Опричнина
Шрифт:
Таким образом, посольская служба московского дьяческого аппарата могла дать основания для обвинений в измене. Но о некоторых из казненных можно сказать больше. Иван Михайлович Висковатый был выдающимся организатором русской дипломатической службы. Ливонский хронист Рюссов писал, что «его уму и искусству… очень удивлялись все иностранные послы» [2259] . Висковатый смело высказывал свою точку зрения на многие вопросы внешней и внутренней политики, иногда расходившуюся со взглядами правительства. Уже в 50-е годы XVI в., когда Избранная рада выступала за «южный» вариант внешней политики, Висковатый был решительным сторонником войны за Прибалтику. Он приложил свои особые «речи» к приговору земского собора 1566 г. и не одобрял опричных репрессий [2260] . Заявление Висковатым «особого мнения» на земском соборе 1566 г. дало повод А.К. Леонтьеву высказать предположение о том, что в середине 60-х годов между царем и главой Посольского приказа «наметились расхождения в оценке дальнейших внешнеполитических (и, возможно, внутриполитических) задач» [2261] . Но это надо считать заблуждением [2262] . Мнение Висковатого, поданное им на земском соборе, находилось в русле основной линии внешней политики, проводившейся в то время царем Иваном IV. До самого 1570 г. Висковатый оставался одним из активнейших руководителей дипломатической службы Русского государства и пользовался исключительным доверием царя, который его любил «как самого себя» [2263] . По поручению царя он переписывался с турецким султаном, что позднее и навлекло на него подозрения [2264] . Эта «государская тайная грамота» весной 1569 г. была передана мурзе Касыму [2265] , затем переслана султану. О содержании грамоты Висковатого мы, к сожалению, можем только догадываться [2266] .
2259
Прибалтийский сборник. Т. III. С. 186.
2260
Шлихтинг. С. 62.
2261
Леонтьев А.К. Образование приказной системы управления в Русском государстве. М., 1961. С. 144.
2262
Совершенно бездоказательно А.К. Леонтьев утверждает, что уже к середине 60-х годов Висковатый «начал сближаться с оппозиционными царю феодальными кругами» (Леонтьев А.К. Указ. соч. С. 145). Сведение Шлихтинга о выступлении Висковатого против опричных казней не имеет точной датировки и, конечно, ни о каком сближении о реакционными кругами Висковатого не говорит.
2263
Таубе и Крузе. С. 51.
2264
Царском архиве хранилась «грамота, по государьскому цареву и великого князя веленью, от Ивана Михайловича Висковатого в Кафу к санчюку Касыму, по астороханским вестем» (ОЦААПП С. 21 [ГАР. С. 463)] 27 января 1569 г. список с нее был «взят ко государю».
2265
Садиков П.А. Поход татар и турок на Астрахань в 1569 г. // ИЗ. 1947. Кн. 22. С. 154.
2266
См. о ней: Путешествия русских послов XVI–XVII вв. С. 64, 71,72,96.
Висковатые уже давно зарекомендовали себя врагами старицкого князя. В 1553 г. И.М. Висковатый особенно настойчиво добивался отклонения кандидатуры Владимира Андреевича на московский престол. Он также резко выступал против креатуры князя Владимира протопопа Сильвестра.
Казнь Третьяка Висковатого и повара старицкого князя показывают, что летом 1570 г. царь лицемерно признавал Владимира Старицкого невинно пострадавшим [2267] . Речь шла только о старицком князе, а не о его окружении. В сыскном деле 7078 г. указывалось, что архиепископ Пимен хотел с изменниками-боярами и приказными людьми «на государство посадити князя Володимера Ондреевича», но о какой-либо вине самого старицкого князя ничего не говорилось. Словом, разыгрывалась та же инсценировка, что и в середине XVI в., когда «героем» выступал дядя царя Юрий. Тогда оказалось, что-де не сам дмитровский князь выступал против Ивана IV, а его хотел «на великое княжение поднята» Андрей Шуйский [2268] . Да и в смерти своих дядьев царь обвинял «бояр и вельмож» [2269] . Не исключено, что и приближение в 1570 г. ко двору Ивана IV ряда бояр князя Владимира также связано с его посмертной реабилитацией. Такой резкий поворот в отношении к старицкому князю мог быть вызван и предполагавшимся браком его дочери с Магнусом: тесть ближайшего союзника русского царя не мог считаться изменником [2270] .
