Оранжерейный цветок
Шрифт:
И все для того, чтобы сохранить лицо.
— Почему выбрали его? — спросил я. — Почему вы не прячете Лорена?
Ты любишь его больше.
Лицо отца оставалось пустым, не показывая ни одной эмоции. Он был одет в щеголеватый костюм, и выглядел в нем достаточно дорого.
— Просто так все сложилось. Тебе было легче дать девичью фамилию твоей матери. У Лорена же был только один вариант. Я.
Я стиснул зубы.
— Знаешь, я просто рассказываю всем своим друзьям, что мой отец умер. Иногда я даже придумываю разные обстоятельства твоей смерти. О
Отец превратился в призрака или демона, с которым я встречался по понедельникам. Ничего больше.
Он облизнул губы и отхлебнул виски, не встречаясь со мной взглядом. Он чуть не рассмеялся. Он нашел мои слова чертовски забавными.
— Послушай, Джонатан, — сказал он.
— Я — Райк, — выпалил я. — Сколько, блять, раз тебе это говорить?
Мне не нужны были ни его имя, ни гены. Я планировал всегда использовать свое второе имя.
Он снова закатил глаза и вздохнул.
— Лорен не такой, как ты. Он не силен в спорте. Не думаю, что он когда-либо в своей жизни успешно сдавал тесты. Он растрачивает свой потенциал впустую, тусуясь на вечеринках. Если бы вы встретились с ним, ты мог бы помочь…
— Нет, — резко ответил я. Положив руки на стол, я наклонился ближе. — Я не хочу иметь ничего общего с твоим сыном. Так что прекрати, блять, спрашивать.
Он достал свой бумажник и передал мне фотографию — он уже показывал мне ее пару раз. Лорен сидел на лестнице особняка нашего отца, дома, где он вырос. Я всегда искал сходство в наших чертах лица и чувствовал отвращение.
У нас был одинаковый цвет глаз, только у него они были более янтарными, а у меня — карими. Мое лицо было более резким, однако наше телосложение было похоже. Мы оба были худощавыми, а не коренастыми. На фото он был одет в белую рубашку и темно-синий галстук — форма Академии Далтон. Он сидел, отвернувшись от камеры. Линия его нижней челюсти такая острая, подобной я прежде не видел. Он выглядел как гребаный придурок, будто считал, что лучше открыть пиво со своими друзьями, чем сидеть ради фото.
— Он твой брат...
Я вернул ему фотографию.
— Он для меня никто.
Джонатан осушил второй стакан скотча, убирая фотографию в карман. Он что-то проворчал себе под нос о моей сучке матери. Она никогда не хотела, чтобы я знакомился с Лореном, точно так же, как она отказывалась иметь хоть какой-то с ним контакт. Насколько я знал, Лорен, как и весь гребаный мир, думал, что Сара была его матерью. Или, может быть, кто-то наконец сказал ему правду. Что это он гребаный ублюдок, незаконнорожденный сын.
Я не знаю.
И, честно говоря, мне было плевать.
В любом случае какое это имеет значение?
Девять Лет Спустя
1. Райк Мэдоуз
.
Я бегу. Но не от чего-либо. У меня есть чертов пункт назначения:
конец длинной пригородной улицы, вдоль которой выстроились четыре дома в колониальном стиле и расстелились акры росистой травы. Место настолько уединенное, насколько это возможно. Шесть утра. Солнце едва взошло, так что мои стучащие по асфальту ноги пока не очень видно.Я обожаю раннее утро, черт возьми.
Люблю встречать рассвет больше, чем закат.
Я продолжаю бежать. Мое дыхание выравнивается в профессиональном ритме. Благодаря тренировкам по легкой атлетике и скалолазанию — виду спорта, к которому я чертовски пристрастился — мне не нужно думать о вдохах и выдохах. Все получается само собой. Я просто фокусирую свое внимание на конце улицы и бегу. Черт побери, я даже не замедляюсь. Не останавливаюсь. Я вижу цель, и я, блять, к ней бегу.
Я слышу стук кроссовок моего брата, он бежит позади меня так же быстро, как и я. Он старается не отставать. Мой брат не бежит навстречу какому-либо дерьму. Мой брат всегда убегает. Я слушаю, как тяжело он бежит. И мне чертовски хочется схватить его за запястье и толкнуть его, чтобы он бежал впереди меня. Я хочу, чтобы он чувствовал себя легко и беззаботно. Чтобы он почувствовал эйфорию от бега.
Но на его плечах так много всего, чтобы думать о чем-то хорошем. Я не замедляюсь и не даю ему меня догнать. Хочу, чтобы он заставил сам себя бежать как можно быстрее. Я знаю, что ему это по плечу.
Ему, черт возьми, нужно только попытаться.
Минуту спустя мы добегаем до нашего места назначения — конец улицы — и останавливаемся возле дуба. Ло тяжело дышит, не столько от усталости, сколько от злости. Его ноздри раздуваются, а скулы кажутся еще острее. Я помню, как встретил его в самый первый раз.
Это было примерно три года назад.
И он смотрел на меня таким же разъяренным взглядом, а выражение лица говорило: как же я ненавижу этот гребаный мир. Ему тогда было двадцать один. Наши взаимоотношения находятся где-то посередине между натянутыми и стабильными, но они никогда не были идеальными.
— Ты можешь хоть раз быть полегче со мной? — спрашивает Ло, убирая со лба длинные пряди светло-каштановых волос. По краям его волосы коротко пострижены.
— Если бы я сбавил скорость, мы бы просто шли пешком.
Ло закатывает глаза и хмурится. Последние несколько месяцев он находится не в лучшем состоянии, и эта пробежка должна была помочь избавиться от напряжения. Но это не помогло. По тому как его мышцы груди напрягаются, и, черт побери, я вижу как ему тяжело дышать.
Он садится на корточки и трет глаза.
— Что тебе нужно? — серьезно спрашиваю я.
— Гребаный стакан виски. Один кубик льда. Как думаешь, можешь налить мне, старший братец?
Я сердито на него смотрю. Терпеть не могу, когда он называет меня братец. Он произносит это с каким-то презрением. Я по пальцам руки могу пересчитать, сколько раз он называл меня «братом» с любовью и восхищением. Обычно он ведет себя так, будто я еще не заслуживаю данный титул.