Операция «Остров Крым»

– И чья победа поможет нам выжить?

– КГБ.

У меня возникло ощущение, что я разговариваю с Синей Гусеницей.

– Ты уверен?

– Тэмми… – У него на лице опять появилось «как-бы-это тебе-понятно-объяснить» выражение. По такому выражению лица очень хочется врезать. – КГБ, кроме всего прочего, занимается продажей советской нефти и газа за рубеж. И вот представь себе человека, который держит палец в большой бочке варенья, но не имеет права этот палец облизнуть. А сам при этом видит, что все вокруг жрут варенье большими ложками. Как долго продержится этот человек? Как скоро он попытается захватить ложку?

– Мы погибали ради того, чтобы кто-то из этих выродков захватил ложку?!

Арт смотрел мне в глаза не моргая, и как же неуютно было под этим взглядом.

– Нет, Тэмми. Кто-то из них должен захватить ложку, и тогда мы перестанем погибать.

…Новый советский лидер оказался похож на человека. Он даже пытался говорить без бумажки, и в первой своей речи ни разу не упомянул о Крыме, Одесской высадке и Керченском разгроме, но зато произнес слова «демократизация», «восстановление конституционных принципов» и «гласность».

Я не придала значения очередной смене девизов правления в СССР. Я не верила в людей, которые попытаются захватить ложку, и мне было страшно.

* * *

Кронин занял место напротив Артема, развязал папку с тисненым орлом, достал подколотые листы бумаги – стопка толщиной с нотную тетрадь.

– Эта бумага, – сказал Адамс, – уже получила неофициальное название «Меморандум Верещагина». Мы обдумывали ее дольше, чем вы писали. И в общем, я таков, чтобы это принять. Чем вы руководствовались при написании?

– Сэр, все мои соображения изложены здесь. Нам необходимо пополнение, резервисты уже не решают проблемы численности войск, мобилизация подорвет экономику, которая и так подорвана, а вместе с тем лагеря военнопленных забиты людьми, имеющими подготовку…

– Это я читал, – отмахнулся Адамс. – И у меня осталось впечатление недоговоренности.

– Можно вопрос, сэр?

– Да…

– У вас или сначала у полковника Кронина?

Командующий и его начштаба обменялись улыбками.

– Он меня знает, – проговорил Кронин. – А я – его.

Верещагин поставил руки «домиком».

– Я отвечу на ваш вопрос, сэр… По-моему, интеграция неизбежна.

Кронин откинулся в кресле назад и немного отъехал от стола.

– Вот от кого я не ожидал этого услышать… – протянул он.

– Это ясно как день. Даже если мы выиграем, Крым никогда не оправится от этой победы.

– Ровно месяц назад в этом самом кабинете вы говорили совсем другое.

– Я говорил о том, как не проиграть войну в первый же день. Сейчас – другое. Но нам придется с ними жить. Рано или поздно.

– Это что, социальный эксперимент? – фыркнул Кронин.

– Нет, сэр. Это попытка залатать дыры в дивизии за счет кое-как подготовленных людей.

– Именно что кое-как…

– Это очень серьезно, полковник Верещагин. – Адамс снова сел. – Вы предлагаете дать людям, которые еще вчера были нашими врагами, оружие.

– Так делали в двадцатом. У половины жителей Острова предки воевали сначала на той стороне, только потом по каким-то причинам перешли на эту.

– Иные переходили по нескольку раз, – пробормотал Кронин. – Не повторилась бы история. Чтобы перейти на сторону противника, нужно обладать определенным складом ума и характера. Не боитесь, Арт, что в армию хлынет отребье?

– Я сомневаюсь насчет «хлынет», сэр. Пока что я прошу позволения поставить этот эксперимент только в своей дивизии, и только в четырех подразделениях: второй горно-егерский батальон, первый батальон морской пехоты, третий батальон бронемобильной бригады и второй батальон аэромобильного полка. Всего потребуется шестьсот человек, из них – пятьдесят офицеров. Согласитесь, что слово «хлынет» к такому количеству неприменимо. Что же до «отребья»… Я думаю, у нас будет возможность выбирать.

Полковник Кронин выставил ладонь вперед.

– Я против распределения красных по нашим частям. Я – в принципе – за, но это должны быть отдельные роты в составе батальонов и батальоны в составе бригад.

– Нет, сэр… – Артем даже привстал. – Если так, то лучше вообще ничего не делать. Я знаю, чего вы хотите, господин полковник: чтобы в случае чего наших ребят легко можно было заставить в них стрелять. Если мы создадим отдельные подразделения, этот «случай чего» возникнет очень скоро.

– Вы забываетесь, полковник!

– Простите, сэр. Но я буду настаивать: или проект «Дон» принимается по моей схеме, или он не принимается вовсе.

Адамс поднял руки, прекращая дискуссию, потом прижал ладони к столу.

– Честно говоря, подобные мысли приходили в голову… многим здесь. Но в последнюю очередь, полковник Верещагин, такого ожидали от вас. Никто и не подумал бы предложить вербовать пленных для Корниловской дивизии.

– Именно поэтому, сэр. Именно поэтому. Я знаю, что у многих ребят появились личные счеты к советским… Но если я смогу перешагнуть через эти счеты – смогут и они.

– А сможете ли? – Адамс на минуту сковал его взглядом в упор, без отрыва.

– Если жена меня не пристрелит.

– Если вы не расскажете ей, кто автор, можете быть спокойны.

* * *

– Ты заметил, что обгоняешь меня на два бокала? – спросил Гия.

Спасибо, Князь, подумала я.

– Что, правда? – удивился Арт.

– Я сам удивился. Когда это ты начал так лихо пить?

– Это последняя, – Арт поставил пустую бутылку под кровать.

Гия, Шэм и поручик Козырев укоризненно посмотрели на меня.

– Она моя жена, а не нянька, – сказал Арт.

Теперь все вперились в него, я в том числе.

Впервые он на людях назвал меня женой.

– Ну ты и гад, – покачал головой Князь. – Мог бы и сказать.

– О чем? Де-факто мы вместе уже два года, де-юре мы пока это не закрепили.

– Так чего вы сидите? Церковь во дворе госпиталя, отец Леонид не откажет даже католику. Или ты решил перейти в веру Шэма? Три раза сказал: «Она моя жена» – и готово.

– Он сказал пока один раз, – заметила я.

– Я скажу столько, сколько нужно.