Опережая бурю

Позади него послышался подозрительный шорох, он отвлек Чарли от размышлений. Неужели муженек Милены что-то заподозрил, и решил догнать нерадивого любовника. Чарли обернулся, но ничего не обнаружил, кроме мусора и котов. Постояв немного, он продолжил путь. Только теперь все его внимание было сосредоточено на звуках вокруг. Отчего-то этот шорох заставил его нервничать.

До конца улицы оставалось совсем ничего. Если бы не проклятая нога, он бы уже давно вышел на ярко-освещенную соседнюю улицу и поймал бы пролетку, а там через каких-то полчаса и он уже дома. Когда позади вновь послышался шорох. Чарли мигом вспотел, резко обернулся и увидел две алые точки, горящие в темноте. Они приближались к нему медленно, но неотвратимо.

Чарли заледенел от ужаса. Из глотки вырвался хрип, руки выпустили костыль, и он стукнулся о тротуар.

Сквозь темноту он смог разобрать грузный силуэт обладателя горящих глаз. Надо бежать и звать на помощь, спасаться, но ноги точно приросли к месту. Неужели ему предстоит умереть здесь среди нечистот и вони.

Меж тем огненноглазый приближался. Отдаленно он напоминал грузного сутулого человека, задержавшегося в трактире и изрядно накачавшегося вином, только схожесть эта была обманчивой. Массивное тело прикрывала порванная во многих местах одежда. Из прорех торчала рыжая жесткая шерсть, точно у собаки. Большая голова помимо огненных глаз удивляла еще и выдающимся вперед лбом, нависающим над лицом точно горный уступ. Из полураскрытого рта лилась слюна на волосатую грудь. Острые выпирающие точно у вампира клыки и сросшиеся густые черные брови пугали больше всего. Черные измазанные в земле руки свисали безжизненно вдоль туловища.

Чарли дернулся в сторону. До спасения оставалось каких-то метров сто. Если удастся выбраться на освещенную улицу, то может это чудище туда не сунется, и он выживет, но не успел.

* * *

Добыча находилась перед ним на расстоянии вытянутой руки. Неупокоенный настиг жертву, от страха она потеряла возможность ходить, схватил и впился зубами в горло. Он мог бы убить человека и съесть его остывающего, но ему нравилось живое мясо, в котором еще теплилась жизнь.

Голод не давал забыть о себе. Он все сильнее и чаще подавал голос, заглушая все остальные звуки. Он уже и не слышал зов Сокровища, которое все дальше и дальше удалялось от города на когда-то привычном, но ныне казавшемся странным сооружении под названием «паровоз».

Когда Неупокоенный пробудился от сна под названием «смерть», Сокровище находилось в городе, и он направился на его зов. Только после долгого нахождения под землей, переродившееся тело слабо слушалось его. Ватное малоподвижное оно сковывало его. И требовались усилия, чтобы заставить тело двигаться в нужном направлении. Да и проснувшееся чувство голода не давало ему быстро передвигаться к намеченной цели. По дороге ему приходилось охотиться. Кладбищенский сторож стал первой жертвой на пути Неупокоенного, но не последней.

С каждым новым шагом и убитой жертвой его движения становились более уверенными. Он передвигался быстрее, но все равно недостаточно быстро, чтобы успеть за похитителем его Сокровища. Ему приходилось пережидать день и каждый раз в новом месте. Логово он выбирал то в подвале старого дома, где жили в основном одни ветхие старушки, помнящие те дни, когда в фундамент здания заложили первый камень. Их мясо было невкусным и жестким, но все-таки насыщало желудок. То логовом становился чердак в шумном и многолюдном доме. Последним прибежищем для него стал мусорный бак. Мусора и помоев в нем было до краев, так что ему не стоило труда зарыться на самое дно, вывалив лишнее на тротуар. Дышать Неупокоенному не нужно. Он мог в мусорном баке годами под толщей отходов жить. Здесь он и учуял поздним вечером внезапно появившегося откуда-то сверху человека. Он спрыгнул на тротуар, повредил ногу и поранил ее. Тонко запахло кровью. Хоть Неупокоенный и не нуждался в дыхании, он почувствовал запах крови и потенциальную жертву. Настала пора подкрепиться перед сложным и выпивающим силы ритуалом.

