Операция «Остров Крым»

– I wish you were tortured to death!

Верещагин, бровью не шевельнув, ответил:

– So do I. Я могу идти, господин Воронов? Я устал и хочу спать…

– Нет, Арт, к сожалению, – ответил за осваговца Кутасов. – Сейчас мы трое поедем в Главштаб. В СССР военный переворот.

– Что?

– Путч. Власть захватили ортодоксальные коммунисты.

Шевардин внезапно расхохотался, показывая пальцем на Верещагина. Они уже спускались по лестнице вниз, навстречу им поднималась охрана, а сверху все доносился смех…

– Не принимайте близко к сердцу, – Кутасов истолковал выражение лица Верещагина по-своему. – Он вышел из себя и говорил не то, что думал.

– Да плевать. Меня расстроило не это.

– А что же?

Мимо летели черно-желтые столбики ограждения, море за ними наливалось цветом.

– Мы потеряли еще одного хорошего комдива. Как раз сейчас, как назло…

* * *

Я не знаю, как наша разведка подтолкнула старых коммунистических пердунов к путчу. Или это были те, кто хотел захватить ложку. Или ни те и ни другие, а просто маразматики-партократы почуяли, как власть уплывает из рук.

В общем, они воспользовались моментом и устроили переворот.

Но я знаю точно, что в день переворота в «Шереметьево-2» около 10 часов вечера сел мирный «Боинг-747», который вез из Стамбула триста человек. Через пятнадцать минут «Шереметьево-2» прекратило все рейсы. Прилетавшие самолеты садились на резервную полосу и отводились к терминалам на неопределенный срок: аэропорт принимал один за другим «Антеи», на которых в Москву перебрасывался 549-й мотострелковый полк под командованием полковника Милютина. В 5-00 полк выдвинулся к Москве и занял позиции напротив кордонов Таманской и Кантемировской дивизий.

Любой из офицеров организационного отдела Генштаба СССР сказал бы, что 549-го мотострелкового полка не существует в природе.

А вот офицер аналитического отдела разведки на это ответил бы: правильно, 549-го полка не существует в Советской армии, а в Крымских вооруженных силах он очень даже существует. Только он более широко известен как «Красный полк», организация и вооружение которого в точности повторяют организацию и вооружение советского мотострелкового полка. Он играет роль потенциального противника на учениях и неплохо отличился во время «битвы за Остров Крым», вовсю используя свою способность притворяться советской частью.

Еще я точно знаю, что их высадку прикрывал спецназ КГБ «Альфа».

Никакой стрельбы не было: командование «кремлевских дивизий» подумало-подумало, да и решило путчистов не поддерживать. Опять-таки, я не знаю, чем их запугали или подкупили. Я только знаю от качинских коммандос, летавших в Москву, что после самоубийства министра внутренних дел путчисты капитулировали, и Генсек въехал в Кремль на штабной машине «Красного полка».

Через три дня уже времпремьер вылетел в Москву. Пришла его очередь удивляться цветам и плакатам. Никаких «белофашистов», сплошное «Нет братоубийственной войне!»

Люди, о которых говорил Арт, видимо, захватили свою ложку. Теперь пришло время пустить ее в ход, время черпать ею блага по мировым стандартам, продавать все ту же нефть на все тот же Запад, но иметь за это не скромный даже по меркам Крыма спецпаек со спецпенсией, а вожделенные миллионы.

Для этого нужен был Крым – во-первых, целый, не разрушенный бомбардировками, во-вторых – в составе СССР.

25 июня 1980 года временный премьер подписал Союзный договор в той формулировке, в которой за него проголосовала Дума этой зимой.

26 июня больше десяти тысяч «форсиз» вышли на площадь Барона и построились побатальонно и поротно, перекрыв движение.

Я стояла там, среди «Вдов». Нас было четырнадцать человек, все участвовали в «битве за Крым», Одесской высадке и Керченской операции. Остальные сказали: какая разница, это мир на хороших условиях. Несколько девочек из летного училища, присланных на пополнение, хотели пойти с нами, но тут уж мы сказали: не надо портить себе карьеру.

С одной стороны стояли качинские коммандос, с другой – «Летучие гусары». Остальных я видела большими цветовыми пятнами: черные береты марковцев, синие – дроздовцев, красные – алексеевцев и коричневые – корниловцев.

Мы стояли там и молча ждали, пока в Главштабе прочитают нашу петицию и дадут ответ. Мы требовали одного: пересмотреть пункт договора, согласно которому «форсиз» становятся частью Советской армии. Дело было не в страхе отправиться куда-то на Сахалин или даже в Афганистан: договор предусматривал, что «форсиз» будут служить в Крыму и участвовать в войнах СССР только добровольно. Мы просто не хотели подчиняться этим подонкам. Мы понимали, что политики везде примерно одного качества порода, но эти были какими-то особенно паскудными. Генсек мог сколько угодно прикидываться европейцем – из него все равно пер аппаратный игрок.

Мы ждали, что выйдет Адамс, а вышел Арт.

В одной руке он нес нашу петицию, в другой – мегафон. Попробовал что-то сказать, не получилось, поколдовал с мегафоном – аппарат издал какой-то адский треск. Арт отстранил его от себя на вытянутой руке, как гремучую змею, и я стиснула зубы. Он паясничал – значит, нам понадобятся костюмы полной химзащиты…

Кто-то в первых рядах помог ему наладить мегафон.

– Спасибо, – голос раскатился над площадью. Арт снова взбежал на ступени Главштаба, потом вспрыгнул на парапет.

– Ваша петиция передана в Думу, – сказал он. – Но господа полковники ничего от нее не ждут и послали меня сообщить вам об этом. Предполагается, что меня вы сначала выслушаете, и только потом разорвете на тряпочки. Ну так вот… Я вижу сны. Почти каждую ночь мне снится, что я просыпаюсь от гула винтов самолетов и думаю: опять началось – но где же сигнал тревоги? И тогда я делаю над собой усилие и действительно просыпаюсь. Среди вас есть женщина, моя жена, она не даст соврать… – Его взгляд остановился на группе синих беретов ВВС. Я знала, что он не может увидеть меня в толпе, но сначала на меня оглядывались однополчанки, потом все остальные, и я превратилась в маленькое око тайфуна.

– Спросите ее – она подтвердит, что я шляюсь по ночам, – продолжал он. – Я иду на кухню, завариваю чай и какое-то время жду, пока меня перестанет трясти.

Я встретила взгляды подруг и кивнула. Да, это была правда. По крайней мере, то, что он шлялся и пил чай в четвертом часу утра. Про сны он мне ничего не говорил.

– И чтобы успокоиться, я говорю себе знаете что? Мы победили. Да, я знаю, что это не выглядит, как победа, но поверьте: мы победили. Эй, там, с камерой! Сейчас я говорю от себя лично, а не от Главштаба, и попробуй только вырезать это при монтаже. Так вот, парада на Красной площади не будет, а все остальное уже есть. Мы присягали свободной России, и мы остаемся свободной Россией. Это не победа? Ради подписания Союзного договора они признали частную собственность, они поступились важным куском коммунистической доктрины – это не победа? Хотите верьте мне, хотите нет, но я даю Советскому Союзу три-четыре года. Потом страна распадется, потому что остальные республики захотят того же, что и мы. Это не победа? Я знаю, что говорят ваши эмоции. Поверьте, я испытываю то же самое. Мне тоже тошно служить в одной армии с теми, кто разрушал Крым. Но я не могу давить на шею Думе и премьеру. Единственное, что я могу – это вот…