Оракул петербургский. Книга 1

Они оба даже не заметили, с какой стороны к их столику подошла та самая женщина, которая поразила воображение мужского дуэта в порту, на пирсе. Она явилась неожиданно и смело: без всяких церемоний, правда, попросив предварительно разрешение, уселась на свободный стул за их столиком. Граф, чего с ним раньше не бывало, с удовольствием принял гостью, повилял хвостиком и обнюхал ее ноги. Он дошел до такой степени приветливости, что даже, когда она попыталась его погладить, лизнул ей руку. Сергеев заерзал на стуле от ревности – от ощущения надвигающегося предательства. Если Граф уйдет к другой, то с кем же он будет играть в шахматы и рассуждать о философии древних?! Но женщина, словно хорошо понимая причину его волнения, с улыбкой пояснила:

– Я решилась напроситься на совместные посиделки потому, что у меня в доме тоже коккер – еще девочка. Я подыскиваю ей достойного партнера. Вы ведь славяне и мне бы хотелось восстановить связь с бывшей родиной, хотя бы таким образом.

Загадка раскрывалась просто, – Граф почувствовал запах собаки-сучки, напрочь припаявшийся к хозяйке. Его восторги относительно дамы-хозяйки были вторичными, в большей мере опосредованными, – его же по-настоящему влекла страсть к даме-собачке. Он лишь превентивно отвешивал глубокие поклоны в нужном направлении. Но надо же предупреждать, а не рубить с плеча корень всех отношений, не посоветовавшись со старшими! Сергеев до конца еще не простил шалапая.

Несколько успокоившись, Сергеев для начала предложил даме разделить с ними скромный ужин. Но Сабрина, так звали незнакомку, предпочитала все быстро и решительно доводить до своего логического завершения: она выдвинула встречное предложение поехать к ней и познакомить возможных собак-любовников.

– Ваше судно задержится здесь не более трех суток, есть смысл поторопиться со знакомством. Мы еще не знаем понравятся ли они друг другу, моя девочка с большими запросами, привередливая без меры.

Такая гонка могла увлечь Графа, но она не устраивала Сергеева: он пришел в ресторанчик, чтобы приятно провести время, а ему пытались навязать суету вокруг маленькой сучки. Видимо, лицо его подернулось энергией протеста. Сабрина заметила изменение его настроения и начала вяло отрабатывать, отступая на заранее подготовленные позиции. Она попросила налить себе вина и согласилась выпить чашечку кофе, но от мяса отказалась.

За тихим неспешным разговором выяснилось, что отец Сабрины бал инженером-строителем, в конце Великой Отечественной войны был освобожден американскими солдатами из немецкого плена и переправлен в Венесуэлу на постоянное жительство. Американцы уже тогда очень аккуратно, но планомерно колонизовали близлежащие страны, завозя туда белокожих мигрантов.

Отец – потомок уральских и донских казаков, женился на испанке, в том браке и родилась Сабрина, а затем еще два брата. Но отец пару лет назад умер, оставив Сабрине небольшой дом, братья живут отдельно, – в Аргентине. Сабрина недавно развелась с мужем-американцем, получает неплохую компенсацию и одна воспитывает дочь, которой теперь уже двенадцать лет. Собачка Буля – любимая утеха и неотъемлемый компонент чистоплотного женского синклита.

Теперь, после просветления семейной летописи прекрасной венесуэлки, сознание Сергеева стало действовать миролюбивее и спокойнее, появился вроде бы и какой-то мужской интерес. Он подобрел настолько, что соизволил тоже кое-что поведать из своей биографии. Добрые отношения с притягательной незнакомкой основательно цементировал своей любвеобильностью Граф: от него шли импульсы к тайнам и концентрация силы, привлекающей женский интерес.

Вино и замечательный кофе были выпиты, мясо съедено, – теперь уже ничто не мешало перемещаться в пространстве. Сабрина усадила славянский базар в громадный автомобиль, где Сергеев с Графом в обнимку, утопая в восторге от приближающихся удовольствий, разлеглись на заднем сиденье. Машина плавно, словно боясь потревожить установившееся согласие, тронулась с места.

Сергеев от сытной пищи и выпитого вина, скорее всего, задремал и не следил за маршрутом. В мир реальностей его привел голос Сабрины. Граф к тому времени окончательно перебрался на переднее сиденье к хозяйке автомобиля, и, как гадкий вероотступник успешно разбивал мягкое женское сердце. Сергеев заметил сам себе, что вовсе не обязательно тратить силы на подготовительную работу, – с такими задачами великолепно справлялся Граф.

