Операция «Венера» (Торговцы космосом)

Я вытер ей глаза и принял решение:

–  Пожалуй, лучше рассказать тебе все, Эстер. Ты сама будешь судьей. Таунтон сделал ужасное открытие. Он установил, что есть люди, которые не боятся казни церебрином и готовы идти на убийство торговых конкурентов. Таунтон считает, что мистер Шокен бесчестно украл у него проект Венеры, и теперь он ни перед чем не остановится, чтобы вернуть его обратно. Уже по крайней мере дважды он пытался убить меня. Раньше я думал, что Ренстед - один из его агентов, нанятых, чтобы помешать Шокену наложить лапы на Венеру. Теперь не знаю, что и думать. На Южном полюсе, куда я поехал, Ренстед дал мне по башке и продал вербовщикам под чужим именем, а на леднике оставил чей-то труп. Кроме того, во всем этом, - осторожно сказал я, - еще замешаны «консы».

Эстер слабо вскрикнула.

–  Только не знаю, каким образом они здесь замешаны, но я сам стал членом ячейки «консов»…

–  Мис-тер Кор-тней!

–  Не по своей воле, - поспешил объяснить я.
– Меня завербовали на плантации «Хлорелла» в Коста-Рике, а попасть оттуда на Север можно было только через организацию «консов». На плантациях я и вступил в ячейку, проявил способности и был переброшен в Нью-Йорк. Остальное ты знаешь.

Она долго молчала и наконец спросила:

–  Вы уверены, что теперь все в порядке?

Сам отчаянно надеясь на это, я храбро ответил:

–  Конечно, Эстер.

Она радостно улыбнулась.

–  Пойду за нашими пайками, - заметила она, отстегивая ремни сиденья.
– А вы лучше оставайтесь здесь.

***

Через сорок часов полета я сказал Эстер:

–  Этот проклятый жулик стюард совсем обнаглел. Посмотри!
– И протянул ей мой термос с водой и пакет с рационом. Пломбы на них были повреждены, а воды явно не хватало.

–  Считается, что эти пайки опломбированы, - гневно продолжал я.
– Это же чистое жульничество! А как у тебя?

–  То же самое, - ответила она равнодушно.
– Тут ничего не поделаешь. Давайте поедим попозже, мистер Кортней.
– Она делала явные усилия, чтобы казаться веселой.
– Партию в теннис?

–  Ладно, - проворчал я, устанавливая настольный теннис, взятый в комнате отдыха. Эстер играла лучше меня, но сегодня я без труда одержал победу. Она была рассеянна и неловка, не вовремя нажимала рычаг и не туда посылала мячи. Однако полчаса игры, по-видимому, принесли пользу нам обоим. Эстер повеселела, и мы с аппетитом позавтракали.

Теперь мы стали постоянно играть в теннис перед едой. Больше в этом тесном обиталище заняться было нечем. Через каждые восемь часов Эстер отправлялась за нашим рационом, я ворчал на недостачу и сорванные пломбы, мы играли в теннис, а потом закусывали. Остальное время приходилось изучать рекламу фирмы «Шокен», мелькавшую на стенах ракеты.

–  Все не так уж плохо, - думал я.
– Шокен на Луне, и никто не помешает мне с ним встретиться. Там не так тесно и больше свободного времени. Мне хотелось расспросить у Эстер, что она слышала о Джеке О'Ши, но я промолчал. Боялся, что мне не по душе будут истории, которые она могла мне рассказать о герое-лилипуте и его триумфальном шествии из города в город, от женщины к женщине.

Однообразная реклама была наконец прервана объявлением: «Пассажиров просят явиться на кухню за последней порцией жидкого пайка. Сейчас восемь часов, и до прилунения никакие продукты больше выдаваться не будут».

Эстер улыбнулась мне и ушла, захватив поднос.