2267
Уже 23 января 1570 г. Иван IV дал в Кирилло-Белозерский монастырь «на помин души» князя Владимира село Дмитровского уезда (Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI. Ч. II //АЕ за 1960 г. М., 1962. № 937). В повести о купце Харитоне Белоулине московские казни объяснялись тем, что царь «уразуме, яко сыну его царевичу Ивану Ивановичи) учинилась смерть от злых изменников» (Альшиц Д.Н. Указ. соч. С. 256). Возможно, это глухой отголосок рассказов о том, что в июле 1570 г. казнили тех, кому предъявляли обвинения в убийстве царского двоюродного брата.
2268
ПСРЛ. Т. XIII, 1-я пол. С. 78.
2269
См. об этом: Зимин A.A. И.С. Пересветов и его современники. М., 1958. С. 33.
2270
Кстати, когда в 1573 г. за Магнуса была выдана замуж другая дочь князя Владимира, то Иван IV в 1573/74 г. передает Дмитровский удел ее брату князю Василию Владимировичу (Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. // ИЗ. 1941. Кн. 10. С. 92). Пискаревский летописец относит этот эпизод к 1571/72 г. (Пискаревский летописец. С. 81 [ПСРЛ. Т. 34. С. 192]). Но в этом памятнике вообще даты сбивчивы.
Можно еще высказать некоторые соображения о причинах гибели дьяка Ивана Висковатого и его товарищей. Резкая перемена внешнеполитического курса летом 1570 г. — решение пойти на перемирие с Сигизмундом II, конечно, должна была одновременно вызвать у царя недовольство Иваном Висковатым и теми, кто все время последовательно выступал за продолжение войны с Великим княжеством Литовским. Серьезные финансовые затруднения в обстановке начавшегося экономического упадка вызвали у Ивана чувство раздражения против тех, кто был ответствен за своевременный сбор податей и пошлин, т. е. против казначеев (И. Фуников) [2271] и руководства приказа Большого прихода (Иван Булгаков). В ходе опричных переселений вскрывалась также неупорядоченность поместных дел, находившихся в ведении Василия Степанова. Штаден пишет, что «Висковатый был не прочь, чтобы крымский царь забрал Русскую землю, потому что он был расположен ко всем татарам и помогал им. К христианам же он был очень враждебен» [2272] . Эти карикатурные сведения о внешнеполитических симпатиях и антипатиях главы Посольского приказа и о его предательских намерениях почерпнуты Штаденом, конечно, из официозного источника и не внушают доверия.
2271
По роду деятельности в казне Н. Фуников был тесно связан с печатником Висковатым. Они, например, вместе давали на откуп таможенные пошлины (см. грамоту от 23 декабря 1569 г. (РИБ. Т. XXXII. № 241. Стб. 497)). Женат был Фуников на сестре Афанасия Вяземского (Шлихтинг. С. 57–58). Теперь можно сказать, когда погиб другой казначей, грек Хозяин (Хозя) Юрьевич Тютин (последний раз упоминается на Земском соборе 1566 г.). О его гибели пишут Курбский (РИБ. Т. XXXI. Стб. 297) и Шлихтинг, ошибочно именуя Тютина «Дубровским», т. е. путая его о Казарином Дубровским (Шлихтинг. С. 23). Судьба Тютина не вполне ясна, ибо сведения о его казначействе обрываются февралем 1561 г. и снова появляются лишь летом 1566 г. (Сб. РИО. Т. 71. С. 26, 348, 414; Зимин A.A. О составе дворцовых учреждений Русского государства конца XV и XVI вв. // ИЗ. 1958. Кн. 63. С. 195). Создается впечатление о том, что Тютин в 1561–1565 гг. находился в опале. Если считать, что вместо Тютина казначеем назначен У. Львов, то гибель Тютина следует отнести примерно к 1568–1569 гг.; Львов упоминается как казначей впервые летом 1569 г. (Садиков П.А. Из истории опричнины XVI в. //ИА. 1940. Т. III. № 37. С. 235–237). П.А. Садиков считает, что конкретным поводом убийства казначея Хозяина Юрьевича Тютина являлось попустительство варзужанам, осмелившимся обратиться с жалобой на опричных двинян (Садиков П.А. Очерки… С. 326). По данным синодиков, X. Тютин погиб до 6 июля 1568 г. в связи о делом И.П. Федорова (Скрынников Р.Г. Террор. С. 268).
