Оператор моего настроения

Мишка отпивает кофе, провожая взглядом отъезжающий "Вольво", и с улыбкой начинает насвистывать марш Мендельсона.

— Миш, — смотрю на коллегу и прошу, — Давай без приколов.

— А какие могут быть приколы, Лиз? Лично я за тебя безумно рад. Одного не понимаю, зачем на работу поперлась в такой день? Я бы и сам отдежурил. Тем более у тебя повод есть.

— Я смотрю, ты так тоненько намекаешь, чтобы я свалила и не мешала?

— Не понимаю о чем ты, Лиз, — Мишка прячет улыбку, поднося к губам кружку, достает из кармана маленькую коробочку с ленточкой, — Кстати, с праздничком тебя, Елизавета Павловна… — выразительно смотрит, намекая продолжить самой, и я произношу свою будущую фамилию:

— Левентис.

— Вах! — цокает языком. — Как звучит!

— Замечательно звучит, — улыбаюсь и, бросив быстрый взгляд на Алину, киваю. — Ладно, пойду в кабинет. Займусь бумажками. Если будет нужна помощь, кричи.

— Естественно, Елизавета Павловна.

Время до обеда больше напоминало попытку поработать с документами, чем саму работу. Только я погружалась в текст и начинала в него вникать, раздавался звонок с поздравлениями или приходило сообщение. Потом приехал Макс, и мы пообедали вчетвером, заказав доставку из ресторана. После я уже сама написала нескольким знакомым из института, с которыми встречались раз в год и разбегались до следующей встречи. Позвонила Клавдии Ивановне и протрещала с ней больше часа. Она все ещё работала в детском доме и очень обрадовалась тому, что я выхожу замуж. Затем поздравила тетю Зою и маму. Смеясь, рассказала ей про капусту с огурцами на завтрак и уже осторожно про кольцо.

— Мама? — спросила я, когда повисло неловкое молчание.

— Да, донь.

— Прости меня за вчерашнее. Я перенервничала и наговорила тебе лишнего.

— Ты все правильно сказала, Лиз. Если ты с ним будешь счастлива, я тоже буду счастлива. Обещаю быть с Максимом помягче. По крайней мере постараюсь, — рассмеялась она и замолчала, щёлкая зажигалкой. Снова закурила.

— Мам, он меня любит.

— Я вижу это, Лиз. По тебе вижу. По тому, как он на тебя смотрит. А Борис… — выдохнув, мама снова взяла паузу, во время которой я слышала, как она ходит по паркету, достает из пачки сигарету и подкуривает ее, нервничая и собираясь с мыслями. — Борис, — повторила она, — Лиза, пожалуйста, только не перебивай меня и выслушай до конца. Я, наверное, не лучшая мать и пример для подражания… Боже… Лиза, я просто не хотела, чтобы ты жила как я! И больше всего на свете хочу, чтобы у тебя была семья. Нормальная, полноценная семья с мужем и детьми, а не как у меня, когда все тащишь на себе. Я была так рада, когда у тебя появился Борис. Может, слишком боялась, что ты останешься одна, и давила на тебя, торопила… Но пойми меня, ты — моя дочь, и я меньше всего хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки. Всегда хотела дать тебе только лучшее. И сейчас хочу. Если ты счастлива с Максимом, я… Боже… Лиза, прости меня, дуру. Я поверила Борису, а не тебе…

— Мам. Мама! — крикнула я, слыша в трубке усиливающиеся слезы. — Мама!

— Да, донечка.

— Мы обе ему поверили. И ты, и я. И в этом нет ничьей вины. Просто есть скоты, которые притворяются мужчинами и выглядят, как мужчины, а по факту только и могут, что играть в мужчину, а не быть им. И мы обе ошиблись. Он нас обеих обманул. А сейчас его нет и больше он не появится. У меня будет муж, настоящий, как ты хотела и как я хочу. И дочь. У тебя будет внучка, а потом, — всхлипнув, я посмотрела на кольцо, — а потом и внук. У Макса получится. У него с первого раза получилось. И у нас с тобой будет семья. И мужчина в доме. Настоящий, а не этот Боря бесплодный…

— Лиза, не плачь.

— И ты не плачь, ма, — вытерев слезы, я подошла к окну и посмотрела на улицу, разглядывая прохожих. Увидев одного, со стаканчиком кофе в руке, улыбнулась и спросила, — Мам, хочешь посмеяться?

— Хочу. Очень хочу, доня.

— Максу гадалка нагадала дочь и украла у него бумажник, а мне Максима нагадал стаканчик кофе. За семьдесят семь рублей. А Сергиус, папа Максима, сказал, что за хорошие предсказания всегда берут деньги. Как думаешь, семьдесят рублей это нормально или мало?