Лунное притяжение уже давало себя знать - все мои внутренности выворачивало наизнанку. Эстер вернулась, как обычно, через десять минут с двумя термосами Кофиеста и мягко пожурила меня:

–  Ах, Митч, вы даже не установили теннисный корт?

–  Что-то не хочется, давай прежде поедим.
– Я протянул руку за своим Кофиестом. Но Эстер не дала его мне.

–  Только одну партию, - голос ее звучал просительно.

–  Черт возьми, слышала, что тебе сказано!
– разозлился я.
– Помни свое место!
– Пожалуй, это у меня никогда не вырвалось, если бы не Кофиест. При виде красной упаковки фирмы «Старзелиус» меня снова начало тошнить. Должно быть, я просто давно не пил Кофиеста, ибо, как известно, от него не тошнит.

Лицо Эстер вдруг исказилось от боли.

–  Простите, мистер Кортней.
– Она прижала руки к животу. Испуганный, я подхватил ее на руки. Она была смертельно бледна, и тело ее обмякло; она тихо стонала.

–  Эстер!
– закричал я.
– Что с тобой? Что…

–  Не пейте его, - прохрипела она, судорожно хватаясь за живот.
– Кофиест. Он отравлен… Ваш паек… Я попробовала его.

Ее ногти рвали одежду, впивались в тело, царапали его.

–  Пришлите доктора!
– закричал я в рупор кабины.
– Здесь умирает женщина!

Мне ответил голос старшего стюарда:

–  Сейчас, сэр. Корабельный доктор сейчас будет у вас.

Я с ужасом увидел, как лицо Эстер начало разглаживаться. Она прошептала:

–  Подлая Кэти. Предать тебя… Митч, подлая Кэти. Смешно. Ты слишком хорош для нее. Она не потерпит этого. Моя жизнь… твоя… - Новая судорога исказила ее черты.
– Жена и секретарша. Смешно. Так было всегда. А ты меня даже ни разу не поцеловал…

Я и сейчас не успел сделать этого. Эстер была уже мертва, когда в узкую дверцу кабины протиснулся корабельный врач. При взгляде на Эстер его лицо помрачнело. Вдвоем мы отнесли ее в изолятор и положили в камеру восстановления сердечной деятельности. Сердце Эстер снова забилось, она начала дышать и открыла глаза.

–  Где вы?
– спросил доктор, громко и отчетливо выговаривая слова. Эстер сделала чуть заметное движение головой, и радость надежды охватила меня.

–  Она отвечает?
– шепотом спросил я у врача.

–  Едва ли, - ответил он с профессиональным спокойствием. И был прав. Эстер сделала еще несколько движений головой, и веки ее все время подрагивали. Врач продолжал спрашивать:

–  Кто вы?
– Эстер чуть-чуть нахмурилась, губы ее задрожали - и все кончилось. Передо мной лежало мертвое, лишь на секунду ожившее тело.

Доктор в деликатной форме пытался объяснить мне:

–  Нет смысла дальше пробовать. Я выключу прибор. Вы не должны тешить себя надеждой. По-видимому, необратимая клиническая смерть уже наступила. Часто для людей, связанных чувствами, бывает трудно поверить…

Я смотрел, как все еще трепетали веки Эстер - один, два, три взмаха… - Выключите это, - хрипло сказал я. Под «этим» я скорее имел в виду не машину, а то, что раньше было Эстер. Врач выключил ток и убрал иглу.

–  Ее тошнило?
– спросил он. Я кивнул.
– Это ее первый космический полет?.
– Я снова кивнул.
– Были боли в брюшной полости?
– Кивок.
– До этого было какое-нибудь недомогание?
– Я отрицательно покачал головой.
– Бывали головокружения?
– Я кивнул, хотя точно не знал. Он к чему-то клонил, продолжая задавать вопросы, и было совершенно ясно, какие ему нужны ответы. Аллергия, плохая свертываемость крови, головные боли, быстрая утомляемость - в конце концов доктор произнес свое веское слово: