«Опыты» мудреца

Можно умалчивать о тайных делах, но не говорить о том, что всем известно, и о вещах, которые повлекли за собой последствия большой государственной важности, – непростительный недостаток.

Что касается меня, то всякое дополнительное наказание сверх обыкновенной смерти даже по закону есть, по-моему, чистейшая жестокость; это особенно относится к нам, христианам, которые должны заботиться о том, чтобы души отправлялись на тот свет успокоенными, что невозможно, если их измучили и истерзали невыносимыми пытками.

Простой народ не в силах судить о вещах на основании их самих и легко поддается случайным влияниям и видимости.

В основе того великого разрушения, каким является война, часто лежит прихоть одного человека; войны нередко ведутся из-за какой-нибудь причиненной ему обиды, либо ради его удовлетворения, либо из-за какой-нибудь семейной распри, то есть по причинам, не стоящим выеденного яйца.

Души императора и сапожников скроены на один и тот же манер.

Государи столь же непостоянны в своих желаниях, что и мы, но у них больше возможностей. У слона и у клеща одни и те же побуждения.

Ничто так не подвержено постоянным изменениям, как законы.

Нет такого судебного дела, которое было бы настолько ясно, что не вызывало бы разногласий. Одна судебная инстанция решает дело в одном смысле, другая – в прямо противоположном, а бывает и так, что одна и та же инстанция во второй раз принимает противоположное решение… Все это сильно подрывает авторитет нашего правосудия и лишает его всякого блеска.

В такой запутанной науке, как юриспруденция, где сталкивается столько авторитетов и столько мнений и где самый предмет исследования столь произволен, разнобой в суждениях совершенно неизбежен.

Законы приобретают тем большую силу, чем они древнее и дольше применяются.

Всеобщее признание – это единственный показатель достоверности, который можно было бы привести в подтверждение неких естественных законов: ибо мы, несомненно, все беспрекословно следовали бы тому, что действительно было бы установлено природой. И не только целый народ, но и каждый человек воспринял бы как насилие или принуждение, если бы кто-нибудь захотел толкнуть его на действия, противоречащие этому закону. Но пусть мне покажут воочию какой-нибудь закон, удовлетворяющий этому условию.

По мнению одного древнего философа, смертные казни скорее обостряют пороки, чем пресекают их… Не знаю, справедливо ли это суждение, но по личному опыту знаю, что меры подобного рода никогда не улучшают положение дел в государстве: порядок и чистота нравов достигаются совершенно иными средствами.

Поскольку люди в силу несовершенства своей природы не могут довольствоваться доброкачественной монетой, пусть между ними обращается и фальшивая. Это средство применялось решительно всеми законодателями, и нет ни одного государственного устройства, свободного от примеси какой-нибудь напыщенности или лжи, необходимых, чтобы налагать узду на народ и держать его в подчинении.

Не было еще такой страны и такого века, когда бы властители могли рассчитывать на столь несомненную и столь глубокую признательность в оплату за их милости и их справедливость. Первый из них, кто догадается искать народной любви и славы на этом пути, тот намного опередит своих державных товарищей.

Современные адвокаты и судьи во всех спорных случаях находят достаточно уверток, чтобы решить дело, как им заблагорассудится.

Пусть же государь возблистает своей человечностью, правдивостью, прямотой, умеренностью и прежде всего справедливостью – достоинствами в наши дни редкими, неведомыми, гонимыми. Лишь добрые чувства народов могут доставить ему возможность свершать значительные деяния, и никакие другие качества не в состоянии снискать ему эти добрые чувства, ибо именно эти качества наиболее полезны для подданных.

Показав образец своего вероломства, монарх сразу нарушает добрые отношения с другими монархами и теряет возможность вступать с ними в какие бы то ни было соглашения.

В делах общественных нет ни одного столь дурного обыкновения, которое не было бы лучше, нежели перемены и новшества.

Наши нравы до крайности испорчены, и они поразительным образом клонятся к дальнейшему ухудшению; среди наших обычаев и законов много варварских и просто чудовищных; и тем не менее, учитывая трудности, сопряженные с приведением нас в лучшее состояние, и опасности, связанные с подобными потрясениями, – если бы я только мог задержать колесо нашей жизни и остановить его на той точке, где мы сейчас находимся, я бы сделал это очень охотно.

Чрезвычайно легко порицать пороки любого государственного устройства, ибо все, что бренно, кишмя кишит ими; чрезвычайно легко зародить в народе презрение к старым нравам и правилам, и всякий, кто поставит перед собой эту цель, неизменно будет иметь успех; но установить вместо старого уничтоженного государственного устройства новое, и притом лучшее, – на этом многие из числа предпринимавших такие попытки не раз обламывали зубы.

Но кому в наше развращенное время можем мы верить, когда он говорит о себе, если вспомнить, что мало найдется таких людей, которым можно верить, даже когда они говорят о других, хотя в этом случае ложь куда менее выгодна?

Ни один кормчий не выполняет своих обязанностей, сидя на берегу.

С одной стороны, можно сказать, что снять с партий узду и предоставить им беспрепятственно придерживаться их взглядов – значит сеять и распространять между ними распри, значит способствовать умножению этих распрей, поскольку нет больших преград в виде законов, способных обуздывать и останавливать их. Но с другой стороны – означает вместе с тем и усыпление и расслабление их из-за легкости и удобства, с какими они отныне смогут домогаться своего, означает притупление острия их воли, которая оттачивается в борьбе за что-либо необычное и труднодостижимое.

Человек во всем и везде – ворох пестрых лоскутьев. И даже законы, блюстители справедливости, не могли бы существовать, если б к ним не примешивалась несправедливость. Платон замечает, что кто притязает очистить их от непоследовательностей и неудобств, тот пытается отрубить голову гидре.

Кто пристально разглядывает и старается охватить все до одного обстоятельства и все следствия, тот сам себе затрудняет выбор: обычная смекалка с таким же успехом делает свое дело и достаточна для разрешения как малых, так и больших вопросов. Оглянитесь вокруг себя, и вы увидите, что лучшие хозяева – это те, кто меньше всего мог бы ответить, каким образом они добиваются успеха, и что велеречивые говоруны чаще всего не достигают ничего путного.