— Ты же сказала семьдесят семь.

— А, ну да, — рассмеялась я. — Тогда ещё семьдясят семь копеек. Чуть не забыла.

— Это все меняет, Лиз. Мне кажется, вполне себе нормальная цена за мужика с татуировками.

— Ма!

— Молчу-молчу, — торопливо произнесла мама и хмыкнула.

— Ма?

— Донь, а где ты кофе покупала? — спросила она, и мы обе захохотали.

Без пяти семь. За окном зала ожидания паркуется "Вольво" и из него выходит мой будущий муж. Он идёт уверенной походкой к дверям, открывает их, улыбаясь мне своей улыбкой, спрашивает как прошел мой день и на ответный вопрос отвечает, что все о'кей. У него нет проблем, а если и есть, он знает как их решить. Помогает сесть в машину, закрывает дверь и смотрит на часы, улыбаясь своей пунктуальности. Ровно в семь и ни минутой позже мы выезжаем с парковки и едем домой.

На перекрестке красный, мы стоим первыми и улыбаемся звучащей из колонок музыке. Сегодня играет что-то до боли знакомое и тягучее, никак не могу вспомнить название и поворачиваюсь к Максу спросить исполнителя, а он хмурится, показывает мне на пятачок перед машиной, за которым стоят несколько человек, преграждая путь нам, встречке и тем, кто собирался поворачивать направо. И когда светофор переключается на зелёный, они поднимают вверх руки с короткими трубками, вспыхивающими яркими красными огнями на концах.

Макс сворачивает налево, в единственный просвет не перегороженный этими странными людьми, но на следующем перекрестке мы снова попадаем на красный, и теперь уже я показываю Максиму на две шеренги с поднятыми вверх фальшфейерами. Опять недовольные гудки, мы движемся прямо, я хохочу, видя переключающийся при нашем приближении светофор и выходящих на проезжую часть. Снова яркие вспышки, поднятые над головами, а мы едем непонятно куда, потом сворачиваем ещё раз и ещё, и ещё.

— Макс, признайся, это твоих рук дело, да? — я заливаюсь смехом, всматриваясь в следующее пересечение дорог, и взвизгиваю, когда мы вновь замираем на запрещающем сигнале светофора, и нас перенаправляют направо. — Макс! Признайся!

— С какого я? — хмурит брови, ругаясь на идиотов, сошедших с ума, но мне все больше кажется, что он просто заговаривает мне зубы и не хочет раньше времени признаваться.

— Ну ладно. Посмотрим куда нас загоняют.

— Да сейчас! Свернем и проедем через подворотню…

— Нет-нет-нет! Едь до перекрестка!

Чувствую, что и на этот выкрутас у него что-нибудь обязательно придумано, а я только оттяну время. И мне интересно.

— Да! — встречаю радостным криком красный свет светофора и машу перегораживающим три направления людям. — Ура! Макс, нас ловят!

— Не поймают, Еля.

— Да! Они просто не знают с кем имеют дело!

Выезд на пирс. Перед нами парусник-ресторан "Алые паруса", вдоль дороги к нему горят фаеры, воткнутые в снег, а позади машины выбегают три девчонки, в которых я узнаю свинок из аэропорта. Они смеются, вскидывают вверх руки с красным полотном, а на нем написано белым: "Ни шагу назад, Еля!" и сердечки, сердечки, сердечки.

— Ах ты маленький засранец, — смеюсь, обнимая самого лучшего на свете мужчину, а он жмёт плечами и показывает на единственный открытый путь:

— Ты со мной?

— С тобой куда угодно, Макс. Даже к черту на блины.

31

Клей

На столе завал из образцов обоев и ламината, три вида плитки для ванной, несколько расцветок фасадов кухни и ворох листов с дизайнами. Голова пухнет от расчетов, как лучше распилить свою долю за концерт, чтобы было чем проплатить ремонт, частично вернуть долги и оставить хоть что-то на еду. Эля из "Онлайнов" пообещала перевести бабки за видео с концерта в "Олимпе" завтра к обеду — у нее там какие-то тёрки с начальством, явно перебухавшим на праздниках и не отдуплившимся к концу месяца. И один хрен не хватит. Не заплатишь бригаде, съебутся. Филу не отдавать — зашквар полнейший. Не жрать? У меня получится, а Еле нельзя. Там витаминов навыписывали, мама не горюй, папа не грусти, те же фрукты… И свадьба. Федоровна с говном сожрёт, если не потяну обещанное.