Опер любит розы и одиночество

Он же знал, куда я еду, почему не остановил?

Еще одно обидное слово — и я прорвусь в «Пет-ромебель» с автоматчиками! Прямо сейчас, сию минуту!

Но полковник нахмурился и замолчал. Мне неловко пялиться перед его столом, и, жутко комплексуя, я тихонько переместилась за компьютер.

Жаль, что Виктор Владимирович отсутствует. В таких экстремальных ситуациях он мне помогает, действуя, как люфт или громоотвод. Варит мне в собственной кофеварке (стыренной под шумок у жены) крепкий кофе, угощает шоколадными конфетами. Иногда даже коньячку в кофе капает, как лекарство… Лекарство для асфальтового сердца.

Ничего хорошего из моего порыва не вышло, а жаль… Крупная капля — то ли из глаз, то ли из носа — шлепнулась на стол.

«Совсем разнюнилась, — я швыркнула носом, — был бы у меня муж, я бы наплевала на всю эту кутерьму. Отбыла день на службе, а вечером под крылышко к муженьку: согрей, дескать, меня, милый, от житейских неурядиц».

«Не житейских, а служебных, — оборвала я себя, — и нечего жалеть себя, несчастную, во-первых. И нюнить нечего, все девичьи обиды копишь, на эмоциях работаешь, нет чтобы включить рациональное начало. Это уже во-вторых…»

Обидели маленькую девочку, забыли, что она, между прочим, на сорокалетием рубеже находится.

Осушив слезы и шумно высморкавшись, я включила компьютер. На мониторе засветились буквы: «Анализ оперативной обстановки показывает, что…»

Все одно и то же — анализ оперативной обстановки что-нибудь показывает изо дня в день. От огорчения или от возмущения мои пальцы начали летать по клавиатуре, давая отдых разбушевавшимся эмоциям.

Надо заниматься своим основным делом и не лезть в чужие игры, как бы тебе ни хотелось.

Пусть Королев пашет на пользу государства в свое удовольствие. Все женщины в управлении скромно исполняют свои функции и в герои не лезут, да им и не дадут. Мужчины у нас завистливые, женщин не любят вперед пропускать. Надо быть, как все, скромно и тихо сидеть за компьютером, анализируя сложную оперативную обстановку.

В конце концов в каждой работе можно найти изюминку. Повеселевшие пальцы удвоили скорость, клавиши перестукивали в такт моему настроению.

На какое-то мгновение я остановилась, пальцы замерли над клавиатурой. Подняв голову, я обнаружила, что Юрий Григорьевич сидит у моего стола, загадочно улыбаясь, в довольно несвойственной ему позе. Он положил ногу на ногу и постукивает пальцами по столу в такт моим манипуляциям.

Чем больше я живу на свете, тем больше меня удивляет этот мир.

— Гюзель Аркадьевна, вы успокоились? — кажется, у моего начальника новая идея…

— В общем-то, да. Обидно, знаете ли, — я сделала попытку продолжить работу, но полковник сделал знак, дескать, не надо, остановись, мгновенье. Я покорно замерла.

— Я позвонил в убойный отдел и договорился с Королевым, что мы будем работать вместе. Обмен информацией, взаимное сотрудничество. В убойном согласились, но как только услышали, что это будет Юмашева, схватились за голову. Так что могу тебя огорчить, большой радости никто не проявил от сотрудничества с тобой.

Юрий Григорьевич редко называет меня на «ты». Это бывает в двух случаях: когда он слишком зол на меня или когда хочет реализовать новую идею с моей помощью. Стиснув зубы, я изобразила жертвенную готовность.