2272
Штаден. С. 84–85.
Было еще одно обстоятельство, содействовавшее падению Висковатого. В среде московского дьячества намечались две группировки, враждовавшие между собой. К противникам дьяка Ивана Михайлова (как обычно звали Висковатого) принадлежали братья Щелкаловы и, вероятно, Андрей Клобуков, сделавшийся к началу 1571 г. главой Разрядного приказа. В грамоте 15 марта 1571 г. рассказывается, что Василий Щелкалов в свое время предъявил иск Висковатому по делу о «бещестии». Судебный процесс Щелкалов выиграл и получил от посольского дьяка взамен штрафа (200 рублей) его вотчину [2273] . Позднее именно Василий Щелкалов «вычитывал» вины Висковатого в день его казни 25 июля 1570 г. Натянутыми были у И. М. Висковатого отношения и с верхушкой опричнины. Так, в свое время «за бесчестье» он вынужден был отдать свое село Хребтово князю В.И. Темкину-Ростовскому [2274] .
2273
АИ. Т. I. № 180/1. С. 341–342.
2274
Садиков П.А. Из истории опричнины XVI в. № 50. С. 255.
Учреждение опричнины одним из последствий имело укрепление централизованного аппарата власти. Однако процесс централизации протекал не прямолинейно. Разделение территории страны на две части, выделение царского удела неизбежно повлекло за собой обособление земщины, подчиненной Боярской думе и общегосударственным приказам. Это, конечно, был тревожный симптом, показывавший серьезные изъяны опричной реформы. Однако Грозный и в 1570 г. все еще продолжал упорно держаться за сохранение государева удела. Поэтому он не нашел никаких иных средств для полного подчинения земского правительственного аппарата, как физическое истребление его руководящего состава. То, что произошло во время столкновения с главой русской церкви, во время уничтожения удела Владимира Андреевича и разгрома Великого Новгорода, повторилось и в июле 1570 г. [2275]
2275
Р.Г.
Скрынников фактически уклонился от объяснения причин казней 25 июля 1570 г. (Скрынников Р.Г. Террор. С. 82–83, 87–88). Он лишь говорит о недовольстве И.М. Висковатого опричным террором. Так, возможно, и было, но в источниках нет об этом прямых свидетельств.Однако смена руководства московских приказов могла только на время отсрочить кардинальное решение вопроса. После выполнения основных задач по борьбе с пережитками политической раздробленности опричнина явно изжила себя.
Вторая половина 1570 — начало 1571 г. не внесли ничего существенно нового во внешнеполитическое положение России. Затянувшаяся осада Ревеля (с 21 августа 1570 до 16 марта 1571 г.) [2276] не дала успешной реализации плана расширения территории Ливонского королевства Магнуса. В осаде принимали участие как земские войска во главе с боярином И.П. Яковлевым, так и опричные отряды окольничего В.И. Умного-Колычева. Не оправдались также надежды на прочный союз с Данией: 13 декабря 1570 г. Фредерик II заключил в Штеттине мир со Швецией, предоставив Ивану IV воевать один на один с Юханом III. Зато успешно завершились русско-польские переговоры. К Сигизмунду Августу 10 января было направлено посольство во главе с князем Иваном Канбаровым (который по дороге в Польшу умер). 8 мая 1571 г. послы добились ратификации перемирия [2277] .
