Опережая бурю

– Не знаю пока, дядечка, – оторвавшись от борща, сказал Старх.

– Это ты зря. В твоем-то положении надо уже решить сразу. А умеешь-то что?

– Ну… – замялся Старх, не зная, что ответить. Не признаваться же доброму господину, что он колдовать умеет. В его деревне это не одобряли, вдруг и купцы не любят колдунов.

– Ты вот что…

Андрей не стал дожидаться ответа. Ему пришла на ум интересная мысль.

– Давай-ка с нами. Тебе теперь, как я понимаю, все равно, куда путь держать. А с нами не пропадешь. Научу тебя купеческому делу. Будешь сперва на посылках, потом, глядишь, и в помощники приказчика выйдешь. Дело выгодное. Я тебе говорю. Андрей Кожух плохого не посоветует.

От неожиданности у Старха дух перехватило. Мог ли он мечтать о такой удаче. Купец, отправляющийся в Новую Александрию, предлагает ехать вместе с ним. Ночлег и еду Старх отработает, а они его привезут в город, куда он стремится.

Старх постарался не выдать своего волнения. Напустил равнодушный вид и сказал:

– Хорошо, дядечка.

Пусть его лучше считают недалеким, но добрым парнем, чем, признав в нем умного, но наделенного опасным даром человека, прогонят прочь.

– Ты не отвлекайся. Ешь. Ешь, давай.

Улыбнулся Андрей Кожух. Он всегда мечтал о сыне, но Бог послал ему четырех дочерей. А в этом сироте он вдруг увидел сына. Каким бы он мог быть.

Первые дни в Молчанове Старх провел на улице. В постоялые дворы его не пускали, спрашивали, где родителей потерял. Пришлось искать укрытие на ночь на стороне. В первую ночь он ночевал на сеновале возле городской стены. Сеновал принадлежал владельцу трактира и гостиницы Агафону. Сено предназначалось для лошадей постояльцев, и ночью никто лошадей не кормил. Старх отоспался после долгой и утомительной дороги, но поутру его согнали засветло. Он пошел слоняться по городу. Живот подводило от города. Дождался, пока откроются лавки, и купил себе булочек, потратив одну серебряную монету из десяти. Его даже не попытались обсчитать, дали на сдачу горсть медяков. Покушав, Старх решил, что больше денег отцовских тратить не будет. А на питание заработает себе, он, часом, не маменькин сыночек и не белоручка. Можно было выйти в лес, найти захороненный арбалет и попытаться набить дичи, поутру же продать ее на базаре, но Старх решил попробовать зайти с другого бока.

Он направился к трактиру «Уткина заводь» и попытался наняться в услужение, но его прогнали метлой. Сказали, что покажется хоть раз на глаза, вызовут городового, и дело с концом. Обидно было до слез, но делать нечего, ушел из трактира. Попробовал счастье попытать в соседнем, но та же судьба. Выгнали грубо.

Старх бродил по городу, думы горькие думал, когда увидел, что возле постоялого двора мальчишки толкутся. Подъезжают повозки, кареты, телеги и за пару медяков мальчишки помогают приезжим с багажом. Старх некоторое время наблюдал, а потом решил попробовать сам. Приезжих было не так много. Пара карет в час, но ребятня не убегала от гостиницы. Играла в дорожной пыли в казаков и разбойников, в салочки. Рваные холщовые брюки, подпоясанная веревкой, рубашка на выпуск, голые пятки. Все мальчишки на одно лицо, рыжие и конопатые.

Когда подъехала новая карета, Старх решил испытать судьбу. Подбежал первым, подал руку пожилому купчине в дорогого покроя кафтане. Купец помощь принял, позволил отнести его чемодан в гостиницу и дал пару медяков на чай.

Старх расцвел от счастья. Считай, деньги за завтрак назад вернул, теперь бы на ужин заработать и порядок.

На улице его ждали мальчишки. Увидев их злые лица и волчьи глаза, Старх понял, будут бить. Дорогу им перешел. Заработок отобрал. Старх подобрался, сжал кулаки, и приготовился.

