Оракул петербургский. Книга 1

На второй или третий день Сергеев просматривал рентгенограммы, сделанные накануне. Он быстро описал снимки одного больного, не выделив заметных находок, – фиброзные изменения в легких, носящие возрастной характер, и только. Через некоторое время дверь в кабинет осторожно отворилась, – в проеме, в кромешной темноте, появилась фигура заведующей терапевтическим отделением. Она еще не адаптировалась к мраку и, войдя со света, лапала воздух руками, стараясь определиться в направлении движения по опасному кабинету.

Сергеев подал голос, помог сориентироваться бодрящейся старушке: он с уважением относился к ее опыту, но за ней числился серьезный грех – алкоголизм. Практически с обеда она, приняв дозу, выпадала полностью из лечебного процесса.

При таких обстоятельствах подчиненный обычно сильно побаиваются руководителя, – не известно, что взбредет ему в голову, вдруг начнет утверждать трудовую дисциплину. Но таких поползновений у Сергеева, естественно не было, – он временный человек и не его задача бороться с пьянством и алкоголизмом. Особенно, если грехи не снижают качества работы терапевтического отделения, – Александра Гавриловна успевала внимательно осмотреть больных до обеда.

Обследование и лечение больных у нее отличалось идеальным качеством. Однако искус подобрать ключики к профессору у старушки, бесспорно, появился: в таких случаях надо подловить коллегу на каком-нибудь дефекте, скажем, в диагностике. Намерения Александры Гавриловны были очевидны: она пробиралась в рентгеновский кабинет чтобы копать волчью яму, даже отложив несколько привычные обеденные развлечения.

Вежливым, специфически дрожащим голосом она справилась:

– Александр Георгиевич, помните ли вы больного Астафьева, – я направляла его на контрольную рентгенографию. Вы дали благоприятное заключение, почти что норму, но у больного первая группа инвалидности в связи с раком правого легкого. Он признан неоперабельным, получил массивную лучевую терапию и отправлен Республиканским онкологическим диспансером домой, практически, доживать свой недолгий срок.

– Возможно, произошла путаница со снимками и вы описали не того больного. – почти победоносно резюмировала Александра Гавриловна.

Сергеев впечатлился мгновенно: "если все так, то это серьезный прокол"!

Сергеев попросил лаборантку отыскать снимок: установив его на неготоскопе, принялся повторно, более внимательно изучать бело-черные разводы. Никаких признаков столь грозной патологии не выявлялось. Он предложил взглянуть на снимок и Александре Гавриловне.

– Загадочная ситуация, уважаемая Александра Гавриловна. – задумчиво вымолвил Сергеев. – Если судить по снимкам, то, похоже, вашего больного подменили. Надеюсь, что все это время признаки рака легкого вы у него добросовестно фиксировали и делали необходимые записи в истории болезни.

– Мало того, Александр Георгиевич, мой пациент уже успел продать все ценные вещи из дома (ему никто не противоречил, считая недолгожителем). Он постоянно пьет вусмерть, – заливает,… как может,… горе! Что ни говори, но скандальная история намечается. – многозначительно заключила Александра Гавриловна.

Сергеев намеренно подыграл злорадствующей старушке, так жаждущей почувствовать себя в фаворе, хоть ненадолго. Сергеева забавляли метаморфозы, творящиеся с алкоголиками: он-то уже все себе и окружающим доказал, а вот коллега пыталась самоутвердиться основательно за его счет. Надрать уши профессору-выскочке, – это дорогого стоит, тут пахнет вселенской славой и мировым признанием.

Александра Гавриловна, мы с вами поступим очень просто. – наконец, заключил Сергеев. – Попросите больного завтра натощак явиться ко мне сюда, в рентгеновский кабинет. Придется сделать ему бронхографию, – она и решит все.

Гавриловна выползла из кабинета шустрой змейкой, словно, помолодевшая лет на тридцать. Да, сегодня за обедом она основательно вмажет. Ну, а пока необходимо растрепать всем и вся о том, как основательно вляпался заезжий светило. Уж она, конечно, постарается отыграть на этом поле основательно и безжалостно!

