и сделался сразу похож на одного московского политика. Такого клоуна в клетчатом пиджаке. К счастью, у того-то не было Бомбы.

– И что вы потребуете от верхних этажей? – Я искренне надеялся, что в ответ Сокольский закатит мне речугу хотя бы минут на пять. Фанатики и психи, если их хорошо раскрутить, страдают недержанием речей. Борис Львович, по-моему, был начинающий фанатик. Ну, спой, светик, не стыдись!

– Первое требование, – торжественно запел светик, – остановить сокращение армии. Офицер должен быть уверен… – Тут вдруг Сокольский сообразил, что он не на митинге и не перед телекамерой. И опомнился. И укоризненно покачал головой, оборвав свою речь. – Мне кажется, дорогой капитан, вы просто тянете время. Если будем живы, договорим с вами в другой раз. Точнее, если вы будете живы… Что, едем?

– Подождите! – торопливо крикнул я. Ответ Сокольского объяснял далеко не все, да и узел оказался крепче, чем я думал. – Но почему вы тогда убили журналистку?

– Не убивали мы журналистку, – досадливо поморщился Сокольский. – Наоборот, если бы знали, мы бы к ней свою охрану приставили! Идиотское совпадение. Нашел бы этого бандита, лично бы придушил. Такой план подпортил, шакалья порода! – В голосе Бориса Львовича была нешуточная печаль, и я поверил. На Машу, естественно, ему было наплевать, но вот собственный хитрый план ему было жальче некуда. Узнаю школу Стекляшки.

– Как же вы теперь напугаете верхние этажи, без прессы-то? – поинтересовался я.

– Почему – без прессы? – изумился уже Сокольский. – Не на одной ведь девчонке этой свет клином сошелся! В том же «Листке» есть полным-полно честных щелкоперов, которые счастливы будут получить настоящую сенсацию. Чем честнее, тем лучше. Мы ведь не туфту ему предложим, а самый наиправдивый материал. Дайте нам еще неделю…

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Звук был такой, словно где-то неподалеку открыли три бутылки шампанского. Умеренно шипучего, без громкой пальбы.

На лбу очень удивленного Сокольского на мгновение вздулась красная вишенка, и он, не договорив, опрокинулся навзничь. Кажется, он даже не успел осознать, что именно произошло. Оба мордоворота в халатах тоже были застигнуты врасплох; хрипя, они повалились на пол вместе со своими автоматами. Все-таки я был прав – квалификация диких оставляет желать много лучшего. На мое счастье.

– Неделю! Ишь чего захотел…

Привязанный к каталке, я не мог повернуться и посмотреть, однако этот голос трудно было с чем-то спутать.

– Юлий! – воскликнул я.

Чрезвычайно довольный напарничек появился в поле моего зрения. В руке он держал пистолет с тем самым глушителем, который конфисковал у группенфюрера Булкина.

– Привет! – жизнерадостно сказал напарник. Выглядел он посвежевшим, загорелым и очень счастливым. Просто весь лучился. – А я только что из Алма-Аты. Утром прилетел. И сразу пришел сюда разыскивать этого вруна Селиверстова… А тут такая, можно сказать, компания. Я специально постоял, послушал. Очень много интересного узнал!

– Это просто фантастика, Юлий, – с чувством проговорил я, – насколько вы вовремя…

– Я всегда вовремя, – весело согласился напарничек, живо осматриваясь по сторонам. Взгляд его перебегал с предмета на предмет, пока не задержался на ржавой черепушке рядом с надписью «Опасно!». Юлий присвистнул: – Вот это да! Где я раньше был, вот болван…

– Мы оба болваны, – согласился я с самокритикой, дожидаясь, пока Юлий сообразит, наконец, меня отвязать. – Но победителей не судят. Теперь-то дело по-настоящему закончено. Вам, Юлий, обязательно дадут теперь майора…

– А вам что, не дадут? – осведомился напарничек. Он просто прилип глазами к ржавой черепушке, как пацан.

Если бы не моя нежная привязанность к проклятой каталке, я бы непременно махнул рукой. А так – просто сказал:

– Сомневаюсь… да и переживу. Главное – чтобы не мешали работать. Мне ведь еще Партизана искать, будь он неладен!

Юлий наконец-то оторвал взгляд от таблички и посмотрел, улыбаясь, на меня. Какой-то странный блеск обнаружился вдруг в его глазах. Он приблизился к моей каталке, покровительственно похлопал меня по плечу, но отвязывать не стал.