Оракул Чернобыля

— Парень, ты жив? — надо мной склонился Сифыч.

Я не смог ничего ему ответить, и лишь продолжал стонать, изо всех сил сжимая зубы.

— Ну, слава богу, — вздохнул с облегчением сталкер, и принялся стаскивать с меня обезглавленное тело псевдо пса, — они ушли, мы их сделали, держись.

— Угму, — простонал сквозь зубы я.

Сифыч стянул с меня тело монстра, и присел у моего изголовья. Я лежал на трупах убитых мной собак, весь в крови, прижимая к груди левую руку, на которой захлопнулась челюсть отрезанной собачьей головы. В правой руке я сжимал свой охотничий нож, который по своему кровавому цвету не отличался от держащей его руки, и составлял с ней одно единое целое. Я боялся пошевелиться, ведь каждое движение означало нестерпимую боль.

— Неплохо ты его, — Сифыч попытался взять нож из моей руки, но у него ничего не получилось, я держал его такой же мертвой хваткой, как и монстр, мою руку, — отдай нож, тебе говорят.

Я расслабил хватку и сталкер взял нож из моей руки.

— Держи, а то зубы поломаешь, — он достал из кармана валик с бинтом и заставил меня взять его в рот, — теперь терпи, будем снимать твой трофей.

Он взял мой нож, и надрезал череп мутанта у продолжения пасти. Я почувствовал, что давление зубов на кость спало. Видимо он перерезал какие-то мышцы, которые удерживали челюсть в рабочем состоянии. Затем сталкер просунул лезвие ножа между верхней и нижней челюстью, и, действуя им как рычагом, разомкнул смертельную хватку. Я испытал новый приступ нестерпимой боли, отдающей раскаленными иглами прямо в мозг, и яростно вгрызся в валик бинта, производя на свет сдавленный стон.

— Встать можешь? — сталкер откинул в сторону череп, который как кочан капусты покатился по земле.

— Попробую, — боль спала, как только зубы мутанта покинули мою плоть.

Прижимая раненную руку к груди, я сначала сел, а затем с помощью Сифыча поднялся на ноги. Голова слегка кружилась, рука горела огнем и по ней, как будто шел электрический ток, отдавая легким гулом. Сифыч помог мне дойти до вычурных корней дерева, где ранее был устроен ночлег, посадил меня между корней и принялся рыться в своем рюкзаке.

Я сидел между корней дерева, прислушиваясь к новым ощущениям. Прежде я никогда не был раненым и самые страшные травмы, которые я когда-либо получал, кардинально отличались от этой. Рука как будто была моей, но то, что с ней происходило, было для меня вновь. С каждой секундой боль отступала, а на смену ей приходили новые чувства. Сначала некое облегчение, видимо по сравнению с той болью, которую я испытал до этого. Потом чувство расплывчатости, как будто в руку вогнали иглу, через которую вкачивают жидкость и она наполняется, готовая вот-вот лопнуть, становясь огромной и чужой. Затем и вовсе ощущение радости и какой-то иронии, и неизвестно откуда взявшееся чувство, что все происходящее — шутка, что руку нужно забинтовать и все пройдет, и все будет как прежде.

Здоровой рукой я достал чудом не размокшие сигареты из нагрудного кармана и закурил. Никотин проник в кровь, принося долгожданное облегчение, и я окончательно успокоился.

— А здорово мы их уделали а, Сифыч? — спросил я, делая очередную затяжку.

— Здорово, — Сифыч закончил с рюкзаком и, держа в руках какую-то коробку, подошел ко мне, — особенно ты. Такое впечатление, что всю жизнь псевдопсам головы отсекаешь, хоть бы запаниковал для приличия.

— А. Надоело мне паниковать, я бы еще парочку уделал, — на этот раз никакой наигранности я за собой не заметил, лишь желание убить еще пару тварей. Я неловко дернул рукой и ощутил очередной укол боли, — вот гад, убил бы.

— Да ты и так его убил, дальше некуда, — сталкер сел возле меня, открыл коробку, которая оказалась аптечкой, и разложил свои принадлежности рядом со мной, — терпи боец, сейчас тебя штопать будем.

