Опекун
Шрифт:
Внимание привлекла одна из первых записей с пометкой «Маринетт Дюпен-Чен, 8 лет». Она помнила, что всегда писала свое имя полностью, бережно выводя каждую букву в фамилии — единственном, что осталось ей от родителей.
«…Я так сильно скучаю по маме и папе. Сегодня ровно год, как их нет рядом. Очень больно. Весь день прячусь на чердаке, здесь меня никто не сможет найти. Особенно сын того мужчины, о котором я не хочу вспоминать. Адриан кажется хорошим, но я всё ещё осторожничаю. А ещё он дарит мне мальчишеские игрушки, но я принимаю их, чтобы не обидеть его. Вертолёт, железная дорога и костюм каратиста. Что дальше?
В небольшом кусочке текста для девушки была собрана и боль утраты, и смешные моменты, связанные с её опекуном. Память живо подбросила ей тот вечер, когда она несколько часов просидела на самом верху, прислушиваясь к шагам в гостиной и мечтая просто испариться.
***
Похоже, что последний человек поднимался под самую крышу ещё в прошлом веке. Как можно столь дотошно следить за всем домом и бросить на произвол судьбы такое чудесное место? Мне нравится прятаться здесь, мое маленькое укрытие, где никто не додумается поискать. Адриан снова исчез куда-то, как делал довольно часто, но так даже лучше. Он забавный, но слишком уж сильно набивается ко мне в друзья.
— Апчхи! Надо бы здесь почистить, — осторожно выглядываю из-за груды коробок и тут же глотаю собственный возглас, больше похожий на писк, чем привлекаю внимание незваного гостя.
Прямо напротив небольшого круглого окошка выпрямился, потирая явно затёкшую шею, не кто иной, как всеми любимый герой Парижа.
— Котик! — завизжала я уже громче, заставляя Кота шарахнуться к стене и, запутавшись в разбросанных по полу старых вещах, повалиться на диван, издавший пронзительную трель из скрипучих пружин.
— Маринетт, что ты тут делаешь?
— Ооо… ты знаешь моё имя? Папа всегда говорил, что Ша связан с тобой, — улыбаясь всеми имеющимися зубами, я затрясла перед ошарашенным парнем своей любимой игрушкой в виде чёрного кота. Символично, не правда ли?
— Ша? Эээ… Точно! — отозвался мой собеседник.
— Но что ты тут делаешь?
— Позволь задать тебе такой же вопрос, Принцесса. Зачем ты прячешься в этом пыльном чулане?
— Нет-нет, месье Кот, не меняйте тему! Я здесь живу, а вот что здесь забыл герой города — большой вопрос.
— Хм, герой?
— Ну… в школе так говорят. И я люблю кошек, — искренне улыбаюсь ему. Почему-то мне совсем не страшно. Вблизи его костюм кажется ещё более чёрным, чем по телевизору. — А можно потрогать твои ушки? Ты можешь ими шевелить? А хвост может двигаться сам? Он подсоединён к телу?
— Воу, не спеши! — рассмеялся Нуар, поднимаясь и опираясь плечом о стену.
— Я бы не советовала.
— Что? — удивленный взгляд зелёных глаз.
— Ваш костюм, месье Котик. Теперь вы больше похожи на коровку, — парень начал крутить головой, а я уже не могла сдерживать подступающий смех. Половина его костюма была заляпана светлыми пятнами неизвестного происхождения. А надо было смотреть куда прислоняешься!
***
Маринетт вновь не смогла сдержать улыбку, вспоминая тот день. Это была её первая встреча с Нуаром, но далеко не последняя. Прошло столько лет, и девушка уже не могла вспомнить, объяснил ли он тогда свое вторжение или умело заболтал её? Он был таким неуклюжим, что невольно развеял все её грустные мысли одним своим появлением. Какое-то время они просидели наверху, после чего он картинно поклонился и исчез
таким же способом, что и появился в доме, а девочка утёрла испачканное личико салфеткой и поспешила спуститься в столовую. Желудок вовсю исполнял симфонию из самых жутких звуков.— Боже, да встреча с Котом была для меня тогда покруче Санта Клауса, — прокомментировала она вслух, перелистывая страницы. — О, мое знакомство с Альей! Ха, а здесь я подмешала краситель в шампунь Адриана. Никогда не забуду его зелёную шевелюру. Как же здорово было быть маленькой!
Маринетт поудобнее устроилась на кровати, подложив под поясницу ещё одну подушку. Она любила время от времени читать свой дневник памяти, освежая самые яркие моменты. Несмотря на огромную потерю, восполнить которую не получится никогда и ничем, её детство было достаточно счастливым и наполненным весёлыми моментами. Здесь стоит сказать спасибо её сегодняшнему тюремному надзирателю и одноклассникам, с каждым из которых девушка смогла найти общий язык. Ну почти с каждым.
В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, зазвучал до боли знакомый голос:
— Мари, сегодня на ужин твоё любимое рагу! Ну же, не вредничай. Спускайся и составь мне компанию. Будешь послушной девочкой и получишь двойную порцию десерта.
— Уходи! — к этому моменту дневник уже был спрятан обратно в сундук и задвинут подальше. — Может, с ложечки ещё предложишь меня покормить? Мне не пять лет, чтобы заманивать вниз десертом!
— Наполеоооон, — практически пропели из-за двери.
«Чёртов искуситель!» — успело пронестись в её голове. Лёгкое движение, и девушка оказалась на ногах. Ещё мгновение, и дверь приоткрылась буквально на пять сантиметров, но и их было непозволительно много.
— Ты используешь грязные приёмчики, — Маринетт усмехнулась и постаралась смотреть прямо в хитро улыбающиеся зелёные глаза, избегая столь манящих губ.
Неужели эта болезнь, — а иного определения своим чувствам она никак не могла подобрать, — никогда её не отпустит? Это просто переходный возраст. Он просто слишком часто ходил по дому в одних спортивных штанах. Слишком. Она не виновата, что он настолько сексуален.
— Ты там пирожное воображаешь? — рассмеялся мужчина, заставляя её щеки покрыться предательским румянцем. — Чего замолкла?
— Практически, — с трудом выдавила она из себя, пытаясь совладать с трясущимися коленками, но Адриан даже не заметил этого.
— Может впустишь меня? У тебя темно в комнате, и нечестно, что я не могу тебя видеть, — на этих словах Маринетт с облегчением выдохнула, но дверь всё же открыла шире.
— Это твой дом.
— Перестань. Он такой же мой, как и твой.
— До моего совершеннолетия. Потом я смогу упорхнуть на все четыре стороны и ты не сможешь больше посадить меня под чёртов домашний арест! — на эмоциях выпалила Маринетт.
— Это будет не сегодня и хватит на этом, — оборвал он ее.
В его глазах девушке на секунду померещился испуг, печаль и что-то ещё: столь мимолётное, что она не успела дать ему определение. Уголки губ слегка поникли, а голос стал серьёзным и вновь напомнил ей о том, что она всего лишь ребенок в его глазах. Может, его и правда ранили её слова, но она точно не планировала оставаться жить вместе с ним после своего восемнадцатилетия, до которого оставалось чуть больше полугода.