Операция «Остров Крым»
Шрифт:
– Ты со мной препираться будешь? – рыкнул Верещагин. – Хочешь спасти мою голову – скорее приведи помощь! Вперед!
Шамиль плюнул на пол и бросил Ваизову конец веревки – обвязаться. Сам вернулся к бойнице.
Времени осталось совсем в обрез.
С дороги долетел взрыв, над обрывом вскинулось пламя и облако дыма – это горящего «Бову» попытались спихнуть в сторону и активировали детонатор очередной пластиковой мины. Тот, кто снабдил их оружием и документами, на эту дрянь не поскупился…
Ваизов обвязался веревкой, Шамиль перекинул ее через
– Сэр! – крик прозвучал ему в спину. Шамиль стоял у окна, держась за веревку. Глаза у него были отчаянные. Он, как и Верещагин, мог спуститься за секунды, на одном жюмаре.
– Сэр, давайте вы.
– Пошел! – крикнул Артем. Шамиль выругался сквозь зубы и выбросился в окно.
Настало время выметаться и Верещагину – последняя автоматная обойма расстреляна, а от административного корпуса он будет отрезан, едва на площадку въедет первая БМД. Шамиль был уже внизу – самому Артему этого времени хватило бы спуститься три раза. Он отцепил карабин – тот рыбкой сверкнул в проеме окна и исчез. Артем остался в гараже один против всех. У него была «беретта» и был «стечкин», и было примерно полминуты на то, чтобы пробиться в административный корпус.
Он перекрестился, взял по пистолету в каждую руку и кинулся наружу.
Площадка простреливалась уже насквозь, пули щербили бетон за спиной капитана – он упал на живот и пополз… Наткнулся на какое-то препятствие. И понял, что это – Глеб. Капитан Асмоловский, которого он думал, что убил.
Под Глебом натекла лужа крови. Кровь пузырилась на его губах, и Арт знал, почему – кровь скапливалась в плевральной полости и не давала дышать. Нужен был дренаж, и быстро – счет шел на секунды. На те самые секунды, за которые Артем рассчитывал добежать до аппаратной.
Он проклял все на свете, подхватил Асмоловского за подмышки и поволок к гаражу.
– Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, – по ним не стреляли.
Арт очень надеялся, что его видели – это давало хоть какие-то гарантии на то, что красные предложат сдачу вместо того, чтобы забросать гранатами.
– Factorem coeli et terrae, visibilium omnium, et invisibilium.
Верещагин положил Глеба на пол, разрезал комбез и тельник.
– …Et in unum Dominum Jesum Christum, Filium Dei unigenitum, et ex Patre natum ante omnia saecula…
Обычно он молился по-русски, но сейчас латынь, холодная и чистая, как горная вода, успокаивала бешено колотящееся сердце. Он обтер рану салфеткой и разорвал зубами пакет с дренажной системой.
– …Deum de Deo, lumen de lumine, Deum verum de Deo vero. Genitum, non factum, consubstantialem Patri per quem omnia facta sunt…
Руки тряслись. Верещагин весь собрался в кулак, чтобы сделать все правильно. Он с десяток раз повторял эту нехитрую операцию с резиновой куклой, но – это было совсем иначе. Тут не подкрашенная
водичка, а кровь, и настоящие, а не пластиковые ребра нужно считать, пока они ходят ходуном…– …Qui propter nos homines, et propter nostram salutem, descendit de coelis. Et incarnatus est de Spiritu Sancto ex Maria Virgine; et homo factus est.
Слух донес рокот БМД, нарастающий, переходящий в рев – он уже не слышал собственных слов.
– …Crucifixus etiam pro nobis, sub Pontio Pilato passus, et sepultus est…
Кровь пошла в пакет. Положить бы Глеба повыше, но некуда и нет сил. Теперь высыпать прямо в рану порошок гемостата. Все. Перевязка. Он проверил, как плотно держится на ране салфетка, наложил пакет и перехватил бинтом…
– Et resurrexit tertia die, secundum Scripturas. Et ascendit in coelum; sedet at dexteram Patris…
Пот заливал глаза. Он попробовал вытереть лоб – и размазал кровь Глеба по своему лицу.
Хриплое, сбивчивое и судорожное дыхание раненого выровнялось. Асмоловский дышал и жил.
– Et iterum venturus est cum gloria, judicare vivos et mortuos; cujus regni non erit finis.
Звук моторов стих, зато площадка наполнилась выкриками и топотом ботинок. К гаражу пока никто не подходил – боялись стрельбы. Артем не мог сдвинуться с места, не мог поднять руки – казалось, все силы его оставили. Теперь, в относительной тишине собственный шепот казался ему оглушительно громким.
– Et in unum Spiritum Sanctum, Dominum et vivificantem; qui ex Patre Filioque procedit…
Страх появился позже, когда немного отпустила усталость. В тот момент страха не было – было просто сомнение относительно своей способности встать и что-то сделать. Он чувствовал себя оловянным болваном на морозе: тронь – рассыплешься.
От него больше ничего не зависело. Почти ничего: собственная жизнь.
– ..Qui cum Patri et Filio simul adoratur et conglorificatur; qui locutus est per prophetas.
Через полчаса здесь будет Карташов. А красные через какое-то время окажутся в той же ситуации, в которой были корниловцы: три патрона на шесть человек.
– In unam sanctam, catholicam et apostolicam Ecclesiam…
«Но что может произойти за эти полчаса? Как минимум, они захотят узнать, где наши и сколько их. Как минимум».
– Confiteor unum baptismam in remissionem pecatorum…
– Эй, беляки! Сколько вас там? Выходите и сдавайтесь, считаем до трех, потом кидаем гранату. Раз!
– Отставить! Отставить, Васюк, я сказал! Там капитан!
«Целых два».
– Expecto resurrectionem mortuorum, – Верещагин поднялся с колен, – еt vitam venturi saeculi, – отстегнул пояс с кобурой и ножом, бросил его за дверь, шагнул в дверной проем. – Amen.
Под десятком прицелов он повернулся и встал лицом к стене. Собственные руки показались ему невыносимо тяжелыми, а чужие, быстро обшарившие тело, – отвратительно огромными.
– Лицом, – сказал майор.
Верещагин повернулся к Лебедю лицом. Выдержать взгляд несложно, взгляды не оставляют синяков.