Опекун для юной девы

— Что значит «миграционная служба»? — термин был ему не знаком.

— Ну, те, кто занимаются проблемами переселенцев. Контролируют перемещение людей из страны в страну.

— У наших людей есть только одна страна, тут нечего контролировать.

— Зачем же тогда вам такая служба?

— Да нет у нас такой службы.

— Кто же тогда Ринат?

— Не знаю, никогда не слышал этого имени. А полное его имя ты не помнишь?

— Полное я даже твое не помню.

— Аршезаридор Шеринадиир ир го тэ Андаррэ.

— Вот и у него примерно такое: бесконечный набор звуков в случайной последовательности.

— Спасибо, Анют. Но это было мое имя.

— Прости, пожалуйста, — она смутилась. — Вот напрасно ты заказал мне вино, я теперь не слишком соображаю, что говорю.

— Не страшно. Зато выкать, наконец, перестала.

— Это важно?

— Что?

— Чтобы не выкала. Я все же младше. И знакомы мы очень недавно.

— Ты не просто младше, ребенок. Ты младше настолько, что я не знаю, как нам с этим и жить. И делаю что-то не то, и чувствую как-то не так… — он чуть усмехнулся. Задумчиво и немного печально. — Знаешь, я с людьми, конечно, общался. С самыми разными и довольно много. Я, собственно, сюда для того и переехал. Но никогда я не брал на себя ответственность за чью-то жизнь. А тут… Понимаешь, вся твоя жизнь теперь зависит от меня. Вот какой я смогу ее организовать — такой и будет. Что сумею тебе подарить — то и твое. И это очень сложную гамму чувств рождает, — он не спеша отпил воды из бокала. Эта удивительная природная жидкость, которую люди, почему-то, предпочитали портить вкусовыми добавками, обладала весьма полезными свойствами: дарила спокойствие и ясность мысли. А ему казалось важным ей объяснить. — Понимаешь, я чувствую тебя сейчас… своей. Не просто очень близкой, а буквально частью себя… И каждое твое «вы» при этом — как попытка оттолкнуть. Исторгнуть. Я понимаю, ты чувствуешь иначе, я все время тебя тороплю… Что поделать: ни опыта, ни терпения, — он вновь чуть усмехнулся, глядя в ее огромные глаза. Ошарашил. Ну конечно, его обтекаемое «опекун» ничего ей не сказало, и потому его отношение к ней ей сложно было понять. И от местной человеческой культуры, воспитывавшей безусловное приятие любого из Великих, она тоже была далека.

Он расплатился за ужин и повел свою деву домой. Деву… Слишком громкое слово для его маленького усталого ребенка.

Они неспешно брели по улице, и она думала о том, что дома в это время бывает уже совсем темно, значит, они значительно севернее, но где? На картах Сибирию обозначали большим белым пятном. Terra incognita. Говорят, даже со спутника разглядеть невозможно. Какое-то излучение. Явление, подобное Границе, не дающее получить информацию.

— Аршез, а карты Сибирии существуют?

— Конечно.

— И мне можно будет взглянуть?

— Завтра, ладно? Не уверен, что дома есть, но в любом магазине продаются. Купим.

Она благодарно кивнула. С ним было легко, его отношение действительно заставляло забыть, что они едва знакомы. А уж его слова о том, что он чувствует ее своей… Они оказались важными, очень. Они давали защиту. Уверенность, что завтра он не прогонит, устав возиться. Ведь кто она без него в этом мире? Куда ей идти, кого искать? Даже если «своих», то где?

Вот только почему он считает ее слишком маленькой?

— Аршез, а насколько я тебя младше? Сколько тебе сейчас лет?

— Да мне не много, ребенок. Всего лишь три… дцать, — в последний момент исправился он, сообразив, что его «немного» для нее запредел, которого вообще «не бывает». — Но проблема не в том, сколько мне…

— Тридцать… — для нее даже эта цифра оказалась немыслимо большой. — Я думала, ты моложе. Года двадцать два… ну, в крайнем случае, двадцать четыре…

— Ну, будь я моложе, мы б, возможно, с тобой и не встретились. Знаешь, как мне тебя представили? Позвонил мой начальник из Управления… он курирует развитие тяжелой промышленности, к решению вашей судьбы точно не причастен… и сообщил, что в связи с недавно прошедшим юбилеем, высокое начальство распорядилось прислать мне подарок…

— Это я — подарок?