2276
О ней см.: Hansen G.V. Johann Taubes und Eilart Krauses Machinationen und die darauf durch «Konig Magnus» erfolgte Belagerung Revals 1570–1571 //Beitrage zur Kunde Ehst-, Liv- und Kurlands. Reval, 1886. Bd III, Hf. 3. S. 204–229; Чумиков A. Осада Ревеля (1570–1571) герцогом Магнусом, королем Ливонским… //ЧОИДР. 1891. Кн. II, отд. IV. С. 1–59; Прибалтийский сборник. Т. III. С. 195–204; Копенгагенские акты, относящиеся к русской истории. Вып. 2//ЧОИДР. 1916. Кн. II. № 177,178,182 и др.; Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI–XVII столетиях (1544–1648). Т. 1. СПб., 1893. С. 573–588.
2277
Сб. РИО. Т. 71. С. 763 и след.; КПМВКЛ. Т. I. № 191–192; Новодворский В. Указ. соч. С. 6 и след.
Подготовка и заключение перемирия России с Речью Посполитой и поход турок на Астрахань в 1569 г. породили в некоторых европейских странах надежду на то, что им удастся втянуть Ивана IV в антитурецкую лигу.
Еще в ноябре 1569 г. (а позднее и весной 1570 г.) в беседах с габсбургским агентом в Польше аббатом Циром Курбский развивал мысль о том, что русский царь «охотно заключит союз и дружбу с цесарским величеством». А этот союз должен был повлечь за собой совместные военные действия против турок [2278] . В мае 1570 г. с призывом выступить против «неверных» к Ивану IV обратился венецианский дож [2279] . Изменившуюся внешнеполитическую обстановку попытался использовать и римский папа, который в своем бреве от 9 августа сообщает царю о решении послать в Москву своего нунция Портико для того, чтобы убедить его в необходимости совместной борьбы с турецкой опасностью. Портико, впрочем, в Москву не попал, ибо из-за сообщения Шлихтинга о положении в России поездка нунция признана была несвоевременной [2280] .
2278
Лурье Я.С. Донесение агента… С. 463–465.
2279
Lamansky V. Secrets d'Etat de Venise. SPb., 1884. P. 79–80.
2280
Шмурло Е.Ф. Россия и Италия. Т. II, вып. 2. С. 227–235.
Если на западе России удалось добиться неустойчивого равновесия сил, то гораздо более сложная обстановка складывалась на южных рубежах страны. Посольство Ивана Новосильцева в Турцию (январь — сентябрь 1570 г.) должно было восстановить дружеские русско-турецкие отношения. В качестве компенсации за отказ от претензий на Астрахань турецкий султан потребовал уничтожить русскую крепость на Тереке и открыть волжский путь для турецких купцов.
8 апреля 1571 г. в Стамбул из Москвы отправлен был новый посол Андрей Кузминский с царской грамотой, в которой выражалось согласие удовлетворить турецкие требования [2281] . Тревожные вести о военных приготовлениях Крыма заставляли Ивана IV искать путей соглашения с Портой.
2281
Смирнов H.A. Россия и Турция в XVI–XVII вв. Т. I. М., 1946. С. 121–122.
Уже в начале сентября 1570 г. в Москву пришли сведения о появлении под Новосилем (в районе Данкова) крымских татар численностью в шесть-семь тысяч человек. Небольшие отряды (человек в 500) замечены были у Рыльска [2282] . 14 сентября пришло известие из Соловы, что Девлет-Гирей с царевичем идет на Тулу и Дедилов. Поэтому 16 сентября царь с опричным войском выехал из Слободы в Серпухов. Поскольку эти сведения оказались недостоверными, то царь решил осенью «на берег» самому не ездить. 22 сентября Иван IV из Серпухова направился в Каширу, затем в монастырь Николы Зарайского в Коломну и, наконец, в излюбленную им Слободу [2283] .
2282
Э. Л. 360 об., 358 об. [РК 1475–1605 гг. Т. 1. С. 260, 264]. Войска царевичей пересекли южные рубежи страны в июле 1570 г., направляясь на Данков, Дедилов, Тулу, Новосиль и Одоев. В тот же год царевичи с 7300 татарами приходили на Рязань и Каширу и на р. Плаве «побили… наших» (Тихомиров М.Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962. С. 73).
