Оплачено сполна

– Может и так. Может и надо иногда знать, что за хрен обитает у тебя под боком.

– Столько лет обитал и вдруг на тебе!

– Иди ты на фиг, Поттер. Я – не мать и не отец.

– А всегда был. С чего это вдруг такие изменения?

– Заткись. Лучше толком объясни, кто такие авроры.

– Если честно, никогда не думал, что ты читал мои учебники…

– Там нет про авроров. И вообще, я только пару раз из любопытства… давно.

– Да ладно, не отпирайся.

– Сейчас доржешь, буду на тебе удары отрабатывать.

– Авроры – это как у вас полиция. Ну … посерьезнее немного. Как спецслужбы.

– Ясно. Придурок.

– Сам не лучше.

– А крестного твоего кто?

Поттер нахмурился и сжал кулаки. Его лицо, на котором обычно все отражалось как на ладони, стало больше напоминать старый черно-белый телевизор, зацикленный на двух-трех неизбежно похожих каналах. Дадли знал, такие враги – опаснее всего.

Голос кузена опасно понизился.

– Его приближенная. Тварь, каких мало. Беллатрикс Лестрейндж.

Они замолчали. Даддерс не знал, что говорить, Гарри погряз в воспоминаниях, которые день ото дня не блекли, а только усиливались.

– Кто это? – тихо спросил Большой Дэ, перелистывая страницу и указывая на юношу и девушку. Поттер отвлекся и непонимающе посмотрел на него. Потом печально улыбнулся рисунку.

– Мои друзья. Рон и Гермиона.

– А это?

– С растением – Невилл, с метлой – Дин, этот красавчик – Симус.

– Ирландец что ли?

– Может быть. Здесь Парвати, а с зеркальцем – Лаванда.

– А это ваша типа учительница?

– Типа профессорша, - усмехнулся кузен, - но не дай Мерлин кому-нибудь ее так назвать. Профессор МакГонагалл, наш декан.

– Мерлин?

– Забей, - отмахнулся кузен.
– На книгах профессор Флитвик, та, которая смахивает на сумасшедшую - Трелони. А это Хагрид, лесник.

– Тут Люпин?

– Откуда ты знаешь? А-а-а, точно… Рядом Тонкс.

Оба снова замолчали.

– Блэк? – тихо, прилично опасаясь за свою жизнь, спросил Дадли.

– Он. Переверни страницу, - зло выплюнул тот.

На ней была нарисована арка. Арка и тонкая вуаль, идущая волнами. Мужчина замер в падении, взмахнув руками. Часть рисунка с левой стороны была тщательно затерта.

– Он… так умер? – недоуменно спросил Даддерс.

– Это не просто арка. Те, кто упали в нее, уже не вернулись. Ни один. Он бы не упал, но заклятье этой суки… - Поттер поспешно отвернулся.

Дурсль встал и направился к двери. Он узнал все, что хотел. К тому же, противно было видеть бессильную злость и боль Поттера. Тихо прикрыв за собой дверь, он спустился на кухню и налил себе чаю. Дурсль пока не знал, как на это реагировать. Он просто хмурился и сжимал губы в нитку, совсем как мать.

Гарри был рад, что кузен не спросил, что было нарисовано в левом углу листа, а затем затерто. Он видел, столько раз видел это во сне. Там был нарисован он сам, успевший протянуть руку, успевший спасти.

А стерто было потому, что так и не успел. Даже во сне.

***

– Поттер! Проснись, - прозвучало издалека.

– Что? – злобно спросил он и пораженно замолчал. Голос поразил его своей хрипотцой и неясно откуда взявшимися интонациями. Впрочем, отстраненно подумал он, совсем даже не «непонятно откуда».

Собеседник, а точнее, собеседница, поразилась не менее сильно. Хотя быстро пришла в себя.

– Ты сказал ему? – послышалось нервное ерзанье.

Гарри поднялся. Хрустнул сустав, и по телу разлилось расслабление. Оказалось, он был очень напряжен, пока спал. Это стало в некоторой степени… открытием. Раньше сны были менее… точнее, это реальность была менее подвержена влиянию снов.

В паре шагов от него стояла, нервно теребя нелепый махровый халат, тетя Петуния. Прическа ее оставляла желать лучшего, а под глазами залегли круги.

Он кинул взгляд на часы.

– Шесть утра… Боже, тетушка, вы что, не могли найти более подходящего времени? – простонал он.

– Не дерзи мне, мальчишка! – взвилась она.
– Ты можешь ответить или нет?!

– Я бы с удовольствием сказал «нет», но я еще жить хочу, - проворчал тот.
– Рассказал.

– О чем именно?

Ее дрогнувший голос выдавал важность вопроса.

– О чем он спрашивал. О родителях, о друзьях, о Волдеморте… Зачем вам? – устало пробормотал он, закутываясь в одеяло от утренней свежести, задувающей в открытую форточку.

Женщина мрачно усмехнулась. Поттер поежился то ли от сквозняка, то ли от этой ее нетипичной усмешки.

«Как там Гермиона сказала? Куда более интересная? Ну-ну…»

– Ты ведь, конечно же, рассказал об отце-авроре, об умершей за тебя матери, о замечательном крестном, - она улыбнулась чему-то своему, горько и обреченно.

– Что? – от удивления он перестал на мгновение ощущать даже прохладу.

– Ты всегда был доверчивым мальчишкой, Поттер, а окружали тебя идеалисты. Все те, кто знал их… Господи, как все смешно! – она и впрямь тихонько засмеялась.
– Как ты там говорил? «Вполне в вашем духе»? Ложь во благо. Кого тебе от нее избавлять, если ты сам живешь в ней, а? – прервалась она на полуслове и прошипела, подходя к двери.
– Если с Дадли что-то случится, я найду тебя даже в Хогвартсе, маленький гаденыш, и тебе не поздоровится даже под защитой Дамблдора!

Дверь хлопнула, и Гарри вздрогнул от этого звука. Мысли замерли в киселе.

Звенящая пустота в голове прекращаться и не думала.

Стало страшно.

***

На заднем дворике дома Дурслей обыкновенно слышались звуки работающего на кухне телевизора тети Петуньи. По вечерам к ним прибавлялось шуршание газеты дяди Вернона и короткие его замечания в адрес новостей. Если Даддерс был в нужном настроении, сверху доносились звуки стрелялок, которые он никогда не считал нужным делать потише, вовсю наслаждаясь кровавой бойней.

Вот и сейчас он ожесточенно тыкал на клавиши джойстика, бормоча что-то мстительное в адрес монстров и получая мрачное удовольствие от звуков выстрелов. Сирень прямо под окном его комнаты укоризненно качала ветками под порывом слабого ветерка, под ней в прохладе дремал Гарри Поттер, которому было совершенно плевать на любые звуки, потому что днем он не видел снов, разве что какую-нибудь ерунду, которую имел обыкновение забыть по пробуждению.

Звуки в комнате Дадли стихли, послышались раздраженная возня и чертыхание. Потом рычание и пара нецензурных выражений, несомненно, где-то подслушанных. Хлопнула дверь. Спустя несколько секунд из кухни донеслось заботливое: «Дадлик, как ты себя чувствуешь? Тебе положить вкусненького?» Потом отменно серьезное: «Как дела, сын? Тренируешься?»