Операция "Рагнарёк"

На этот раз собрались практические все. Это на президентских выборах в многомиллионной стране человеку может закрасться в голову самоуничижительная мысль, что его маленький одинокий голос на самом деле ничего не решает. Полторы сотни Сородичей, разделивших Большое Яблоко на неравные доли – кто сколько сумеет заглотать, — своим голосам цену знали. В эту ночь каждый из них делал выбор, от которого его не-жизнь будет зависеть, по меньшей мере, десятки, а не то и сотни лет.

Архонт, уворачиваясь от многочисленных желающих узнать его мнение о результатах выборов еще до их начала, прошел в капеллу. Мраморные надгробия рыцарей и монахов, свезенные сюда со всей Европы, островками врезались в каменную плитку пола. Легко было представить себе, что это Патриархи, в суровом молчании наблюдающие за суетой своих нетерпеливых потомков. Сжатые губы и пустые глазницы выражали явное неудовольствие. Тео задумался, как бы мертвецы отреагировали на эти надгробия, увезенные далеко от когда-то покоившихся под ними костей. Если, конечно, среди них не было тех, кто под своей могильной плитой лежать не собирался.

Пьета, украшавшая одну из стен капеллы, тоже навевала на Архонта совсем не христианские мысли. Слишком гладкие, застывшие в странных гримасах лица святых на барельефе и безвольно обвисшее, полуобнаженное тело, снятое с креста, странно напоминали ему о кровавых трапезах и других малоприятных ритуалах Шабаша. Впрочем, скорее всего, это скульптурное панно и было выбрано за его почти кощунственный вид.

Основные участники событий уже начали собираться в капелле, несколько плотных кучек, старающихся держаться поближе к своему клану.

Чудовищно уродливый Калеброс, рядом с которым многие из его окружения казались почти похожими на людей. Шарк улыбался, демонстрируя акулью ухмылку, Дядюшка Вонючка, напротив, недовольно хмурился, озираясь по сторонам.

Хелен, в деловом костюме, с плотной нитью крупного жемчуга, охватывающей чуть тронутую возрастом шею. Великолепная в алом вечернем платье Иветт, в точности напротив главной соперницы. Кадир, в блеске белоснежного смокинга и черной бороды, громко приветствовал Тео, помахав ему рукой. Стоявший рядом с Шерифом Норвик бросил архонту быструю улыбку, но ничем другим не выдал, что знаком с Тео лучше большинства присутствующих.

Даже среди нарядных и вычурных Тореадор Норвик сегодня отличился. Из парчовых рукавов бледно-розового камзола свисали кружевные манжеты, закрывая кисти до самых кончиков пальцев. На ногах, затянутых в кремовые чулки под бантами панталон, – низко открытые туфли, с тупыми носами и серебряными пряжками. Довершали все это великолепие пышнейшее жабо, заколотое огромной изумрудной брошью, и чуть не фунт пудры на стянутых в запрятанную в черный фуляр косицу волосах. Тео улыбнулся, одобряя про себя находчивость Норвика. Если хочешь, чтобы не заметили, насколько ты стар, постарайся казаться старше, чем о тебе думают.

Тео слегка покачал головой, и крахмальный воротник сорочки неприятно царапнул шею. Маскарад Норвика напомнил ему о странности и необычности происходящего здесь. Если бы, как в большинстве других городов, где правила Камарилья, Принцем становился тот, кто старше других, чье поколение ближе к Каину, у Норвика не было бы здесь ни одного соперника. Сам Тео рядом с ним мог бы показаться желторотым неонатом, и лишь немногие из присутствующих достигли того же возраста своей не-жизни, что и архонт. Старшие, занятые своими интригами в давно облюбованных местах проживания, не торопились перебираться в Нью-Йорк, все еще казавшийся им опасным, и большую часть сообщества составляли молодые по меркам Сородичей вампиры. Зато амбиций и жажды власти им всем было не занимать. И этим Норвик разительно отличался от других. Топор, которым он так гордился, служил ему всего лишь для устранения преград на пути служения Музам. Тео этого понять не мог, но в душе уважал Норвика, сумевшего устоять перед всеми искушениями, сгубившими уже не одного его ровесника.

Тремере, мужчины все как один в черных фрачных парах, а женщины в протокольных вечерних платьях, словно собравшиеся всем кланом на дипломатический прием, в строгом соответствии с рангом стояли за спиной у Беса. Лорд Регент зловеще ухмылялся, явно стараясь оправдать самые худшие опасения своих недоброжелателей, но Тео показалось, что черные глаза карлика полны добродушного лукавства, а в ухмылке слишком много злодейства, чтобы поверить в ее коварство.

Войцех Шемет, коротко кивнувший Тео, снова принялся что-то нашептывать на ухо стоявшему рядом Вандервейдену. Немногочисленные Малкавиан не утруждали себя выбором имиджа – девушка в ядовито-розовой мохнатой синтетической шубе и парень в растянутом и выцветшем спортивном костюме вполне уютно чувствовали себя, усевшись на пол и перекидываясь маленьким теннисным мячиком. Остальные выглядели ничуть не официальнее. Тем контрастнее выделялся на их фоне Картер в оливково-серой тройке от Gieves & Hawkes со знаменитой Сэвил Роу в Лондоне и «оксфордах» в тон костюму. Граф Шемет, на сегодня оставивший гусарский шик, смотрелся рядом с Примогеном как подающий надежды помощник присяжного поверенного. Он даже сбрил ставшие в последнее время привычными усы и изменил своей излюбленной сине-голубой гамме с коричневым пиджаком и бежевыми брюками, которые, вместе с мокасинами от Балли, были призваны продемонстрировать, что сегодняшнюю роль личного секретаря Его Сиятельство играет не по долгу службы, а на добровольных началах.