Они напали без предупреждения, слаженно. Один зашел со спины, двое напали спереди. Третий стоял на стреме на углу улицы. Мало ли, городовой на огонек заглянет.

Старх ушел из-под удара, двинул пацану в поддых. Вывел его на время из строя. Почувствовал движение сзади, отпрыгнул в сторону и со всей дури залепил кулаком мальцу в лицо. Нос хрустнул под костяшками пальцев. Замешкался чуть и пропустил удар ногой. Его пнули в живот больно. Дыхание перехватило. Упал в пыль. На него сразу же двое накинулось. Зачастили удары ногами. Старх подставил спину, живот берег. Зачерпнул обеими руками пыль, и, улучив короткую паузу между ударами, распрямился и кинул песок в глаза пацанам. Они дернулись в сторону, постарались закрыться, но не успели. Песок запорошил глаза, ослепив их на время.

Ему тоже скучать не дали. Паренек, стоявший на стреме, покинул пост и вмешался в драку. Он оказался куда лучшим драчуном, чем остальные. К себе близко не подпускал, да бил точно. Уворот, уворот, прямой удар в челюсть. Старх не успел защититься. Во рту появился привкус крови. Появилась жуткая обида. За что? Он же ничего плохого не сделал. Вот гады. Старх постарался заглушить обиду, но было уже поздно. Она глубоко угнездилась в сердце. А как известно, чувства в бою главный враг. Он пропустил один удар, второй. Наконец его повалили на землю и стали бить. Натешившись вволю, они оставили его валяться в пыли, а сами побежали к другому постоялому двору, но денег, как ни странно, не забрали.

В ту ночь он ночевал на причале. Забрался в старую лодку, натянул на себя кусок ветоши, которую нашел здесь же и проспал всю ночь беспробудно. Утром занялся своим излечением.

После обеда Андрей Кожух подозвал к себе хозяина и поинтересовался, есть ли свободные номера. Выяснилось, что комнату найти можно. Тогда купец выгреб из кармана монеты и заплатил хозяину за комнату.

– Беру на два дня. Мальчонка здесь будет жить. Чтобы не трогали и не обижали.

Потом Кожух обернулся к растерявшемуся Старху и произнес:

– Значится так, сейчас я уеду. Вернусь дня через два. Ты волен поступать, как тебе заблагорассудится. Заочешь со мной в Новую Александрию ехать, ты меня дождешься. Не хочешь, то через два дня я тебя тут не застану. Я заплачу. Тебя будут кормить, поить и даже в горячей воде купать.

Старх слушал и не понимал. Это что получается. Его бросают одного. Добрый купец поманил сначала обещаниями, воспламенил надежду, а теперь решил оставить его.

– Я тебе парень, вот что скажу. Ты мне понравился, и надеюсь, что ты меня дождешься. А теперь бывай.

Андрей Кожух решительно вышел с постоялого двора, оставив Старха одного.

– Добрый барин. Никогда таких добродеев не видел. Цени его, парень. Пойдем, комнату тебе покажу.

Комната оказалась просторной и светлой. Единственное окно открывало вид на извилистую речку и поросший осокой и камышами берег. Не ахти какое зрелище, но Старху оно показалось сказочным. Маленькая скромная сколоченная из досок кровать со старым пыльным тюфяком, набитым гнилой соломой, показался царским ложем после жесткой холодной земли в лесу.

Не раздеваясь, Старх забрался на кровать, прикорнул, и стало ему так хорошо и тоскливо, что хоть волком вой. Вспомнил он родной дом, матушкины добрые морщинистые руки и ее искрящиеся любовью и радостью глаза. Вспомнил он и батю, как с ним на охоту да по грибы ходил, как в бане вдвоем парились, а отец ему сказки рассказывал о делах давно минувших дней, да о подвигах воинских деда и своих. Вспомнил он и бабку Агриппину, много хорошего она для него сделала, уму-разуму научила, раскрыла ему глаза на его дар. Но более всех вспоминался Михей, друг надежный. Без него было очень одиноко и грустно.