Опасный вкус

– Что же ты тогда понимаешь под словом “ухаживания”?

Осведомляется Алекс медленно и намеренно спокойно, стараясь никак не реагировать, то есть не улыбаться на его лукавое выражение глаз и на все что происходит за столом. Алекс отодвигается от него подальше, потому что еще немного и он начнет гладить ее по ноге или что-нибудь еще в таком духе. То что возмутило ее, все никак не желает “разглаживаться” и уступить место хорошему настроению.

– Знаки внимания и подарки. Например, раковина с жемчужиной, что нашел на дне океана прошлой ночью и собирался подарить тебе этим утром. Днем. Когда ты проснешься и отойдешь. Она позади тебя, на полке с биноклем.

Алекс холодеет только на мгновение. Нет, никаких раковин с жемчужинами в это время года и тем более в океане! Он нарочно пугает ее. Алекс толкает его в плечо.

– Вампир, ты невыносим! Хватит издеваться надо мной. Я ведь серьезно говорю. Выключи свое обаяние, побудь в спокойствии, каким ты был до рассказа о Хэллоуине.

Вампир серьезн. Он прекращает улыбаться, отодвигая кружку в сторону.

– Нет, до того поцелуя, после Нантакета.

– Может еще дальше? Например, до ангара с лодками?

Алекс кивает. Тоже вариант.

– Или когда пришел к вам в дом? Или может до того, как мы стали играть в шахматы? Может быть лучше, когда я караулил тебя, пока ты плескалась в заливе? Может стоит вспомнить ботанический сад?

Она фыркает и отворачивается от него.

– Алекс, прекрати.
– Он берет ее ладонь в свою.
– Ничего такого не происходит.

Он не пытается убедить ее в чем-либо. Просто констатирует факт, однако ее слова вновь заставили его улыбнуться и напомнили, точнее даже отметили, дельность ее претензий. Ухаживания - их и в самом деле никто не отменял и может быть он не видит, но на самом деле старается сделать ей приятное.

– Ничего?

– Да, Алекс. Ты просто знаешь, что я нравился тебе уже тогда, поэтому запомнила все эти моменты.

Он ведь прав. Отчасти. Раф ей нравился и сейчас нравится, но совсем по-другому. Черт! По какому другому?

– Я попробую заикнуться и напомнить тебе, что эти “моменты” перечислил сейчас ты.

Она поднимается из-за стола. Кофе в последние секунды стал отдавать горечью и вызвал привкус желчи. О чем это говорит? Об испорченном желудке? О том, что ей надо пить меньше этого напитка и больше ягодного чая? Нет, это говорит о старости. Вот так она приходит: вместе с повышенным давлением, бурчанием, раздражительностью и обдумыванию каждого сказанного слова, шага, вместо того чтобы наслаждаться моментами новых чувств и состояний.

– Нет. Мы просто общались с тобой, были друзьями.

Алекс, которая по началу молчала, подпирая собою мойку, наконец решается на эти слова. Она должна сказать то, что ее так сильно мучило, не давало покоя все это время.

– Все шло к этому. Но потом случился пляж, Карен с пытками, со своим приказом увезти меня подальше или убить. Все переменилось, потому что ты не хочешь умирать. Никто не хочет. Ты не мог просто взять, схватить меня и понести куда тебе вздумается...

– Именно это я и делаю сейчас.

Она перекладывает с места на места чистую посуду, разглядывает шкафчики, гладит Фрискеса, сглатывая невесть откуда взявшиеся слезы и жалость к себе. Последнее злит, но пока еще не сильно, чтобы начать кричать и бросаться предметами.

“Вот откуда это взялось?”

Она за всю жизнь и тарелки не разбила, истерики не устраивала, не выпрашивала сострадания и жалостливых, успокаивающих слов.

– Потому что ты чувствовал себя обязанным мне, потому что мы дружили все это время, потому что ты не мог так просто взять и стать скотиной!

Раф поднимается из-за стола, подходя к ней. Он уже почти дотронулся до нее, чтобы повернуть к себе, но следующие слова останавливают его, заставляют опустить руку.

– Я знаю, что думала о Джейке до того, как ты стал применять ко мне свое чертово обаяние!

По ее безупречной женской логике все так правильно и горько. Раф видит и самое главное уверен во взаимности своих чувств к ней. Он готов подождать, но конкретно сейчас словосочетание “чертово обаяние” как-то очень неприятно бьет по самолюбию. Он не добивается женщин подобным образом. Мог проверять, но то скорее по привычке. Ему было интересно, он всегда надеялся найти ту, которой будет все равно на все мутации и его отличность от других.

– Вижу ты всему нашла объяснение.
– Он все же проводит кончиками пальцев по ее руке.

Ему и самому немного щекотно. Он видит как по нежной коже, от локтя к плечу, бежит стайка мурашек. Они проявляются у нее на шее, виднеются за аккуратными ушками, кажется что уходят на подбородок и даже на лицо. Ему в очередной раз хочется рассмотреть ее всю, несмотря на то что однажды он уже видел это.

“Мне мало этого. Ужасно мало!”

Алекс вздрагивает, ведет подбородком в сторону, цепляясь руками за край мойки, словно это спасательный круг. Но дело в другом. Сейчас уже даже не в ее претензиях к нему. Ей нехорошо в очередной раз.

– Даже тогда, когда ты не смотришь мне в глаза, - вопреки обещанному, однажды сказанному, он целует участок между плечом и шеей.
– Слышишь голос,..

Он прикасается к ней еще и еще, взяв за плечи, не дает ей повернуться к нему.

– Чувствуешь меня рядом, ощущаешь мое тепло, думаешь обо мне, только-только открывая глаза.

Ему не залезть к ней в голову, Раф не в силах изменить ее убеждений, если она сама этого не захочет. Он говорит то, что чувствует сам, уверенный, что с ней происходит тоже самое.

“Ненавижу тебя больше прочих! Зачем ты заставляешь меня сомневаться в себе, в тебе?!”

Нужно время и много терпения. У него этого всего в избытке и он готов подождать, но заблуждаться на свой собственный счет не даст. Пусть терзает демонов своей души, а не склоняет его.

– Хорошо, не будет обаяния и всех этих… Вампирских штучек.

Алекс отходит от него, двигается вдоль мойки. Впервые… Нет, это секундное наваждение, но ей невмоготу находиться с ним рядом.

– Раф, отойди от меня, пожалуйста, - она качает головой, тянется к стаканам, чтобы налить себе воды, - меня сейчас стошнит.

* * *

Мне показалось что виною той не совсем красивой фразы в ответ на тихие, исполненные нежности слова Рафаэля, послужила несвежая рыба.

Это бредятина чистой воды!

Они ловят ее, потрошат в угоду раздобревшему Фрискесу и тут же готовят. Максимум что рыба или гады могут пролежать в мойке - час, дальше она будет дымится на сковородке, вариться в соленой воде океана, тушится с сушеными овощами, залитая спредом со вкусом сливочного масла или лимонным соком из пластиковых баночек в виде ярко-желтого фрукта.