Время было позднее, дочь Сабрины крепко спала; очаровательная Буля приветливо, без тени настороженности, встретила Графа, – они были практически единой масти, окраса, словно молочные брат и сестра. Любовь и только любовь должны были состояться в этом доме, тем более, что у новой подруги для Графа, словно по заказу, были подготовлены природой особые, неотразимые запахи, против которых ни один кобель устоять не может.

И аура чистого чувства, маркированного каплями женской похоти, последовательно захватывала, сперва собачью пару, затем человеческую. Что должно было совершиться, то и совершилось к всеобщей радости и по воле Божьей. Славянская кровь всколыхнулась в Сабрине, взбодрились гормоны и плоть ее насладилась такой же неспокойной, но родной славянской мужской плотью. Наверное, для женщины, далеко отброшенной от своей истинной родины, это было новым впечатлением. Возможно, сработало и то простое, но универсальное правило, о котором так хорошо поведал российский поэт Василий Федоров: "По главной сути жизнь проста: ее уста… его уста… Она проста по доброй сути, пусть только грудь прильнет ко груди". В конце стиха тот же итог: "А жизни суть, она проста: ее уста… его уста".

Утром Сергееву представили второе поколение – дочь Сабрины. Она оказалась милой девочкой, копией матери, звали ее Аней. Славянка чувствовалась в ней так же основательно, как в матери. Сабрина закончила филологический факультет местного Университет по специальности славянские языки: бесспорно, серьезные занятия с дочерью проводились методически безупречно и ребенок делал огромные успехи. За завтраком вся компания вела разговор на русском, кажется и собачки перешли на тот же язык.

Граф и Буля не отходили друг от друга, даже по естественной нужде они отправлялись в небольшой садик вместе и долго, тщательно впитывали в себя запахи внутреннего собачьего мира. В том проявлялась особая забота о здоровье теперь уже верных супругов. Все поняли, что нужно готовиться к прибавлению семейства. Как-то сам собой у женщин возник разговор о том, что Графа незачем таскать по морям и океанам, а лучше оставить собак-молодоженов вместе. Сергеев понимал разумом, что такой поворот событий был бы правильным, но его все же озадачивали слишком скорые и революционные преобразования. Он постарался уйти от развития нежелательной темы.

Когда возвратились на пароход, то мастер посетовал на неожиданное исчезновение доктора, – просил впредь предупреждать. Но счастливое и по-женски самодовольное выражение лица Сабрины подействовало, как выстрел в самое яблочко. Мужики выразили неподдельную зависть, буфетчицы скривили рожи. Само собой разумеется, что осмотрев желающих получить медицинскую помощь и оценив санитарное состояние судна, проверив пищеблок, расписавшись в необходимых документах, Сергеев снова укатил с Сабриной на виллу (только так теперь трактовали роман эскулапа товарищи-моряки).

Но все когда-то заканчивается. Выполнены погрузочно-разгрузочные работы, закачена свежая вода и горючее, кладовые пополнены продуктами. И у Сергеева с Сабриной состоялась последняя бешеная, почти что Вальпургиева ночь (кстати, на календаре значилось 1 мая). Пароход отваливал от причала, бетонная громадина, далеко выступавшая в море, медленно удалялась, а на ней застыла все уменьшающаяся стройная фигурка подруги, утиравшей слезы и печально махавшей рукой. Залогом обязательного возвращения Сергеева оставался Граф, – у ног Сабрины пес волновался, поскуливая, весь объятый первым в своей жизни чувством любви к собачей подруге, но ощущающий себя предателем человека-друга. Даже в жизни четвероногих проявляет свое роковое действие универсальная формула: интрига-безумие-смерть!

Поздним вечером, наслаждаясь общением с океаном, сидя на больничной террасе уже без милого Графа, Сергеев подвергал свою жизнь некоторому переосмыслению. Незаметно его анализ отношений с Сабриной перекатился на прозаические явления. Он вспомнил свои прежние скитание по морям и океанам, по дальним странам, и в голову полезли не совсем элегантные и уместные нынче ассоциации. Эскулапу показалось, что современная публичная эротика мало что добавила к опыту Древнего Рима, Египта, Индии, Арабского востока.