2283
Э. Л. 361 об., 363 об. — 364 [РК 1475–1605 гг. Т. II. С. 271].
Непосредственная угроза миновала, но опасность новых татаро-турецких вторжений оставалась совершенно реальной. Для ее предотвращения решено было реорганизовать систему обороны на южных окраинах Русского государства. 1 января 1571 г. царь назначил виднейшего русского полководца М.И. Воротынского «ведать станицы и сторожи и всякие свои служба государева польские службы» [2284] . Выбор на Воротынского пал не только потому, что он обладал незаурядным опытом военных действий и сторожевой службы на юге России, но и потому, что он, как удельный владетель Одоева, Новосиля и других порубежных земель, непосредственно был заинтересован в укреплении южного пограничья. 16 февраля Воротынский подписывает новый устав сторожевой и станичной службы. В приговоре основное внимание уделялось наблюдению за степью в целях своевременного обнаружения татарских «воинских людей». Оборонительная система на южных окраинах сочетала в себе подвижные (сторожи и станицы) и неподвижные (засечная черта) элементы при их глубинном построении [2285] .
2284
АМГ.Т. 1.М., 1890. № 1.
2285
Марголин С.Л. Оборона Русского государства от татарских набегов в конце XVI века // Военно-исторический сборник. М., 1948. С. 16 (Тр. ГИМ. Вып. XX).
Стремясь не допустить создания на юге России прочной оборонительной системы, Девлет-Гирей собрал громадные силы и поспешил с новым походом на Русь. Одновременно с ним ногайцы нападают на низовые города и доходят до Алатыря и Тетюшей (построенных в 1570 г.). Вероятно, в том же 1571 г. в Казанской земле восстали горные и луговые мари (черемиса) [2286] .
5 апреля, как сообщал русский посол в Крыму Афанасий Нагой, Девлет-Гирей пришел к Перекопу, «а с Перекопи-де идет на государя нашего украину» [2287] . Перебежчики («галичанин» Ашуй Юрьев сын Сумароков и др.) доносили крымскому хану, что в Москве уже два года голод, казни, что Иван Грозный в Слободе, а войско «в Ливонии, и советовали хану идти «прямо к Москве» [2288] . То же самое повторили и другие изменники — «дети боярские белевцы Кудеяр Тишенков да Окул Семенов да калужане Ждан да Иван Васильевы дети Юдинковы, да коширяне Сидор Лихарев, а прозвище Сотник, да серпуховитин Русин, а с ним десять человек их людей» [2289] . Кудеяр Тишенков сообщил также, что «государя-де чают в Серпухове с опришною, а людей-де с ним мало и стати-де ему против тебе некем. И ты-де, государь, поди прямо к Москве, а вождь-де, государь, тебе через Оку и до Москвы яз» [2290] . Предложенный хану проект похода на Москву вызвал возражения со стороны крымских военачальников. Но Кудеяр Тишенков настойчиво повторял: «Толко-де ти приход к Москве не учинишь, и ты-де меня на кол посади у Москвы. Стоять ден противу тебя некому». Потому-то, говорится в сообщении, хан и приходил к Москве [2291] .
2286
Новосельский A.A. Указ. соч. С. 29, 430.
2287
ЦГАДА. Крымские дела. Кн. 14. Л. 24. Среди тысячников в третьей статье мы находим галичанина Алексея Иванова сына Суморокова.
2288
ЦГАДА. Крымские дела. Кн. 14. Л. 12.
2289
ЦГАДА. Крымские дела. Кн. 14. Л. 25–25 об. Семеро Лихаревых в середине XVI в. служили в государевом дворе по Кашире. Один из них бежал в Литву (см. главу II). Русин Истомин и Русин Никитин сын Шишкины служили по Серпухову. Как уже говорилось, Шишкины подверглись репрессиям еще на заре опричнины.
2290
ЦГАДА. Крымские дела. Кн. 14. Л. 26.
2291
ЦГАДА. Крымские дела. Кн. 14. Л. 28 об.