Опасные тропы

Котомцев с приезжим возвратились в селение. Илья Лукич послал приемную дочку на розыски Аракеляна.

— Зачем он вам потребовался? Что за человек? — поинтересовался гость.

— Не мне он нужен, а вам, — Аракелян у нас ведает водным хозяйством, — пояснил Котомцев. — Вот с ним вам и придется дело иметь. А насчет того, какой он человек, можно сказать одно, — золотой души, один из наших лучших колхозников. Всю жизнь по заграницам маялся, горб гнул, а потом вернулся на родную землю и трудится, от работы не оторвешь. Труженик. И душевный он, смирный.

— Смирный, говорите? — зачем-то переспросил приезжий.

— Смирен пень, да что в нем проку… Нет, Симон другим славен: кому надо — последнюю рубашку отдаст, с себя снимет и отдаст! Потому на чужбине нужду познал, почем фунт лиха, знает. А у нас, нечего греха таить, есть еще и такие, что и сыты, а глаза голодные, мало таких осталось, а встречаются.

— Пережитки это.

— Само собой, только наш Симон иного склада, справедливый, чувствительный…

— Чувствительный? Гм…

Асмик с удовольствием бросилась выполнять поручение отца, оно давало ей возможность лишний раз встретиться с закадычной подругой Майей, женой Симона. Майя оказалась дома, у нее был грудной ребенок, и молодая мать хлопотала возле него.

Обе неподдельно обрадовались встрече. Внешне, да и по характеру, подруги были совсем непохожи. Асмик — небольшого роста, круглолицая, с рдеющим румянцем на щеках, белизну которых не мог прикрыть даже летний загар, с широко открытыми на мир бездонными глазами, доверчивая, ласковая. Майя — прямая ей противоположность: высокая, успевшая уже располнеть, с невыразительным лицом, недоверчивым взглядом настороженно прищуренных глаз, всегда замкнутая, немногословная. Возможно, их связывала известная общность в судьбе — как и Асмик, Майя рано осталась без родителей.

Майя обещала немедленно разыскать мужа и прислать его к Илье Лукичу. При виде такой готовности подруги Асмик шутя поддразнила ее: сразу, мол, видно, как она влюблена в Симона, раз с такой прытью спешит к нему, должно быть, соскучилась, — с утра не видела. Но Майя шутку не приняла.

— Ты же знаешь, для меня Симон всё, — сказала она с глубокой грустью. — Говорят, в дочки ему гожусь, а я что-то годов его не чувствую, уж очень он добрый да ласковый. И честный, милый, это же все знают. Люблю я его, а быть с ним приходится мало — как сделали Симона ответственным за состояние каналов, ему совсем не до меня.

— Счастливая ты, — вздохнула Асмик.

— Придет время, и ты с Костей будешь счастлива, — сказала Майя, — ну, я побежала. Скажи — сейчас пришлю.

Глава тридцать вторая

Аракелян вскоре появился. Старик Котомцев познакомил его с Христофоровым. Инспектор водхоза с интересом разглядывал стоявшего перед ним колхозника. Аракеляи был, пожалуй, одного с ним возраста, до черноты загорелый, весь какой-то легкий — на движения, поступь, жесты. Втроем они весь день провели в поле, отдыхали в тени на берегу оросительных каналов, утоляли жажду сочными колхозными арбузами, свежим виноградом. К вечеру, усталые, но довольные проделанной за день работой, вернулись в селение. Аракелян пригласил к себе и инспектора, и старика Котомцева; Майя, жена Аракеляна, заранее накрыла на стол, все было готово к приему гостей, но Илья Лукич от угощения отказался и предложил решить, где эти дни будет жить командированный из Еревана товарищ.

— Желаете остановиться у меня — милости прошу, — сказал он, — хотите у товарища Аракеляна, тоже можно, у него дом просторный, на две половины.

Аракелян предложил Христофорову поселиться у него, поскольку приехал тот по вопросу, которым в колхозе занимается именно он, Симон Аракелян. Христофоров некоторое время колебался, неудобно-де как-то стеснять людей, особенно докучать Илье Лукичу: у него еще горе свежее, а тут чужой человек… Симон поддержал Христофорова, чуткость приезжего ему понравилась.

— Ну, смотрите, вам виднее, — согласился старик. — В таком случае оставайтесь здесь, отдыхайте, а завтра встретимся.

— До завтра, — инспектор пожал Котомцеву руку, и тот ушел домой.

Гостю дали умыться и пригласили к столу.

— Вы как наши армянские кушанья? — обратилась к нему Майя.

— Ем с удовольствием.

— Прошу отведать моего вина, — Аракелян взялся за кувшин.

— Спасибо, не откажусь, — повеселел Христофоров, — мне бы сюда чемодан мой от деда — там кое-что есть…

— Вон ваш чемодан, в углу стоит, — сказала Майя.

— Вот это дело! — Христофоров потер руки от удовольствия. — Тут у меня для такого случая найдется и покрепче.

Он вынул из чемодана бутылку «Столичной».

— Давайте-ка, друзья, выпьем за здоровье молодой хозяйки. Понимаю, понимаю, вам лично нельзя — младенец… Ясно. — Разлил водку по стаканам, себе и хозяину. — Ну, поехали, — и привычно опрокинул стакан. Слегка поморщился. Аракелян не отставал.

Закусили. Христофоров налил по второму.

— А теперь выпьем за вашу счастливую семейную жизнь, — предложил он взволнованно, но Аракелян попросил повременить.

Христофоров согласился.

— Откровенно говоря, — сказал он, — я чувствую себя сейчас не очень важно.

— Почему? — удивился хозяин.

— Как-то близко принял я к сердцу горе Ильи Лукича… То сына убили, а недавно дочь умерла — такое перенести нелегко…

Майя утирала повлажневшие глаза.

— Я от всей души его жалею… и Симон — тоже…

Христофоров резко махнул рукой, произнес с горечью:

— Все мы жалеем на словах. А вот на деле что получается? Сидим, выпиваем, а там старый человек убивается… Рассказал он мне давеча: на Асмик смерть приемной матери подействовала страшно, сны ей какие-то снятся, мерещится всякая чепуха… Ей бы старика поддержать, а тут ее поддерживать надо.

— Асмик — подруга моей жены, — заметил Аракелян.

— Да? Вот видите, друзья, нехорошо получается. Ну, выпьем, Симон, еще по одной — за такого труженика, как вы, можно. — Снова выпили, закусили.

— Ему много нельзя, — Майя с беспокойством посмотрела на мужа.

— А мы больше и не будем, все, — Христофоров развел руками. — Мне, право, неудобно: там горе у хороших людей, а мы тут… Послушайте, Симон, разве мы с вами не можем управиться одни? Пусть бы ваша супруга пошла к подруге. Честное слово, не могу чужого горя видеть.

— Товарищ прав, — обратился Аракелян к жене, — иди к Асмик. Только возьми с собой ребенка.

— Хорошо, — согласилась молодая женщина, — я через часок вернусь.