Операция «Тень»

Когда уже подходили к калитке, Прокудин неожиданно спросил жену Рахитова:

— Кто сообщил вам о смерти сына?

— Н-не знаю… — растерянно сказала женщина. — Вечером кто-то приезжал на автомобиле и сообщил Михал Борисычу, а кто — он мне не сказал.

В тот же день Прокудин о своей поездке к Рахитову поведал полковнику Соколову.

— Инженер Егоров? Помню, видел как-то… — Соколов задумался. — Пока ясно одно: Рахитов не случайно отнекивается, о покушении на сына он знает что-то такое, чего не знаем мы с вами. Так почему же он молчит? Боится? Пожалуй, но чего? И кто же мог нагнать на него страху? Это следует выяснить.

— У меня создалось впечатление, что, во-первых, Егоров имеет какую-то власть над Рахитовым, непонятную даже жене, — сказал Прокудин озабоченно. — Во-вторых, Егоров, видимо, сейчас торчит на даче у Рахитова не столько для того, чтобы помочь больному, сколько с целью помешать его контакту с посторонними, — должно быть поэтому же он стремится не допустить перевозки Рахитова в больницу.

Так совершенно неожиданно для себя вышел на первый план рыжебородый инженер Егоров.

Годдарту было невдомек, к чему привело посещение им в Центральном парке культуры и отдыха побывавшего на Луне советского космического корабля. Он поехал туда по совету профессора Желтовского, которого презирал за излишнюю доверчивость и недальновидность, над которым внутренне глумился, но эта поездка привела к целой серии весьма важных событий: не было бы ее — не заметил бы его там Тимур Рахитов, не начал бы парень выслеживать «Ирину Петровну», не стал бы на след Грина, не полетел бы в Ленинград, не было бы нелепой встречи с Мордехаем Шварцем, закончившейся в конце концов провалом этого старого шпиона и ранением самого Тимура. А не попытайся Грин отделаться от Тимура — ничего не случилось бы с Рахитовым-старшим, не направился бы к нему с визитом Василий Прокудин и не столкнулся бы там лицом к лицу с ним, Годдартом-Егоровым. Но обо всем этом Годдарт не имел ни малейшего представления, так же, впрочем, как и о том, к чему все это приведет в ближайшие дни. А случилось вот что.

Прокудин побеседовал с полковником Соколовым и об обстоятельствах, заставивших его написать в КГБ относительно «инвалида Отечественной войны» со станции Кратово. Провожая от себя Прокудина, полковник сказал:

— Придется вам, Василий Михайлович, основательно помочь нам. Но не увлекайтесь, будьте осторожны. Если наши худшие опасения подтвердятся, следует быть готовым ко всему. Не забудьте — Тимура Рахитова они хотели отправить на тот свет запросто, ударом ножа — старомодно, зато бесшумно.

А на следующий день в цехе появился Богуславский, как всегда прекрасно одетый, надушенный. Подошел к станку, на котором работал Прокудин, поздоровался, вежливо осведомился о делах, пошутил, что-де рука у него, у Богуславского, легкая: захотел помочь затравленному всякими там прохвостами хорошему человеку и помог, теперь Василий Михайлович, так сказать, в люди вышел, — шутка ли — квалифицированный токарь. Прокудин молчал, он чувствовал, что все это лишь предисловие к какому-то разговору, и не ошибся. Уже серьезно гость сказал:

— Нам надо поговорить. Буду ждать вас сегодня в семь вечера на улице, напротив дома, в котором вы живете. Оденьтесь поприличнее.

Бесцеремонность Богуславского сердила Прокудина, оскорбляла, в другое время он резко отказался бы от встречи с этим субъектом, но не теперь: ведь этот хлыщ — человек «пенсионера Рушникова»! Прокудин согласился.

Минута в минуту он вышел из дома, в стоявшем неподалеку такси его уже поджидал Богуславский.

— Вы точны, — улыбнулся он. — Ну, поехали. — Машина тронулась с места.

— Куда направляемся? — спросил Прокудин.

— В злачное заведение, — рассмеялся Богуславский. — С вас, дорогой Василий Михайлович, причитается. Да и перемену положения обмыть следует — вы уже не разнорабочий, а ква-ли-фи-ци-ро-ван-ный токарь! Ну, ну, не бойтесь, я пошутил, грабить вас не собираюсь, взяток не беру. Просто я намерен угостить вас ужином в ресторане, там и поговорим.