Сокровище удалялось от него все дальше и дальше. Если двигаться своим ходом, ему вовек не настигнуть похитителя и не вернуть утраченное. Воспользоваться паровозом он тоже не мог. Кто его перерожденного пустит хотя бы на вокзал, что уж говорить о вагоне. Единственный способ настигнуть похитителя Сокровища, Тропа Мертвых. Выйти на Тропу Мертвых мог лишь Неупокоенный. Только он один мог открыть ее, и, пройдя по Запределью, выйти в любой точке Земли или Близнеца. Но ритуал открытия Тропы требовал очень много энергетических затрат, вот поэтому он и сидел в логове, вылавливая одного за другим неосторожных людишек, становящихся его мясом, свежим, сочненьким мясом, в котором так много энергии.

Насытившись и утерев кровь с лица, Неупокоенный открыл врата на Тропу Мертвых. Пространство улицы разрезала тонкая линия и два дома, тротуар между ними, перпендикулярная улица впереди отогнулись в сторону, точно были нарисованы на большом холсте. Впереди горела чернота, в которую он и вступил. Врата схлопнулись за ним, отрезая от ткани реальности.

Глава 6. В небе

Карлу доводилось летать и раньше. На могучих многоуровневых фрегатах, похожих на воздушных слонов, надежных и, казалось, вечных. С ними ничто не могло приключиться, даже если они попадут в грозу или шторм, не говоря уж о вражьих пушках. На маленьких и юрких стальных ваншипах, способных избежать любой опасности. Ваншипы походили на юрких стальных пчел, их даже раскрашивали в желто-черную полоску. Чтобы поймать и уничтожить ваншип, нужно быть настоящим мастером воздушного боя. Он даже прыгал с парашютом, хотя это занятие не пришлось ему по вкусу.

Но на воздухолете Механикуса Карл чувствовал себя маленьким мальчиком, отправившимся с родителями в дальнее морское путешествие и попавшим в шторм. От него ничего не зависело. Корабль болтало из стороны в сторону, точно утлую лодочку по могучим волнам. Уже не верилось, что они когда-нибудь совершат посадку и смогут пройтись по твердой безопасной почве.

И все бы ничего. Со страхом бороться можно, но укачивало жутко. Так и хотелось открыть окно кабины, перегнуться через борт и дать волю чувствам.

Ни одному барону было плохо.

Миконя, бледный, точно накануне ночью ему довелось общаться с призраками всех своих родственников, сидел, вжавшись в кресло, и время от времени лихорадочно крестился, облизывая губы. Засаленная возле рта борода то и дело оказывалась во рту, откуда он ее выплевывал, не забывая при этом тихохонька матернуться.

Журналист сидел в кресле, вцепившись в подлокотники, ни жив, ни мертв. Если Миконя был бледен, то Чарльз посерел от испуга. Глаза вытаращил и уставился в одну точку, боясь пошевелиться.

Одна Лора не обращала внимания на трудности перелета. Она непринужденно поглядывала из иллюминатора вниз на проплывающие под брюхом воздухолета поля и овраги. И ее не беспокоила болтанка и хрупкость строения аппарата. Казалось, еще один встречный поток ветра, и он рассыплется, а они продолжат полет, но уже в одних креслах.

– Тебе доводилось летать раньше? – поинтересовался Карл, наклонившись к ней.

Лора обернулась к нему и улыбнулась.

– У моего папы был маленький воздухолет. Чем-то на этот похож. И мы часто летали. Я очень любила летать с отцом. От него пахло сигарами и чем-то очень терпким, ароматным. Я до сих пор помню этот запах.

Карл промолчал, хотя на языке крутился вопрос про отца, но она сама сказала.

– Папа погиб. Он был военным пилотом. И во время операции на Кавказе его ваншип сбили. Он похоронен на Серафимовском.

– Ты из-за него пошла в разведку?

– Отчасти.

Лора отвернулась к иллюминатору.

– Мама хотела, чтобы я пошла на медицинский факультет. В нашей семье по маминой линии все врачи. Можно сказать наследственная профессия. Но я поступила в Военную Академию. На меня смотрели как на сумасшедшую. Женщина покусилась на святое, на мужскую привилегию воевать. Любимую игрушку пыталась отобрать. Но очень вскоре все привыкли.