Поутру Сергеев встретил перед рентгеновским кабинетом согбенного пациента, – ему не велено было принять даже полстакана. Его караулила суровая жена и дочь. У них появилась маленькая надежда на спасение главы семейства. Но, кажется, сам виновник торжества не очень радовался такому повороту событий. Родственные души искали вчера и сегодня не алкоголя, а иного наслаждения – интеллектуального!

Сергеев запустил страдальца в кабинет и начал свое колдовство: сперва основательна анестезия смесью Гирша глотки, голосовых связок. Затем, после проверки степени анестезии, введение тонкого катетера до бифуркации трахеи. Теперь пошел в ход иодолипол смешанный с порошком норсульфазола. Осторожно, с помощью большого шприца, медленно вводится подогретый состав, обволакивающий все бронхиальное дерево. При хорошей предварительной анестезии процедура проходит без всяких дерготни и кашля. Затем катетер удаляется и больной медленно и последовательно переворачивается так, что бы контрастная смесь обволокла стенки бронхов. Здесь необходимо чувствовать вязкость состава и интуитивно моделировать процесс обволакивания. Наконец все готово: проводятся точные по режиму и центровке снимки. Финал процедуры: качественное проявление, закрепление, сушка снимков.

Негативы получились идеальными: Александра Гавриловна широко раскрыла пасть и с десяток минут никак не могла ее закрыть. Надо быть абсолютным идиотом, что бы не понять то, с каким блеском выполнены бронхограммы. Они устраняли любые сомнения: у больного никогда не было страшного, смертельного заболевания – рака легкого. Что же наколдовал Республиканский диспансер и его адепт – Александра Гавриловна можно только предполагать.

Парадокс событий заключался в неожиданном торжестве новой логики: с пациента сняли группу инвалидности, отобрали льготную пенсию. Родственники быстро привели его в чувство, решительно потребовав: бросить пить, трудиться в поте лица, дабы вернуть все добро пропитое. При встречах на улице, бывший пациент-страдалец, воскресший из приговоренных к неминуемой смерти, не бросался к Сергееву на шею с благодарностями, а, потупившись, переходил на другую сторону. Родственники бывшего пациента боготворили Сергеева.

В маленьком поселке происходило что-то близкое к триумфу отечественной медицины! Видимо назревал Большой карнавал по этому поводу! Ему помешали проливные дожди. Население ликовала, на прием к Сергееву рвались толпы старух и молодежи.

Мнимое торжество Александры Гавриловны, перешло в уныние, что резко усилило запои. Себя теперь она оправдывала трагическим стечением обстоятельств, несовершенством диагностики, вообще, и недостаточной квалификацией сотрудников Республиканского диспансера, в частности. Сергеев, к сожалению, не знал, что он своим героическим трудовым подвигом нажил еще одного заклятого врага – змею подколодную.

Трагедии бытового уровня, оказывается, как не погасшие угли, теплились в деревенской тиши. Они подогревались заурядными интригами и неожиданно вспыхивали, как высушенная береста или природный газ, неожиданно вырывающийся бешеной струей из-под земли. Кто мог подумать, что в поселке проживает собственная Леди Макбет Мценского уезда, о которой красочно высказался в свое время Николай Семенович Лесков.

Однажды, на утренней конференции, сотрудники просто огорошили Сергеева бурным рассказом о ночном происшествии: в местной санэпидстанции помощник эпидемиолога, женщина тридцати лет, недавно родившая дочь, отрубила голову своему мужу.

Мерзавец напивался и колотил кормящую мать нещадно за то, что она не сделала аборт и родила дочь. Он обещал порешить обоих. Сколько мужества, воли и решительности необходимо было собрать этой всегда покорной женщине, чтобы в одиночку встать на защиту жизни ребенка.

Себя она, понятно, не жалела, – знала, что ее осудят и упекут в тюрьму, но ее заботило только одно, – дочь останется жива. Как по-разному можно распоряжаться своей и другой жизнью, избирательно относиться к близким и чужим? Интересно, кто вырастет потом из этого маленького существа, уже от рождения замешенного в трагические события?