Операция "Ы"

Да ежели хотя б тюрьмой настоящей была эта обыкно­венная ночлежка с трехразовым бесплатным питанием и просто «отеческой заботой» к этому отребью со стороны капитана милиции Суворова Василия Александровича...

Именно за это «отеческое беспокойство» и прозвали, должно быть, в среде постоянных обитателей городского краткосрочного «карантина» для отдельных несознатель­ных элементов общества капитана Суворова Василия Александровича «Суровым». Хотя и фамилия капитана, и его достойные родители еще в детстве мечтали видеть в своем чаде нечто совершенно иное, более созвучное имени его выдающегося однофамильца!..

... Как всегда капитан милиции Суворов начинал свое рабочее время с развода, а точнее, с разгона по рабочим участкам города своих «ненаглядных» — производное от идиомы: «Глаза б мои на вас не глядели». Нарядов от предприятий и учреждений на сегодня было негусто: оно и понятно — начало лета, до конца квартала еще доста­точно долго, авралов не предвидится, пока еще есть только раскачка. А «отдыхающих дармоедов» собралось за ночь порядочно.

— Ну что, граждане алкоголики? Хулиганы-тунеяд­цы... Кто хочет сегодня поработать?

«Ни ветерка, ни дуновенья...» не ощущалось в строю молчаливых «агнцев». Не то что никто даже не почесался на призыв, ставший обычным «Здрасьте» в устах капитана Суворова Василия Александровича, но даже мускул не дрогнул во всем строю из двадцати пяти вышеназванных «произведений городской культуры».

Василий Александрович иной реакции и не ждал.

Не поднимая на строй глаз, он продолжал:

— На сегодня — наряды: песчаный карьер — два чело­века-Народ безмолствовал.

«Да,— подумал капитан,— правы были товарищ Карл Маркс с товарищем Фридрихом Энгельсом, когда утвержда­ли, что обезьяна обязана своим переходом в, так сказать, человеческое состояние труду... Видно, не все обезьяны оказались порядочными... Без труда, так сказать, влезли в человеческую шкуру...»

И еще громче повторил:

— Карьер! Песчаный! Два человека!.. Наконец из строя послышалось чье-то невнятное:

— Огласите весь список, пожалуйста...

Капитан Суворов стал бегло оглашать все наряды:

— Песчаный карьер — два человека, уборка улиц — три человека, мясокомбинат...

Даже не вздохнув для начала, даже не подумав, весь строй, как один, четко сделал шаг вперед.

— Мясокомбинат на сегодня наряды не прислал. Строй шарахнулся на шаг назад.

— Есть наряды на строительство жилого дома, цемент­ный завод...

Чтобы объяснить сказанное чуть ниже Верзилой, не­обходимо понять, что краткосрочный «карантин» для него был не в новинку. Однажды по глупости: по заявлению дуры-жены, Верзиле довелось здесь отдуваться. Правда, это было четыре года назад, и было что вспомнить: мест­ный ликеро-водочный комбинат не справлялся со срочным заказом на поставку в торговлю горячительных напитков по случаю грядущих всенародных выборов то ли Верхов­ный Совет страны, то ли в местные депутатские власти.

Город украшался избирательными участками, а вместе с ними, естественно, буфетами, в которых достойно должны были быть представлены различные агитационные матери­алы. Для ликеро-водочного комбината дополнительные грузчики тары, заполненной бутылками — «белоголовка-ми», были просто спасением.

Тогда Верзила потрудился на славу, чем заслужил сокращение срока пребывания и получил возможность бес­платно «приобщиться» к агитационному подспорью.

...Прошло четыре года, а воспоминания сохранили све­жесть восприятия и даже некоторый привкус во рту. И Вер­зила простодушно спросил:

— А на ликеро-водочный есть?

* * *

Простодушие обошлось Верзиле направлением на ис­правительные работы по месту строительства жилого мик­рорайона — светлой гордости и одновременно отчаянной надежды горожан-очередников на получение благословен­ной отдельной квартиры: в два тридцать до потолка, с ван­ной и туалетом, без соседей-коммуналов, с кухней, об­устроенной газовой плитой!

Этот микрорайон, как и сотни его близнецов-братьев по всем городам и весям великой державы был предметом безымянной любви, славы, государственных премий и свя­занных с ними благ для одних, и тщательно скрываемой ненависти для других деятелей советской архитектуры, служивших в паутине больших и маленьких проектных институтов, центром которой было Всесоюзное архитектур­ное управление в славной столице Союза. Там, в его нед­рах, и родилась великая в своем уродстве идея возведения типовых домов-пятиэтажек, дающих скорый рост, как гри-бы-вешенки на искусственной плантации...

Строительство близнецов-пятиэтажек шагало от центра державы шагами семимильными. Где-то ближе к ее окраи­нам шаг попридерживало, замедляло, а в городе Энске и вовсе перешло на черепаший шаг. Но видимость актив­ной суеты создавалась и здесь: башенные краны вертели своими длинношеими сочленениями, самосвалы сновали взад и вперед то порожними, то чем-то до краев наполнен­ными, и над всей стройкой площадью в пять гектаров, как какой-то ангел-спаситель, витал упруго-сочный, професси­ональный язык строителей, выражавших столь многие от­тенки человеческого бытия: от настроений до приказов, от непонимания до ярчайшего озарения, от описаний повсе­дневного быта до философских обобщений...

К прорабской—фанерному вагончику на колесах, с обя­зательными для любой стройплощадки атрибутами: доской почета, пожарным щитом и таким же вагончиком-кладо­вой — к прорабской Строительно-монтажного управления номер шестьдесят один, лихо пыхнув выхлопными газами, подкатил темно-синего цвета с красной полосой по бортам милицейский «воронок».

Бывавший здесь относительно часто, он был радушно встречен хозяином стройки — самим прорабом.

Капитан Суворов Василий Александрович самолично распахнул заднюю дверцу «воронка», дабы так же само­лично сопроводить подопечного к его месту работы, вновь и окончательно проинструктировать, в общем, выполнить профессиональные обязанности по Уставу.

С достоинством орангутанга, с палочкой эскимо в руке (забота о падших), Верзила вышел из «воронка».

Шурик, в данную минуту — разнорабочий, суетился поблизости, испрашивая у непреклонной кладовщицы тети Клавы новые рукавицы.

Еще не наступила та роковая для судьбы каждого чело­века минута, когда встречаются пути-дорожки добра и зла, когда литераторы говорят себе: «Эге! Поворот сюжета».

Ничего неожиданнее и непредсказуемее, чем судьба, рок не бывает в этой жизни. Можно что-то загадывать, что-то планировать, что-то предполагать, на что-то надеяться, но будьте уверены, что все обернется совсем иначе, и не всегда желанной для вас стороной. Но разве сама жизнь от этого становится менее интересной?

Несколько минут на необходимые формальности: крат­кое знакомство, инструктаж по технике безопасности, под­пись в соответствующем документе, и двери прорабского вагончика распахнулись в мир суетливых подъемных кра­нов, сгруженных лесопиломатериалов, запаха бетонного раствора, масляной краски и проч.

Хозяин стройки, прораб Павел Степанович Выпивайло как можно более радушно пригласил вновь прибывшего к созидательному труду.

* * *

Чтобы лучше понять и вникнуть в душу и мысли Павла Степановича Выпивайло, здесь необходимо сказать не­сколько слов о нем самом, так как в этой истории он занимает не последнее место и ему еще предстоит сыграть свою роковую роль в данном сюжете.