— Ты, как всегда, торопишься и делаешь ошибки. Но я не хочу тебя останавливать. Чем больше ты набьешь шишек, тем больше наживешь опыта. Скажи, пожалуйста, ты изучила результаты медицинского исследования трупа Сухинина? Ты провела почерковедческую экспертизу? Надо было сравнить почерк Сухинина с этой запиской. Не сделала! — полковник торжествующе посмотрел на меня. — С чего ты начала работу в Тихвине? С деда. А надо было начать с изучения материалов уголовного дела. Что там может найти гаишник? Ничего. Он, наверное, и не читал результаты медицинского исследования. — Юрий Григорьевич встал и быстрыми шагами начал измерять расстояние от окна до моего стола. — Ты всегда работаешь на эмоциях. Это правильно, без этого не обойтись в нашей работе, но нельзя забывать, что интуиция, чувства, эмоции — не главное. Главное что? Разум! Логика! — Полковник погрозил мне пальцем. — Почему ты помчалась на «Петромебель»? Я мог бы остановить тебя, но не сделал этого. Думаю, пусть проветрится, помучается, может, толк и выйдет.

— Одна бестолочь останется, — не выдержала я назидательного тона.

— Может быть, вы и правы, Гюзель Аркадьевна. — Юрий Григорьевич перешел на обычный вежливо-безразличный вариант беседы. — Думаю, что начать вам нужно с проведения экспертизы. Если записка написана рукой Сухинина, тогда можно подумать о вариантах направлений поиска.

— А результаты медицинской экспертизы запрашивать?

— Разумеется! — чуть не закричал полковник, но сдержался. — Вам и без лишних вопросов нужно это сделать.

— Но это долго, — сказала я.

— А кто виноват, что вы прохлаждались в командировке вместе с Линчуком? Кушали чебуреки и пельмени. — Стул под Юрием Григорьевичем угрожающе заскрипел.

Он уже сидел за своим столом, продолжая вычищать хлам из ящиков. Сейчас он мне напоминал комиссара милиции, верного и преданного бериевца.

— Картошку мы с Линчуком ели, — проворчала я, злясь на весь белый свет.

Злиться надо было на самое себя, понадеялась на гаишного инспектора, думала, он изучит дело и найдет погрешности. А оно ему надо? Почему сама не посмотрела дело? Надеялась на специалиста, разберется, дескать, специалист по гаишной части. Думала лишь о том, чтобы Иннокентий Игнатьевич больше жалобами не кидался. Вот и получила по балде.

Что нужно сделать, чтобы исправить положение? Первое, запросить результаты экспертизы; второе, найти какое-нибудь письмо, написанное Гришей собственноручно, и отправить в экспертно-криминалистическое управление. На все это уйдет месяца два-три. Моя неуемная энергия может сократить срок до месяца.

Я глянула на календарь, через месяц будет двадцать шестое февраля. К этому сроку я должна успеть сделать максимум полезной работы: вернуть утраченный авторитет и найти убийцу.

Что еще для счастья нужно? Нужен бальзам для одинокой души!

* * *

Иннокентия Игнатьевича долго уговаривать не пришлось. На следующий день он примчался в Питер. Ровно в десять часов утра он уже мучил постового милиционера, требуя, чтобы тот немедленно отыскал Гюзель Аркадьевну Юмашеву. Дежурный нашел меня на совещании, долго препирался с инспектором, караулившим секретное сборище, и, наконец, выудил из душного помещения. Когда я вышла из зала, с трудом пробравшись сквозь ряды кресел, дежурный приказал мне срочно разобраться с бушующим дедом. Я спустилась к главному входу и издалека увидела Иннокентия Игнатьевича. Он пререкался с молоденьким постовым, наступая с грозным видом на безусого парнишку в форме.

— Иннокентий Ва-а… Па-а… Игнатьевич, здравствуйте. Не ругайтесь с сотрудником милиции. Он при исполнении. Выполняет свой долг. Идемте в переговорную. — Я схватила старика за рукав ветхого пальто, спасая постового, и увлекла в комнату для посетителей. — Привезли письма? Дайте их мне, я вам верну после экспертизы. Слово даю! — Я прижала обе руки к сердцу, чтобы выглядеть убедительнее.

— Гюзель Аркадьевна, кроме этих писем, у меня ничего не осталось от Гриши. — Старик чуть не плакал, прижимая конверты к груди.