Сифыч дал мне в руку небольшой фонарик и попросил светить на рану, затем ножом распорол комбинезон на запястье и вколол в руку шприц с обеззараживающим средством. Потом он повертел мою руку, каким-то только ему известным способом определил, что переломов нет, вколол мне еще парочку каких-то препаратов, после которых все происходящее потеряло реальность. Затем он перетянул мне руку резиновым жгутом, и промыл раны.

Ран на руке оказалось восемь, по четыре с каждой стороны. Зубы зверя здорово располосовали мясо, оставляя на руке разрезы длинной в полтора сантиметра. Было странно смотреть на свою плоть непокрытую кожей. Сифыч как заправский хирург достал причудливо изогнутую иглу с нитью, и стал зашивать разрезы на руке. Я сидел и наблюдал за происходящим с завидным равнодушием. Я чувствовал боль, но она казалась мне смешной, я видел, как в мою руку вонзается игла, и как раны одна за другой стягиваются прозрачной нитью. Я понимал все происходящее, но оно меня не волновало, единственный дискомфорт, который я испытывал, рождался лишь по одной причине, меня раздражало, что Сифыч так медленно шьет. «Да Сифыч, сталкер с тебя что надо, а вот швея никудышная», — от этой мысли я засмеялся, на что получил осуждающий взгляд моего доктора.

Сифыч закончил штопать мне руку. Потом достал бинт, и хотел было перевязать ее, но, по-видимому, передумал и снова отправился к своему чудо рюкзаку. Он извлек из него небольшой контейнер со значком радиации на боку, и с ним подошел ко мне.

— Значит так, слушай сюда, — Сифыч присел возле меня, — это я берег для себя, и стоит это гораздо больше твоей жизни. Но так как человек я запасливый, и взял этого с собой достаточно, я поделюсь с тобой по сталкерским понятиям, но. Но ты будешь мне должен и отплатишь, в будущем, хабаром. Ты меня понял?

— Понял. А что это? — ответил я.

— Это мазь, сделанная из очень редкого артефакта «Жизнь», — начал объяснять Сифыч, отщелкивая с радиоактивной коробки крышку, — сам артефакт способен вылечить кого угодно, и от чего угодно. Но вот болотный доктор делает из него мазь, которая за короткие сроки заживляет любые раны. В свое время я дорого за эту мазь заплатил. Она немного радиоактивна, так что потом придется немного от нее полечиться, и сам процесс заживления немного неприятен.

Сифыч извлек из контейнера стеклянный пузырек с мазью, открыл его и начал наносить густую жидкость на раны. Я почувствовал небольшое жжение. Мазь, соприкасаясь с раной, как будто живая начинала движение и проникала сквозь шов в самый центр разреза. Она как будто впитывалась в меня, проникала в саму мою суть. Сифыч закончил смазывать мою руку, перебинтовал ее и спрятал волшебный пузырек обратно в контейнер. Затем достал из аптечки четыре шприца с обезболивающим средством и протянул мне.

— А это зачем, — поинтересовался я, ведь рука совсем перестала болеть.

— Я же говорил, сам процесс заживления немного неприятный, — Сифыч принялся укладывать передвижную операционную обратно в рюкзак, — я тебе вколол одну дозу, так что на три часа тебя хватит. Как начнет крутить, вколешь себе еще дозу.

— А за сколько времени она заживет? — я попробовал встать, и это у меня вышло даже легче, чем я предполагал.

— Часов за двенадцать пройдет, если ты еще, куда-нибудь не влезешь, — ответил мне сталкер.

— А что мне оставалось делать, он бы мне горло перегрыз, — я действительно думал, что сделал все правильно.

— Что делать, что делать, — передразнил меня Сифыч, — а пистолет тебе, зачем горе воин, для красоты? А если бы еще один пес прибежал, ты бы тоже от него ножиком отмахивался?

— Ну, я это, забыл про него, — мне и в самом деле не было чего сказать, про пистолет я и в самом деле забыл.

— Так не забывай в следующий раз, и вообще, где твой автомат? — Сифыч решил разбить меня в пух и прах, и, не обращая на меня никакого внимания, принялся за дозор.