В ресторане Богуславский был своим человеком, провел Прокудина в отдельный кабинет. Пили, ели, Богуславский рассказывал анекдоты. Прокудин нетерпеливо ждал, когда же он перейдет к делу, ради которого притащил его в ресторан.

— Вот что, дорогой Василий Михайлович, пора вам перейти на более подходящую работу, — произнес наконец Богуславский.

— Нет, я никуда из цеха не уйду, — возразил Прокудин.

— Уйдете, милейший, уйдете. — Стремясь подпоить Прокудина, Богуславский выпил лишнего сам и теперь явно терял контроль над собой. — Так хочет ваш друг-приятель Семен Семенович. И вы не скромничайте, Рушников — умный человек, он знает, чего вы стоите.

Рушников? Вон оно что!

— Так договорились? — продолжал Богуславский, пьянея. — На производстве вы давайте закругляйтесь… Постарайтесь получить положительную характеристику.

— Никуда я не пойду, — уперся Прокудин, — мне и там хорошо.

Богуславский зло ухмыльнулся.

— Вы, Прокудин, наивный ребенок! Честное слово. Ему предлагают выдвижение, а он еще кобенится. Чудак! Сволочь Рахитов? Сволочь. А ходит в начальниках, а вы… — Богуславский грязно выругался. — Надо поумнее быть, вот так!

Прокудин слушал с затаенным вниманием: никогда ни одним словом не обмолвился он Рушникову о своем прошлом, о Рахитове — и все же они знают! Богуславскому рассказал Рушников — это-то ясно, но откуда такая осведомленность Рушникова? И при чем тут вообще Рахитов?

Поход в ресторан приобретал неожиданный интерес.

— Никуда я не пойду, — стоял на своем Прокудин. — Мне выдвижений не нужно, в услугах не нуждаюсь.

— Давно ли? — насмешливо усмехнулся Богуславский. — Забыли, кто вас выручил? Хотите, чтобы опять вышвырнули на мостовую? Что ж, и это можно.

— Не то время, — спокойно заметил Прокудин. Он еле сдерживался, чтобы не дать волю охватившему его гневу.

— Идеалист! — фыркнул Богуславский. — Впрочем, черт с вами, как хотите. Только советую Рушникову не перечить, если вам, конечно, жизнь дорога, а то, чего доброго, в два счета останетесь без головы — у него это быстро… — Он спохватился, что сказал лишнее, и настороженно поглядел на Прокудина, но тот сделал вид, что не обратил на его слова никакого внимания, и Богуславский успокоился.

— Какую работу вы мне предлагаете? — спросил Прокудин.

— Все-таки интересно? — раздраженно сказал Богуславский. — Какую — не знаю, об этом вам Семен Семеныч скажет. Он просил передать, что завтра будет ждать вас для конкретного разговора по этому вопросу. Просит приехать к нему домой. Мой совет — не ссорьтесь с ним.

Прокудин молча пожал плечами: наступление началось сразу же с применением угроз. Что-то будет дальше?

— Хорошо, завтра я подъеду к нему, — небрежно согласился он.

— То-то! — сердито обронил Богуславский. — Пью за ваше новое выдвижение.

Так вот, оказывается, для чего была нужна эта встреча в ресторане: подготовить, уговорить.

Рушников встретил Прокудина с показной сердечностью. Во время беседы с полковником Соколовым, состоявшейся тотчас после того, как Прокудин расстался с Богуславским, оба они полагали, что цель приглашения на станцию Кратово — попытаться так или иначе заставить Василия Михайловича согласиться на какое-то гнусное предложение, которое затем отдало бы его во власть Рушникова или тех, кто за ним стоит. Об этом, казалось бы, говорило все поведение Богуславского. В соответствии с этим Прокудин ждал теперь, когда Рушников пойдет в атаку. Однако хозяин, по-видимому, волк более травленый, чем они с Соколовым полагали: уединяться с гостем не спешил, расхаживал вокруг клумб, ухаживал за цветами, говорил о разных пустяках, часто обращался к присутствовавшей здесь же жене.