Операция "Ы"

Быть может, вам станут понятными и близкими все порывы его души, а также сорок лет его жизни, если вы узнаете, что главной и недосягаемой мечтой всего суще­ствования Павла Степановича было страстное желание стать советским строительным специалистом, работающим за границей. Чтобы вплотную приблизить к себе эту мечту, Павел Степанович уже в зрелом возрасте вновь проштуди­ровал горы необходимой литературы: сначала, как «Отче наш», политическую экономию социализма, затем загнива­ющего капитализма. В свое время в институте по этим дисциплинам у Павла Степановича стабильно было краси­вое «отл.», кстати... Затем по каталогу были испрошены в городской биб­лиотеке труды всевозможных авторов по толкованию и развитию марксистко-ленинской философии, а также наро-доосвободительному движению стран афро-азиатского ре­гиона. Все издания — в брошюрах, заботливо издаваемых Всесоюзным обществом «Знание» — кладезем всенародной популяризации знаний.

Чтение газеты «Правда» предваряло всякое утро Павла Степановича раньше завтрака. И так бывало, в общем-то, не у одного Павла Степановича, а у всякого мало-мальски заботящегося о себе руководителя. Память и сознание Павла Степановича были готовы к самым суровым испыта­ниям на политическую зрелость и социалистическую под­кованность, от его внимания не ускользал ни единый, хотя бы мало-мальски значимый факт в разгорающемся освобо­дительном движении народов «Черного континента».

Как школьник таблицу умножения, Павел Степанович мог поименно перечислить всех дружественных нам поли­тических деятелей освободившихся и пока еще освобожда­ющихся стран.

Павла Степановича заприметило руководство городско­го отделения общества «Знание», и в один прекрасный день пригласило к сотрудничеству. Павлу Степановичу было предложено стать нештатным воскресным лектором город­ского отделения, и он с радостью принял это предложение, усмотрев в нем добрый знак. Маячивший где-то еще очень далеко мираж вдруг приобрел какие-то конкретные очерта­ния. Павел Степанович открыл в себе дар оратора, увлека­ющего внимающую аудиторию в сложность современного бытия. Он безотказно выступал с лекциями о текущем

моменте и международном положении у себя в родном коллективе: в ЖЭКах, дважды в локомотивном депо, триж­ды на летней эстраде в городском парке культурного отды­ха энчан, и даже во время собственного отпуска, заметьте!..

...В быту Павел Степанович был холост. Светивший вдалеке маяк не позволял ему отвлекаться на столь незна­чительные мелочи, как женитьба.

Он довольствовался холостяцкой жизнью в отдельной комнатке в старой коммунальной квартире, исправно пла­тил все платы и взносы. Соблюдая очередь, менял лампоч­ки в местах общего пользования, был почти уважаем сосе­дями, но...

...Но имел одну тайную червоточинку во всем, доселе светлом, облике: Павла Степановича периодически пресле­довала одна, непонятно как унаследованная от батюшки черта — в нем вдруг просыпалась жажда напиться...

Тщательно скрываемая, убиваемая Павлом Степанови­чем в себе ежедневно и ежечасно, она вдруг прорывалась на поверхность в общем-то порядочной и размеренной жизни Павла Степановича долгозреющим нарывом и вы­плескивалась иногда в такое...

Именно очередное, нежданное «такое» и затормозило документы Павла Степановича в соответствующих инстан­циях. И тем самым сделало мечту о совспеце в далеком и желанном заграничье словно подернутой дымкой неясно­сти, а быть может, и вовсе бесперспективности.

Порочно надравшись до белых чертиков в глазах, а точ­нее, просто сорвавшись с тормозов, наутро Павел Степано­вич окончательно распрощался со своей мечтой. Дня два ходил, чувствуя себя выброшенным на свалку истории ненужным пустяком.

Потом еще дня два долго приходил в себя. И не приду­мал ничего лучшего, чем снова позволить себе мечтать и надеяться. В эти дни Павел Степанович безмерно сочув­ствовал всем себе подобным, оказавшимся в такой же незавидной и нелепой ситуации. Всем заблудшим по вине «зеленого змия».

Он глубоко понимал, что не одинок в этой юдоли по братству пагубной страсти. И путем логических умопостро­ений пришел к выводу, что собратьям не достает Слова. Слова человека много знающего, понимающего, сострада­ющего и прочувствовавшего...

— Прошу,— широкий жест рукой, охватил всю строи­тельную площадку — его испытательный полигон, его Гол­гофу и Синай.

Жест был радушным и открытым. Павел Степанович, как никто иной, понимал, что нельзя бросать в тяжкий и неблагодарный труд своего собрата по несчастью сразу же, без предварительной подготовки, как неумелого кутенка в воду.

А то, что перед ним возвышался его младший собрат, Павел Степанович был просто уверен. Павел Степанович знал цену напутственному слову и никогда не скупился на него.

— Прежде всего я хочу вас познакомить с нашим замечательным коллективом, в который вы временно вливаетесь.

Павел Степанович просто обрадовался нечаянно найденной и от того весьма удачной формулировке сложной ситуации, потому что происходила она в присутствии капитана милиции Суворова, наверняка, кое-что знавшего о слабости самого прораба.

Павел Степанович решли запомнить ее с тем, чтобы на досуге расширить и обобщить для дальнейших лекторско-воспитательных нужд.

— Э-э... На сколько вливается товарищ?

Уже с утра раздосадованный поведением подопечного Верзилы, капитан Суворов, по мысли Павла Степановича, ответил крайне бестактно в такой щекотливо-напряженной ситуации:

— На полную... На все — пятнадцать!..

— Ага... На полторы декады,

Павел Степанович иногда умел так виртуозно исправлять бестактность других!

— Это замечательно!

И дабы не дать капитану милиции каким-нибудь словом или, не приведи господь, действием усугубить свойственную всем милицейским профессиональную бесцеремонность, Павел Степанович коротко распрощался с сопровождающим лицом:

— Ну, всего хорошего. До свидания.

Капитан Суворов, отдав честь, повернулся через левое плечо и прошествовал к «воронку», гле ждали своего часа и развоза по нарядам оставшиеся подопечные.

Верзиле стройка не понравилась. Точнее, он ее вовсе и не замечал. Так, какой-то пейзаж с надоедливой мухой-прорабом.

К жизненным случайностям и собственным проблемам Верзила относился по-философски широко, как тому научила его жизнь и четыре года воинской службы на Черно­морском флоте.

— С обедом не опаздывайте! — не забывая о самом важном, прогудел вслед уходящему милиционеру Верзила.

— Да-да! — Павел Степанович был солидарен с вновь вливающимся и, чтобы окружить новенького еще большей волной теплоты и внимания, сказал:

— Я уверен, что эти полторы декады пройдут у нас в атмосфере дружбы и полного взаимопонимания... Ну-с, так…