Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

Просмотр и изучение имевшегося материала заняли три недели и обеспечили им обширнейшие знания предмета, так что Омара и Нагиба охватила настоящая эйфория. Они добровольно проводили в архиве дни и ночи, делали пометки, развивали теории и вновь отклоняли их. Подтвердилось то, что они давно подозревали: вся деятельность британской секретной службы была завязана на леди Доусон, и именно эта организация обладала наиболее полной информацией. Египетские националисты, среди которых ключевой фигурой можно было назвать Али ибн аль-Хуссейна, окончательно разругались между собой, кроме того, ими в основном руководила личная заинтересованность, что значительно усложняло процесс поисков. Что касается Дезьем бюро, то не вполне было ясно, над чем работают французы, так как они часто меняли место и объект исследования, и, не углубляясь в подробности, можно бы было упрекнуть их в некомпетентности и наивности, если бы не участие в проекте опытного Туссена, известного умением вести двойную игру и создавать иллюзию деятельности там, где ее нет.

Уже один тот факт, что немецкая секретная служба наблюдала за деятельностью служб стран-соперниц, при этом действуя столь умело, что те очень сомневались, что Германия в курсе тайны Имхотепа, доказывало превосходное качество ее работы. Так что Фрейенфельс, рассматривавший все занятия барона как баловство, был абсолютно прав, заподозрив в фон Ностице, работавшем теперь со своей вполне компетентной командой и пользовавшемся предоставленной ему по старой дружбе информацией, соперника императорской секретной службы; он даже начал бояться, что все сливки достанутся именно барону.

В баре отеля «Адлон» состоялась беседа бывших друзей, во время которой звучали достаточно резкие обвинения. Фон Ностиц заявил о разрыве сорокалетней дружбы, Фрейенфельс называл бывшего друга бессовестным эгоистом: ситуация стала слишком серьезной, чтобы доверить дело столь несерьезному человеку, и если барон этого не понимает, очень жаль.

Барон фон Ностиц-Вальнитц не понимал. Он вызвал Омара и Нагиба и объяснил им ситуацию, спросив, видят ли они возможность работать дальше. Он, в свою очередь, готов предоставить им любую посильную помощь.

До того времени ни французы, ни англичане, располагая значительными средствами, не сумели достичь значимых успехов. В этом, по словам Омара, был ответ на вопрос. Бесполезно бродить с лопатой по пустыне в поисках гробницы Имхотепа, если даже примерно неизвестно место, где она находится.

Фон Ностиц вскинул голову:

— Вы не верите, что она в Саккаре?

— Что значит верить? Необходимо знать! — бросил в ответ Нагиб. — Ни в одном из текстов, обнаруженных в пирамидах, нет указания на то, что создатель пирамид покоится вместе со своим господином либо возле него, то есть в тени пирамид. Конечно, нельзя полностью отвергать возможность того, что Имхотеп захоронен именно в Саккаре, это все же был город мертвых при Мемфисе, а Мемфис был столицей государства. Но с уверенностью этого утверждать также нельзя.

— Кажется, вы идете совсем по другому следу!

— Скорее, по следу следа! — ответил Омар. — Я считаю, мы должны искать там, где потерпел неудачу тот, кто стоял ближе всех к разгадке тайны.

— О ком вы говорите, Омар?

— Я говорю о профессоре Хартфилде. Хартфилд располагал наиболее полными сведениями и наиболее ценным элементом текста плиты, являющейся ключом к тайне.

— Но Хартфилд мертв. Его убрали с дороги чьи-то агенты. Это же ясно как день!

— Ничего неясно, — возразил Омар, — это не будет доказано, пока не найдут тело Хартфилда!

Барон взмахнул руками:

— Но вы же не думаете, что миссис Хартфилд была убита, а профессор похищен и теперь вынужден продолжать поиски для кого-то?

— Не вижу в этом ничего невероятного, — задумчиво проговорил Омар.

— И на чем основано ваше предположение?