В узких нефах стояли немногочисленные представители других кланов. Одинокая Ласомбра, с выражением мрачной решимости поддержать самую достойную кандидатуру на красивом строгом лице не отбрасывала тени, несмотря на льющийся прямо на нее свет электрического, стилизованного под средневековье, факела. Хоакин и Рамо, чья принадлежность к Камарилье вообще была под большим вопросом. Немногочисленные разношерстные Анархи, которым было дозволено придти сюда в качестве наблюдателей. Барон Стейтен-Айленд на Конклав не явился, видимо опасаясь, что его могут вынудить принести присягу новому Принцу. Порадовало архонта присутствие Джезбель, окруженной четырьмя молодыми Гангрел, даже здесь не изменившим своему хардкор-метал стилю. Тео был одним из немногих, кто помнил, какой героизм Джезбель проявила в битве за Нью-Йорк. Ее Сир, Кристоф Ольденбург, когда-то был архонтом, а его Сир предводителем котерии охотников на Люпинов в Милуоки, недавно занявшим место Принца этого города. Но выход Гангрел из Камарильи поставил Джезбель в двусмысленное положение, заставив занять промежуточную позицию, и сейчас немногие помнили о ее заслугах перед городом.

Обойдя все группы и выполнив свой светский долг, Тео, наконец, отправился к ожидавшей его с довольной улыбкой Марлене. Ей было очевидно, что приберегая ее на закуску, архонт демонстрирует всем собравшимся, кому, в результате, он отдает предпочтение. Екатерина, стоявшая в тени за спинами представителей самого многочисленного в городе клана, оказалась права. Шансы Марлены на избрание взлетали к небесам, и она даже не считала нужным скрывать свой триумф.

Крис в двубортном гангстерском пиджаке и Моника в джинсах и черном свитере, сбрившая ради торжественного случая свой красный «ирокез» и сияющая бритым черепом в свете люстры, протиснулись вперед, чтобы тоже пожать руку Архонту. Это никого не удивило, в последнее время их не раз засекали вместе на публике, и приятельские отношения Тео с этой парочкой перестали быть тайной. Но Марлену это больше не волновало. Если Килла-Би собирается поддержать ее сегодня, значит, Крис и его своевольная подруга тоже в рядах ее последователей – Примогену Бруха это было очевидно.

Зато Тео, уловивший в интонациях своего революционно настроенного друга скрытую иронию, насторожился. Крис явно что-то знал. Но, то ли не торопился поделиться сведениями, то ли не мог этого сделать, по причине большого количества любопытных ушей.

Пробило полночь. Гулявшие по дворикам и галереям Сородичи быстрыми шагами собирались в капеллу, чтобы принять участие в самом знаменательном событии в жизни города – первых демократических выборах Принца за всю историю его существования.

Кадир Ал-Асмай, взявшийся открыть Конклав вместо категорически отказавшегося от этой почетной миссии Калеброса, был краток и говорил по существу. Решение перенести Конклав на начало мая было стратегически правильным, но короткие ночи не оставляли времени на цветистые фразы и длинные дебаты.

О чем собравшиеся и напомнили Хелен Панхард, которая пыталась не столько убедить их в том, что она сама может претендовать на кресло Принца, сколько горячо доказывала, что Иветт в этом кресле не место. Очевидно, принадлежность к Вентру, традиционно занимающим большую часть престолов в городах, где правила Камарилья, Хелен считала достаточно убедительной причиной голосовать за нее, и о предвыборной программе не позаботилась. В списке прегрешений Иветт значились потакание массовой культуре, несерьезное отношение к политике и безнравственность в личной жизни, сказавшаяся в регулярной смене смертных любовников. Сообществу, к удивлению Панхард, оказалось совершенно наплевать на то, кто с кем спит и какую музыку слушает. Зато совершенно не понравилась идея дать над собой власть ханже и нечистоплотной бизнес-суке. Последнее с цифрами и фактами в руках доказала неожиданно для Панхард проявившая хорошую деловую хватку и незаурядную политическую интуицию Иветт. Примоген Тореадор произвела на собрание самое благоприятное впечатление, поэтому ее решение снять свою кандидатуру с голосования было встречено легким гулом неодобрения.

Вандервейден, сосредоточенно обсуждавший что-то с Шеметом, со своим выступлением медлил, и Марлена, вопреки совету Екатерины, решила не дожидаться последней очереди и взяла инициативу в свои руки.

Выступлением будущего Принца Тео остался разочарован. Марлена горячо и страстно говорила о грядущих переменах, о «свежей крови», о времени молодых. Но ничего конкретного за этой полной лозунгов и бедной фактами речью не стояло. Любой, кому хватило ума, догадался бы, что речь идет всего лишь о переделе охотничьих территорий. Бруха, самый многочисленный в городе клан и, к тому же, яростные бойцы, уже давно точили клыки на Манхэттен. Но, к сожалению Белла, далеко не все оказались достаточно прозорливы, чтобы понять намеки Примогена Бруха. Зато ей удалось слегка запугать сообщество напоминанием о недобитых стаях Шабаша, о том, что на Восточном Побережье Нью-Йорк является лишь островком, принадлежащим Камарилье, среди архипелага, пребывающего под властью Черной руки. Марлена обещала защиту и безопасность, и многие ценили эти блага значительно больше мифических перемен.