Опекун для высшей расы

Нет, «сокращение численности» пояснений не требовало, и с «людской» тоже все ясно. Вот слово «популяция» девушка впервые услышала.

– Короче, если меня, изголодавшегося, выпустить в небольшом городке, то через два-три дня там жителей не останется. Только потом Дарси придется меня долго ловить, а вот лопух из вон той клетки, - и фирянши махнул рукой в сторону какого-то странного существа с головой, напоминающей человеческую, но украшенной ветвистыми рогами, - сам придет, когда наестся. Козлина безмозглая!..

Козлина, может, и не обладал мозгами, но слух у него оказался великолепный, так что проблеял он явно какое-то ругательство и отвернулся довольно выразительно.

– Ну и некоторых для оплодотворения используют, потому как часть из нас вполне себе плодовита.

Вот именно об этом у Акиты догадка и мелькнула, что не сокращают этими в клетках чью-то численность, а увеличивают... раз вампир для этого дела бесполезен.

– А как же тогда ты получился?
– вдруг задумалась девушка.

– Единственные, кто от вампиров может иметь детей, это баньши, - пояснил парень.
– Где уж Дарси мою мать нашел и как ее соблазнил - не знаю, она меня родила и ушла.

– И ты с детства в клетке?!

– Нет, конечно, - собеседник на Акиту посмотрел так, словно она глупость какую-то ляпнула.
– Те, кто с детства безнадежны, тех сразу отбраковывают. Остальные с матерями растут. Меня Дарси в клетку посадил, когда я почти всю прислугу за вечер выпил. Сказал, что вампир, не умеющий контролировать свой голод, опасен и для себя, и для других.

Фирянши опять клыки чуть выпустил и улыбнулся так, что озноб по коже пробежал, и девушка вновь поежилась.

– Это он за свой экзотический бар переживает. Хотя нас все равно отдельно держали - полувампиров, обращенных еще до рождения, и коллекцию смесков разных рас, - тут парень подозрительно нахмурился: - Странно, что Дарси мне тебя предложил, ты же фейри, да еще и опыленная. Вкусная... Понятно, что в неволе долго не выживешь, разве что ради ребенка, вот бы и откармливал его своей кровью. Даже мучиться и оплодотворять не надо - уже готово все.

Акита до этого на слово «опыленная» внимание вроде и обращала, но не заостряла, а тут насторожилась.

– Хочешь сказать, что у меня... что я... что у меня ребенок будет?!

И руку на живот положила, словно луч тепла туда посылая, своему малышу, которому от роду и недели нет.

А у самой на душе посветлело. Пусть не сказал Кер прямо, что любит, ну и ладно. Ведь говорил, что дети у эльфов только от любви да ненависти рождаются. Значит, любит... Любит ее!..

– Чему ты улыбаешься, дурочка?!
– в голосе соседа почему-то злость прозвучала.

Акита встряхнулась, в покрывало плотнее закуталась и пояснила:

– Значит, не только я люблю, но и меня любят, понимаешь?! И придет за мной! Надо только дождаться...

– Да тебя завтра отсюда вытащат и к Дарси в коллекцию отправят, дура!
– парень глазами засверкал гневно, но Аките страшно все равно не было.

Она теперь не одна, в ней малыш Кера... Чудо же!.. Надо только как-то его от участи вот этих, в клетках запертых, уберечь, пока Керан их спасать не придет.

– Он меня сразу начнет своей кровью поить, чтобы полувампир родился?
– уточнила Акита, вокруг прута решетки, ближайшего к соседу, узлом тряпку привязывая. Ей-то силенок решетки погнуть не хватит, а вот у вампиров силы же должно быть немерено.

– И тебя пить будет, и кровью своей поить, чтобы ребенок перед самими родами обратился и рос бы уже вампиром, - пояснил парень, внимательно наблюдая. Потом даже пояснил: - Тряпка порвется, я уже пробовал...

Девушка вздохнула расстроенно и с надеждой уставилась на своего соседа. Почему-то после того, как они поговорили, бояться она его совсем перестала, зато решила довериться. Надо только придумать, как бы от его голода всех обезопасить.

Причем быстро все это придумать надобно, а то вдруг и правда начнут ее вампирской кровью угощать. Мало того что и так думать об этом мерзко, так еще вот на ужасы, в клетках сидящие, насмотрелась...

Нет, вредить своему ребенку Акита никому не позволит!..

– Дура...
– почему-то в этот раз мрачно как-то буркнул парень: - Пригласи меня к себе в клетку.

Девушка даже руку чесать принялась от волнения. Дарси этот у нее из доверия вышел - она с ним по-хорошему пыталась, а он ее к своему сыну рядом подсадил, зная, что у того сила внушения и голод, наверное...

– Ты же есть хочешь?
– опасливо уточнила Акита.

Фирянши засмеялся, хрипло и неприятно. Не так, как в первый раз, когда вроде бы не к месту, но зато по-настоящему. И тут опять волной тоски окатило и плакать захотелось.

Пока Акита переживала и выбирала, как действовать дальше, судьба решила за нее.

Дверь в их коридор хлопнула, кто-то вошел, пошел вдоль коридора... Присмотревшись, девушка узнала старика-оборотня. В руках у него сверкала острой иглой странная штука, которую Акита у Лилу и у волчьего лекаря видела. Шприц.

И когда старик возле ее клетки остановился, девушка поняла - размышлять некогда, выбирать надо как можно скорее. И, может, она сейчас великую глупость делает, доверившись своей интуиции, да только сосед ее как из себя зло ни строил, а на зло похож не был. Зато Дарси общался с ней вполне мило, а потом взял и посадил в клетку.

Именно так зло и делает, совершает злое и даже не раскаивается, просто творит то, что хочет, о других не думая. Захотел - добрым побыл, захотел - сыну скормил...

А сосед ее все понимает... и...

Нет, разные они! Вот не объяснить, чем, но чувствуется, что разные.

Оборотень уже клетку открыл да со шприцом полным какой-то гадости внутрь шагнул, уверенный, что никуда от него слабенькая девчонка не денется. Акита задом к свободной клетке попятилась, чтобы старик спиной к клетке с фирянши оказался, и прошептала едва слышно, о парне-соседе думая:

– Приглашаю тебя к себе!

Ткнуть шприцом в девушку оборотень не успел, хотя уже зажал в угол, к решетке, и усмехнулся нехорошо. Только потом в глазах у него паника промелькнула и тело тут же обмякло, прям вот будто иссохнув в миг.

– Меня зовут Аль-ши-си, - прошептало едва слышно страшное существо, у которого весь рот был испачкан кровью, глаза сверкали, как красные угли, и от звука его голоса рыдать хотелось, оплакивая все и всех, ощущая безысходность и теряя надежду на спасение...