— Может быть, это просто идея-фикс, — пожал плечами Омар. — Но у меня какое-то странное предчувствие. Однако даже если Хартфилд мертв, необходимо выяснить, что с ним произошло.

Нагиб кивнул, барон медленно покачал головой.

— Когда исчез профессор? — спросил он наконец.

— Судя по данным ваших документов, примерно четыре года назад. Я сужу по сообщению в лондонской «Таймс» от 4 сентября 1918 года. Жена Хартфилда Мэри была найдена мертвой позже в пяти километрах на запад от Саккары. Следы профессора не обнаружены.

— В пяти километрах на запад от Саккары, говорите? Что же понадобилось миссис Хартфилд в Ливийской пустыне?

— Если бы мы это знали, — усмехнулся Омар, — то продвинулись бы достаточно далеко. Но мы не знаем этого. Просматривая собранные вами документы, я заметил интересную деталь. Немецкая секретная служба узнала, что при миссис Хартфилд было найдено письмо…

— Ах, перестаньте вы! Мертвецы не носят с собой писем. Оно наверняка было подброшено, чтобы отвести подозрение от чего-то другого. Было бы интересно узнать о причине ее смерти. Как погибла миссис Хартфилд?

— Этого бумаги не говорят. Лишь то, что следов насилия на теле обнаружено не было.

Барон задумался. Затем спросил:

— Что же было в письме?

— Речь шла о встрече в каирском отеле «Савой». Во время нее должна была состояться передача отпечатка плиты за вознаграждение, от которого дух захватывает.

— Сколько?

— Десять тысяч английских фунтов.

— Десять тысяч фунтов? Это же куча денег!

— Это целое состояние. Впрочем, Хартфилды бедными людьми не были. В средствах они не были ограничены. Их дома в Бэйсвотере и Пэддингтоне приносили больше денег, нежели можно потратить. Однако, судя по всему, миссис Хартфилд предложение не приняла.

Нагиб полистал бумаги и извлек копию досье секретной службы, в котором шла речь о письме.

— Вот, — сказал он, похлопав по листку, — 12 октября 1918 года, в 11 утра должна была состояться передача. Но до этого, видимо, дело не дошло.

Фон Ностиц задумался:

— Если исходить из того, что Хартфилд еще жив, где бы вы начали поиски?

— Послушайте, — ни на минуту не задумавшись, ответил Омар, — я бы искал там, где этого еще никто не делал. Не в Саккаре, а там, где он жил, — в Лондоне. Я не собираюсь оспаривать важность достижений секретных служб. Но если мы хотим добиться успеха, нужно идти своим путем.

Решительность, с которой говорил Омар, понравилась барону, и на следующий день он достал юноше документы и посадил на паром, снабдив достаточной суммой денег. Халима, все больше увлекавшаяся столичной жизнью, осталась. Нагиб же получил разрешение на поиски в архиве Нового Музея. Официально его интересовали каталоги египетских экспонатов, на самом же деле он хотел изучить корреспонденцию касательно последних находок немецких археологов в Египте.

Сначала ему было отказано, позднее же, в ответ на личную просьбу барона, министр дал положительный ответ. Причина была в одной афере, ставшей настоящей сенсацией. Один берлинский археолог десять лет назад в Египте обнаружил бюст царицы Нефертити и, обойдя закон, вывез ее в Германию. Когда об этом стало известно, возникли трения на дипломатическом уровне, и с тех пор Египет тщетно прикладывал усилия, чтобы вернуть собственность.

Омар отправился в Дувр, там сел в поезд, следовавший до Лондона, прибыл в столицу ровно в 18:10 на вокзал Виктории, взял черное такси и отправился, минуя Букенгемский дворец и Парк-Лейн, в сторону Бэйсвотера. Неподалеку от вокзала Пэддингтон, где делает поворот Харроу-роуд, Омар снял номер в «Мидленде», — если верить проспектам, отеле высшей категории, — и осведомился, заполняя анкету гостя, далеко ли до Глочестер Террейс.