— Подарочек, — он улыбнулся и притянул к себе, обняв за плечи. Нежно поцеловал в висок. — Не обижайся, это только слова. Идем, — он повел ее дальше, не убирая руки с ее плеча. Она не возражала, а ему приятно. — Просто, понимаешь, на большие юбилеи у нас принято дарить подарки. Причем это подарки не только от родных и друзей, но и от вышестоящих начальников. Всех уровней, порой — до самых высоких. Ты, да и все, кто с тобой летели, ни в коей мере подарком быть не можете, это понятно, — поспешил сгладить он свои слова. — Просто раздав вас «в частные руки» государство бодро скинуло с себя ответственность за вашу дальнейшую судьбу и необходимость вас содержать. Как говорится, ничего личного… Но понимаешь, ребенок, не будь у меня в этом году юбилея, обо мне на этом «празднике жизни» никто бы не вспомнил. Я, по меркам моего народа, действительно крайне молод, положение у меня весьма незначительное. Богатыми и знатными родственниками похвастаться тоже не могу. Не повезло тебе с покровителем, — закончил с улыбкой.

— Неправда, мне повезло, — осмелев — то ли от алкоголя, то ли от того тепла, что дарили его прикосновения — она обвила его рукой за пояс и так и шла с ним в обнимку. Ну и пусть все вокруг на них смотрят. Ей было сейчас хорошо.

Дома он отправил ее спать и ушел к себе, плотно притворив за собой дверь. Подумал, что надо бы поставить замок на выход в коридор возле его спальни. Не все здесь для ее глаз.

Но это потом. Сейчас она спит, и он может, наконец, расслабиться.

Прилетела машина с едой. Он не чувствовал вкуса и все никак не мог насытиться. Словно все еще пил ту воду из ресторана. В очередной раз подумал, что пора уже начать заказывать себе еду первого сорта, он не так уж плохо зарабатывает. В очередной раз одернул себя, что это блажь, деньги нужны семье, да и на девочку сейчас придется потратить. Доходы увеличились немного, а вот расходы в ближайшие дни возрастут. Еда как еда. А он просто излишне устал.

Отправился спать, ведь в прошлую ночь не удалось. Потребовалось срочно лететь домой, а с утра ждали на совещании. Всего лишь люди, да. Но зачем их подводить? Он — их воплощенная мечта, он должен быть идеален.

Глаза уже закрывались. И тут по нервам ударил плачь.

Его ребенок рыдал и не мог остановиться. Он, конечно, пришел. Включил свет, позвал, попытался утешить. Она спала. Она спала, и плакала, и чего-то боялась. Кричала, заливаясь слезами. И не слышала его, и была не в силах проснуться.

— Мама, — стонала она сквозь слезы, метаясь в беспамятстве по огромной постели, — мама, мама, мамочка!.. Я не хочу! Я не хочу, я не хочу, нет!!!

Он обнял, спеленывая в одеяло, как в кокон, затянул к себе на колени, прижал к груди:

— Все хорошо, Анечка, я здесь, с тобой, все хорошо. Ничего страшного больше не случится, все прошло, моя хорошая, все уже прошло…

Она прильнула к нему, затихая. Он осторожно убрал с ее лица спутанные волосы, мокрые от слез и от пота, прижался к виску губами.

— Все хорошо, — шептал он как заклинание. — Все обязательно будет хорошо, я обещаю.

Так и не ушел, остался с ней до утра. Он пытался, но стоило ему ее отпустить, как девочку вновь настигали кошмары. В итоге он сдался, лег рядом, обнимая ее поверх одеяла.

И так и не смог сомкнуть глаз. Она была слишком близко — спящая, беспомощная, доверчиво прижимавшаяся к нему во сне. Ее запах сводил с ума, будоража, дразня, отнимая волю. Нет, сон не пришел, был лишь полубред нереализованного желания, полного образов испепеляющей страсти и безудержного наслаждения.

«Но она же не хочет, — твердил он себе. — Ей это не надо, она не хочет». У его народа это был единственный критерий. Их детям «можно» было всегда, в любом возрасте. Как только желание страсти пробуждалось — оно должно было быть реализовано. Ибо было оно острым, как жажда. Да, собственно, жаждой и было. Жаждой плоти.

У людей с этим было как-то сложнее. Даже у взрослых желания плоти были оплетены паутиной каких-то сложных табу. А уж пробудившееся прежде срока желание подростка и вовсе подавлялось и осуждалось. Связано это было не то с хрупкостью человеческого организма, не то с невозможностью контролировать появление потомства… Он никогда не вникал, человеческие дети жили для него в параллельной вселенной.