Опасные земли

Глава 2 Рыцарь

Молодому рыцарю Филиппу здорово повезло. Склонилась над ним капризная дама Фортуна и улыбнулась во все свои тридцать два зуба, которые редко кому сверкают. Или как там принято говорить среди куртуазных бургундцев? В любом случае нашему брату эта дама чаще всего показывает совсем другую часть тела, которая с куртуазной стороны тоже очень ничего, да вот беда – приносит сплошные неприятности.

Так вот, молодому рыцарю Филиппу здорово повезло.

Начать с фамилии – де Лален. Валлонские дворяне, осевшие в Геннегау, которое бургундцы исковеркали до неузнаваемого Эно (поди разберись, что Эно и Геннегау – одно и то же!). Не богатые, но и далеко не беднота, герб, если кому интересно, – девять серебряных ромбов на червленом поле. То есть, если по-людски, – белые на красном.

Их старшенький сын отличался дьявольским характером и дьявольской же силой, что позволило отличиться перед очами старого герцога (тогда еще не очень старого) во время штурма Люксембурга, когда паренек дал добрым горожанам перцу, а также заставил прочихаться. Накрутил, словом, хвост.

Старшенького-то теперь все знают: его звали Жак де Лален. Звали – это потому что всего через десять лет после люксембургского триумфа его застрелили из пушки совсем другие горожане, но, в общем, тоже неподалеку – возле Гента. Городок звался просто Пук (или Пуке, а может быть, и Пукве).

За старания на полезной военной ниве и за дьявольские успехи на ниве бесполезной – турнирной – старый герцог его очень полюбил и сделал шамбелланом, начальником, значит, светлейшей герцогской спальни, простыней, подушек и светлейших же ночных ваз. Вот это наградил так наградил, скажете вы. Потому что ничего не понимаете, натурально ничего, в придворной жизни. В любом случае распоряжаться кроватью, которой касается светлейшая задница, – это вовсе не зазорно, даже если тебе рукоплещет вся Европа, а дамы только успевают вздыхать: ах, мессир Жак, какой кавалер!

И, кстати, зря. Зря, то есть, вздыхали. За турнирными усилиями мессир Жак не оставил сил для воздыхающих дам и дамуазелей, уйдя из мира совершенно без потомства. Именно в этом участке жизни молодому Филиппу и заулыбалась Фортуна.

Папаша Отто (бургундцы звали его сокращенно – От) вовремя сослал младшенького ко двору, где старый герцог со всей внезапной сентиментальностью обнаружил, что паренек, как две капли похожий на безвременно унесенного пушечным ядром героя, является его тезкой, а заодно вспомнил, что он, герцог, ему практически родственник, а именно – крестный отец.

И готово дело: молодой человек назначен шамбелланом герцогского наследника – смелого графа Карла, про которого все говорили, что наследничек получился «с португалинкой». Весь такой слегка смуглый, яростный и вспыльчивый, совсем не похожий на старого Валуа. Ни внешностью, ни темпераментом. Ну а чего вы хотели, если мамаша – Изабелла Португальская?

Словом, повезло мессиру Филиппу.

Да-да, теперь он был не просто дворянин, а настоящий, самых чистых кровей мессир, сиречь рыцарь. Карьера на этом не остановилась, и он от герцогских милостей стал губернатором родного Геннегау – богатой провинции, сулившей возможности. Возможностями он, впрочем, пренебрегал, вызывая зубовный скрежет завистливых и более практичных знакомцев, которые «развернулись бы, будьте благонадежны». Не разворачивался, а все оттого, что рыцарь.

Кстати, о рыцарях.

Графу Шароле, то есть Карлу Валуа, внезапно потребовалось очень много рыцарей.

Война.

А будущий герцог до сих пор находился в плену сладостного заблуждения, что, если юному шалопаю нахлопать мечом и сказать «встаньте, сир рыцарь», у того моментально возрастут боевое мастерство, дисциплина, доблесть и прочее, без чего толком не повоюешь. Оно, конечно, соблазнительно, потому как недорого и вроде бы все старые легенды хором такой рецепт подтверждают, в смысле действенности.

Только вот правда жизни утверждает обратное.

То ли народ измельчал, то ли легенды врут, да только по нынешним временам куда ценнее пяток опытных вояк в старых добрых кирасах и навозных сапогах на мозолистых пятках, чем десяток расфуфыренных гусей или даже павлинов в бархате и дамаске с перьями разве что не в заднице, прости Господи!

Ничего плохого нельзя сказать про молодого рыцаря Филиппа, не подумайте ни в коем случае. На коне он истинный кентавр, да и силушкой пошел в отца, уступая лишь покойному брату (ну да кто с ним сравнится!). Смел, как дюжина генуэзских пиратов, копьем попадает в яблоко на полном скаку, а большим германским мечом умеет размахивать чисто как мельница лопастями, спасибо дядьке Уго де Ламье – выучил.

Да только для войны недостаточно. Война – не турнир, и эту простую истину скоро предстоит осознать.

Впрочем, молодой рыцарь в бургундской армии был явно одним из лучших. И ведь не такой уж и молодой, хоть и не скажешь, что первую кровь он пролил вместе со старшим братом и что нынче ему тридцать пять, и он на два года старше своего господина! Потому что куда лучше укреплять дух и тело на турнирах, хоть и бесполезное это развлечение, чем заливаться молодым вином и уныло богатеть, как привыкло подавляющее большинство бургундского арьербана за долгие, почти мирные годы под знаменем старого Валуа.

Будущий герцог скучать не даст, достаточно взглянуть на него, чтобы умный человек задумался: не переживает ли Бургундия последнее спокойное лето в год от Рождества Христова 1465?

Филипп де Лален мчался в Камбре вместе со многими вельможами Службы Рта и Тела. Мчался устраивать графскую квартиру, где наследник поселится в ожидании окончательного сбора войск.

Да, да! Именно войск! И не надо стоять с видом потерянной невинности!

Года не прошло с тех пор, как в герцогском дворце в Дижоне граф Шароле узнал, что король Людовик XI лишил его пенсиона (девять тысяч франков, между прочим), который полагался ему вместе с титулом, каковой король пожаловал в благодарность и в ознаменование вечной признательности бургундскому дому за приют во время той памятной ссоры, что учинили тогда еще юный и горячий дофин со своим папочкой, светлой памяти Карлом VII.

Друг детских игр нашего наследника долго гостил при дворе, пока король не умер, потому что Карл был крут. А как иначе? Его возвела на трон лично Божья воля рукой Орлеанской девственницы. И на этом простом основании он почитал себя кругом и всегда правым.

Друг Луи отличился уже не первый раз, а точнее, во второй, приняв самое горячее участие в «прагерии» 1440 года, когда возглавил восстание вельмож против отца. Отец победил, а сынок (маленькая властолюбивая дрянь) был помилован.

Вторично такой удачи могло не случиться, потому что годы не добавили королю долготерпения. Да и незаживающая язва на ноге – не лучшая приправа к хорошему расположению!

В общем, пришлось дофину сбежать в Брюссель, сделать ноги, а проще говоря, слинять под крыло великого герцога Филиппа, где он и гостевал вплоть до 1461 года. Филиппа он величал едва ли не папенькой, а тринадцатилетнего Шарля – милым братцем, что было почти правдою – кузен все-таки.

Итак, король сошел с ума и умер от голода. Боялся, что сынок его отравит, и решил не доставлять ему такого наслаждения, для каковой цели перестал принимать пищу совсем. Да здравствует, то есть, король! Людовик XI!