Операция «Гадюка»
Шрифт:
В моей смене трудится еще Тамара, дитя ближнего Подмосковья, лаборантка и цельная натура (если я чего решил, то выпью обязательно), и Катрин, которая на моих глазах выросла до младшего научного и учится в заочной аспирантуре. Наши отношения непросты и балансируют на грани дозволенного. Или мы разбежимся совсем, или поженимся. Не знаю, что лучше.
Во второй смене остается научно-технический сотрудник Саня Добряк, существо не очень доброе, особенно по отношению ко мне, и очень серьезный человек в больших очках по имени Ниночка, она тоже аспирант и появилась у нас недавно.
Два слова обо мне, любимом.
Я – младший научный, дитя детдома. Зовут меня Юрием Гагариным. Чтобы
В детдом я имел неосторожность поступить 12 апреля, в День космонавтики. Воодушевленные санитарки дали мне героическое имя.
Я обладаю рядом особенностей, которые и обратили на себя внимание Калерии. То есть сначала меня изучали как очередной объект и для того подослали ко мне Катрин. Она закрутила со мной бурный роман, и я до сих пор не знаю, на самом ли деле она мною увлеклась или из чувства долга. А так как этот вопрос не решен, мы и остаемся с ней в странных отношениях: то ли я жених, то ли подопытный кролик, который не выносит людей, сделавших его кроликом. Иногда я люблю Катрин, иногда не выношу, а виновата она лишь в том, что, будучи человеком крайне ответственным, выполнила задание Калерии с полной серьезностью.
1
См. первые романы цикла «Театр теней»: «Вид на битву с высоты» и «Старый год». – Примеч. автора.
И я, и Калерия, и, к сожалению, Катрин полагаем, что я – инопланетянин. И это не умствование: кстати, за несколько дней до того, как я был принят Калерией на работу в институт, ко мне заявился мой соотечественник и предложил возвратиться на родную планету. Я чуть было не согласился, но в последний момент струсил – я настолько свыкся со своей долей, что светлые дали меня отпугнули.
После разоблачения мне не оставалось ничего другого, как сдаться Калерии, но все уладилось к общему согласию: мне предложили место младшего в институте и выделили скромную зарплату.
Вот вроде и все.
В тот день я пришел в институт позже обычного, потому что поезд метро застрял в туннеле и простоял минут двадцать, отчего у меня случился приступ клаустрофобии – то есть боязни замкнутого пространства. Мне стало так дурно, что я, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, вышел из вагона через стеклянную дверь, спрыгнул на пути и дошел до следующей станции. Тут наш поезд приехал на станцию и чуть меня не задавил. В результате я влез в какую-то служебку, кое-как там отряхнулся, и тут появился электрик, который отнесся ко мне как к дикому путешественнику по туннелям: в Москве есть такая группа или даже несколько групп, кажется, они называются диггерами, их любят за таинственность журналисты и не выносят работники метро и водопроводчики.
От электрика я сбежал, а когда добрался до института, лаборатория была пуста, потому что директор созвал общее собрание по вопросам не то приватизации, не то акционирования – я никогда в этом не разбирался.
Пока я был в лаборатории один, я достал журнал ежедневных наблюдений – любимое детище Калерии, потому что в него заносится все необычное, что случилось с нами или у нас на глазах, – одно условие: пишем только чистую правду.
Я открыл журнал на странице 87 и начал записывать свое путешествие под землей. Конечно, можно было наговорить его на пленку, но Калерия – консерватор, и мы – ее дети, племянники, кузены – желаем существовать лишь
по тем канонам, которые она для нас пишет. Мы ее любим.И даже если я, к сожалению, урод и вынужден в этом признаться, то признаюсь я в первую очередь Калерии.
Позвонил мужской голос. Я не сразу узнал дядю Мишу.
Дядя Миша мне не дядя, это странное прозвище я приклеил к нему в прошлом году, когда произошли события, связанные с миром без времени. В его существование почти никто не верит, и это хорошо. Чем мы от него дальше, тем спокойнее.
Это как бы подвал, в котором в темноте копошатся белые слепые крысы.
Наверное, несправедливо так рассуждать о людях, попавших в безвременье от страха или боли. Но они все равно мертвецы. Даже милая Люся и славный Егорка.
Недавно я читал исследование нашего умника Мирского. ДСП – знаете, что такое? – «Для служебного пользования». Есть у нас такая наука – ДСП. Да и не только у нас. В Штатах тоже. В мире статей ДСП есть какие-то исследования и обо мне. Наверное, надо их извлечь и почитать, что врут о моем феномене умные люди.
А Мирский написал о зомби, о зомбировании. Он решил, что зомби – это и есть жители мира без времени, угодившие к нам и умирающие от излишка времени и огня. Он думает, что в Карибском бассейне есть выбросы из того мира, включая, возможно, и Бермудский треугольник.
Может быть... завтра или послезавтра. Если будет свободный час, пройдусь по улицам Интернета – неужели до сих пор ничего из информации туда не вывалилось? Может, и вывалилось, но пользователи не сообразили, на какой самородок они глядят! А может быть, ведомство дяди Миши научилось эффективно перекрывать кислород?
Нет, еще в прошлом году они сами не сообразили, с чем имеют дело. Только после ярославских событий кое-кто спохватился.
Когда же я попытался отыскать Александру, мою знакомую по Меховску, оказалось, что ее нигде нет. Выписалась. Уехала. Исчезла. И даже Лера по своим каналам не смогла помочь. Хотя, может быть, она не обращалась к дяде Мише.
– Это ты, Гарик? – спросил дядя Миша.
Тогда и я его узнал.
– Я вас слушаю, господин полковник, – сказал я.
Когда ты говоришь слово «господин», чувствуешь себя неловко, будто намерен посмеяться над собеседником. Но и говорить «товарищ» несерьезно.
– Вольно, – сказал дядя Миша. – Тем более что с чином ты не угадал.
– Ясно, – согласился я, – вас понизили.
– Или повысили. Калерия Петровна на месте?
– Заседают.
– Пожалуйста, попроси ее позвонить мне. Хотелось бы поговорить. И сам не уходи.
– Когда не уходи?
– Они у директора заседают?
– Вы много знаете, генерал-майор.
На этот раз он не стал возражать. Значит, я угадал. Скоро его выгонят, но он не догадывается.
– Кончат к ленчу?
– Да, минут через сорок пять, – сказал я.
– Я буду у вас через час. Кофе привезти или есть?
– Тамарочка придет, Тамарочка решит, – сказал я.
– Куплю на всякий случай. Вы – кофейная держава. Пьете, как в современном детективном сериале, где лейтенанты и следователи бегают из кабинета в кабинет и просят щепотку кофе.
– Читал, – признался я.
Дядя Миша повесил трубку.
Он давно у нас не был, так что мы жили мирно.
Дядя Миша несет с собой опасности, тревоги и тайны. Ничего хорошего, если ты не любишь диких приключений.
Я не люблю приключений диких, хотя люблю цивилизованные.
Вошла Тамара – ангел нежной красоты, пока не откроет розовый ротик.
Она тут же его открыла.
– Я за продовольствием ходила, – сообщила она. – И один лже-Нерон тронул меня за грудь. Восхитительно.