Опыты психоанализа: бешенство подонка

– Езжайте, гауптман, в крепость, – говорит Мирбах – Поговорите с этим Терещенко построже!

– «Зачистить»?

– Он, конечно, производит впечатление наивного человека. Но думаю, что подстраховался. Так что его исчезновение может, наоборот, привести к выбросу информации в самых неожиданных местах и виде…

– Могу ли я, герр Мирбах, поехать с гауптманом? – спрашивает Ленин.

– О! Мне нравится ваше настроение, – улыбается граф Мирбах – Гауптман, поступаете в полное распоряжение герр Ульянова.

Санкт-Петербург. Улицы. Вечер

Дождь. Авто «Паккард». За рулём гауптман. Рядом Ленин. Сзади, ощерившись штыками, гремит грузовик с боевиками гауптмана. Кто в матросской форме, кто-то в солдатской шинели. При повороте на мост, грузовик отстаёт. Ох, не вовремя. Дорогу одинокому авто преграждает казачий разъезд. Трое на лошадях.

– А ну стоять! Кто такие?! Документы?! – шумит казак. Гауптман протягивает бумагу.

– Какой к чёртовой матери, Совет депутатов? Выходить из машины!

– Может, как-то договоримся, господин хорунжий.

– Что-то ты по-русски не очень-то гутаришь?

– Я латыш.

– А, чухня. А ну из машины! И ты, лысый, давай! – говорит он Ленину, сдёргивая с плеча карабин. – Сейчас к стенке поставим, и договаривайтесь с архангелом Гавриилом…

Тут из-за угла выворачивает, задержавшийся было, грузовичок сопровождения. На крыше кабины грозно поводит дулом пулемёт, за которым Лёха. С машины спрыгивают боевики и залегают цепью.

– Твои што ли? – ёжится казак.

– Вот и говорю, давай договоримся.

Казак возвращает пропуск, козыряет и казачий разъезд растворяется в тумане.

Группа гауптмана подъезжает к воротам Петропавловской крепости. Матрос с фонарём читает по слогам мандат. Въезжают. Гауптман тихо Лёхе:

– Блокируйте ворота. И караульное помещение. На всякий случай.

Санкт-Петербург. Петропавловская крепость. Трубецкой бастион. Вечер

В камеру полную министров заглядывает матрос Егор:

– Кто тут Терещенко?! На выход!

Терещенко переглядывается с Рутенбергом. Идёт к двери. Рутенберг, превозмогая боль, пробирается за ним и пытается как-то поладить с матросом. Тот его грубо отталкивает в толпу. Терещенко выводят. Ведут по тусклому коридору. Вводят в пустую камеру. Тишина. Лязг замка. В камеру входит гауптман. Молча, но вежливо обыскивает Терещенко. Потом выходит. В камеру входит Ленин. Лязг замка. Теперь они наедине. Молчат.

Санкт-Петербург. Смольный. Актовый зал. Коридор. Штаб и комната Иоффе. Вечер

По коридору несётся Каменев. Он пробегает через штаб и влетает в комнату к Иоффе.

– Они уходят! – кричит он. – Правые эсэры…

На большее его не хватает. Заглатывая воздух, как рыба на берегу, он зовёт всех с собой.

Иоффе, Троцкий, Зиновьев, Коллонтай и другие быстро бегут к сцене. Выглядывают в зал. Да. Правые эсэры и меньшевики встают и покидают съезд. Много свободных мест в зале. Иоффе оценивает обстановку. Рядом трепыхается Каменев. Растерянность на лицах Троцкого, Зиновьева.

– У вас есть список выступающих? – спрашивает Иоффе Каменева.

– Вот!

– Прекрасно. Идите, объявляйте следующего. Вон, действительно, очередь к трибуне… – Иоффе встряхивает Каменева за плечи, смотрит ему в глаза: – А-у! Лев Борисович! Съезд идёт! И-д-ё-т!

Иоффе поворачивается, уходит по коридору к себе в комнату. За ним растерянные соратники.

– Подвойский, Чудновский! – громко зовёт Иоффе. Влетают оба.

– Там в коридорах, и особенно в столовой, – говорит Иоффе, – шалается куча народу. Груши околачивают! Отбираете с рожами поприличнее и в зал съезда на свободные места!

– Так они же не депутаты… – недоумевает Чудновский.

– Кто тебе это сказал, Гриша?! – орёт на него Иоффе, – Товарищ Каменев? Товарищ Зиновьев? Кто?! Это вам контрольная работа, мальцы! Возник вопрос, и вы его решаете. Вперёд! Чтобы зал был полон! Неровен час, набегут иностранные журналисты. Кстати, а где они, эти вездесущие засранцы? Этот наш американский друг с боевой подругой?! – Иоффе с улыбкой поворачивается к Троцкому: – Вот таким образом, Лев Давыдович! Завтра эти делегатики проситься назад будут. Правильно?

Троцкий обнимает Иоффе. В этот момент в комнату влетает ошарашенный Антонов-Овсеенко:

– Лев Давыдович! Товарищи! Такая хуйня! Объезжаю, значит, казармы, миноносцы, проверяю готовность к демонстрации. Попросил братков на «Авроре» и в Петропавловке ударить завтра из пушек. И представляете… Еду по набережной… Буза! Матросы в Зимнем Дворце!

– А зачем нам Зимний? – удивляется Иоффе. – Там на втором этаже госпиталь.

– А! Кухня царя! Такой беф-строганов, пальчики оближешь. И официанты во фраках. Недели две тому назад удалось… Но как туда матросики попали? Охрана слабая, но всё же охрана.

– А им кто-то показал прямой ход в подвалы с вином. И они… А нажравшись, расползлись по Дворцу. Гуляют! Громят госпиталь. Медсестричек и девок из женского батальона насилуют. Ну, это, хер с ними. Дело в том, что они случайно наткнулись на министров. Обед у них, блядь! Ну и наши братишки им морды бить. Хорошо, что товарищ Балодис со своим летучим отрядом там оказался и взял министров под охрану. А то бы поубивали.

– И что?!

– А что? Я дал команду. Министров арестовали и аккуратненько в Петропавловскую крепость. Там со вчера комендант товарищ Серёгин из Балтийского экипажа. Проверенный большевик.

– Так что? Временного правительства нет?!

– Вы что?! – взвивается Троцкий. – Кто дал команду?! Как это, арестованы министры?! Товарищ Иоффе?!

– Да, как-то с опережением идём, – озадаченно произносит Иоффе.

– И к чему тогда, спрашивается вся эта… Завтрашняя всеобщая демонстрация?! – задумывается Чудновский.

– То есть Мариинский дворец окружать не надо! – радуется Подвойский, – Ну, удружил ты мне, Володя! С меня причитается!

Все радостно шумят. Обнимают, хлопают Антонова-Овсеенко по плечам. Мол, герой.