Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

— Недостойная сделка? Как это понимать, Халима?

Омар по беспокойству в ее глазах догадался, как трудно было сто любимой сказать правду.

— Ты не догадываешься, чего потребовал отец в обмен на твою жизнь?

Омар ужаснулся.

— Догадываюсь, — ответил он неслышно.

И Халима продолжала:

— Среди товарищей моего отца был один, прославившийся своей бескомпромиссностью и жестокостью — Али ибн аль-Хуссейн. Несмотря на то что я была еще почти ребенком, он положил на меня глаз. Он хотел взять меня в жены, и Юсуф пообещал ему меня. Но я сопротивлялась изо всех сил своих шестнадцати лет. Я пригрозила, что расцарапаю ему лицо, если он только подойдет ко мне, и при ближайшей возможности убегу и никогда не вернусь обратно. Таким образом мне удавалось держать Али ибн аль-Хуссейна на расстоянии. Когда я поняла, что другого способа освободить тебя нет, я пообещала отцу выйти за него замуж в том случае, если они отпустят тебя…

Халима опустила взгляд. Ей было стыдно смотреть Омару в глаза, поэтому она не заметила слез в них, слез отчаяния и злобы. Омар начал всхлипывать, громко и не сдерживаясь, как ребенок, и зарыдал. В этот момент беспомощности в его голове царила одна мысль — что это все неправда, что Халима все выдумала из смущения. Но чем дольше длилось ее молчание, тем четче он осознавал, что сказанное было правдой. И тогда ярость и безнадежность смешались в одну мысль: рано или поздно я убью его. Она повторялась и повторялась в его мозгу, пока Омар громко не крикнул: «Я убью его, я убью его!»

Чтобы заглушить его крик, Халима прижала голову юноши к груди и стала гладить его волосы. Омар чувствовал сквозь одежду тепло ее тела. Он почувствовал желание, или даже больше — страсть охватила его, он хотел слиться с ней, не обращая внимания на непозволительность такого поведения в данной ситуации. Омар хотел, чтобы Халима принадлежала только ему, хотел обладать ею и никому не отдавать. Она была для него всем, единственной ценностью его жизни, его любимой, самой его жизнью. Он не мог себе представить, что через минуту Халима встанет и уйдет к Али ибн аль-Хуссейну. А если она сделает это, то жизнь его потеряет смысл.

Но он почувствовал прикосновение руки Халимы к его волосам, знак того, что она понимает его, что чувствует то же, и Омара охватило чувство радости, счастья, и уверенность в том, что должен быть какой-то выход. Охваченные страстью и убежденные в том, что они двое были созданы друг для друга и никто не сможет разлучить их, они упали на сложенные ковры, стали ласкать и целовать друг друга, пока, обессилев от безумных ласк, не затихли в нежном объятии.

Как будто проснувшись ото сна, когда человек постепенно начинает осознавать реальность наступившего дня, Омар возвращался к действительности.

— Что же с нами будет дальше? — беспомощно спросил он.

Халима села. Она тихонько провела пальцем по геометрическому рисунку ковра:

— Я не знаю, Омар. Я только знаю, что люблю тебя.

— Нам нужно бежать, — сказал Омар.

— Бежать, куда? — Омар пожал плечами. — Аль-Хуссейн и его люди будут преследовать нас по всему Египту, — заметила Халима, — и они не остановятся, пока не найдут нас, поверь мне.

Омар обнял Халиму за плечи:

— Если ты действительно любишь меня, ты пойдешь со мной. Мы уедем в Европу, в Англию или Францию. Там они не найдут нас.

— Не обманывай себя, — ответила Халима, — люди тадамана есть и в Европе. А оскорбленный в своем тщеславии аль-Хуссейн не остановится перед тем, чтобы в поисках нас обшарить пол-Европы. Он умеет пользоваться услугами людей, которые ни его имени, ни адреса не знают, и он не остановится перед убийством. Аль-Хуссейн знает множество ухищрений, чтобы оградить от подозрений и опасности себя самого. За зеркалом в его спальне я обнаружила потайную дверь, ведущую к пожарной лестнице. В любое время он может скрыться по ней. Скорее всего, он боится мести за все свои темные дела. Мне он ничего не рассказывал об этом ходе.

— Но ведь именно его темные делишки свели нас вместе!

— Я знаю, — ответила Халима.

Омар смотрел на закрытые ставни, сквозь щели которых пробивались лучи заходившего солнца, освещавшие облака пыли в тесной комнатке. Он думал. Казалось, вся страна ополчилась против них. Чувство бессилия охватило его, но он скорее бы откусил себе язык, чем рассказал о нем в ответ на вопросительный взгляд Халимы. Он восхищался этой женщиной, думая о том, как спокойно она говорила о страданиях, наполнявших ее жизнь, не жалея себя и не прося его благодарности. Омар почти стеснялся своей нерешительности.

Халима будто прочла его мысли, взяла его за руку, избегая все же смотреть в глаза, чтобы не смутить его, и Омар почувствовал благодарность за ее жест. В течение последовавшего далее разговора они старались говорить только о мелочах, будто бы пытаясь отрешиться от тяжести их положения. Внезапно Халима спросила, как ему удалось найти ее. Омар рассказал о рисунке, который оставил его товарищ Нагиб эк-Касар на столе в комнате и по которому он, Омар, нашел ее дом после того, как тот не появился в течение нескольких дней.

— Нагиб эк-Касар? — Халима недоверчиво взглянула на него. Затем она тряхнула головой и начала рассказывать, что ее муж аль-Хуссейн схватил эк-Касара и с несколькими спутниками отправился в Луксор на поиски друга эк-Касара.

— Его друг — это я, — спокойно сказал Омар.

— Я уже поняла это, — ответила Халима.

— Чего он хочет от меня?

— Аль-Хуссейн утверждает, что ты обманул его, украв товар из последней поставки опиума из Судана.

— Но ты же ему не веришь?

— И все же?

— Во имя Аллаха, это не так, — воскликнул Омар. — Мы вместе отправились в Асуан, чтобы выполнить задание аль-Хуссейна, но в Луксоре наши пути разошлись. С тех пор я не видел Нагиба.

— Как бы то ни было, аль-Хуссейн теперь охотится за тобой.

Юсуф, слуга, покашливая, поднялся по лестнице. На полпути он остановился и тихо сказал:

— Госпожа, пора!

Халима больше прежнего желала придерживаться обычного распорядка дня. Только так она могла быть уверена, что не вызовет подозрений.

Поэтому их прощание было коротким, почти холодным; но Халима пообещала вернуться на следующий день в то же время.

Положение, в котором оказался Омар, не могло быть более запутанным и безвыходным, и не было бы ничего странного, если бы Омар впал в отчаяние. Но он успел усвоить, что именно отчаяние и бессилие мобилизуют скрытые силы и укрепляют дух для совершения единственно верного поступка.

Тадаман, которому Омар был обязан жизнью, становился тем ненавистнее ему, чем больше он узнавал о деятельности и членах организации. Сад Заглул мог быть достойным уважения человеком. Британцы выслали его как предводителя египетских националистов сначала на Сицилию, затем на Сейшельские острова. И приверженцы его партии тоже, вероятно, были людьми достойными. Но среди экстремистов, принадлежавших к тадаману и действовавших в основном совершая вооруженные налеты, было множество подозрительных личностей и криминальных элементов, интересовавшихся только личной выгодой и готовых войти в организацию лишь для ее достижения.