Оранжевый цвет радуги

— Через четыре дня мы будем в системе Сегин. Возьму тебя с собой на планету, и ты на месте определишься, что именно тебе необходимо для работы.

— Ладно, — согласилась я, мысленно вопя от восторга. — Скажите, а как называются приборы, которыми делают голограммы?

— Так и называются, голограферы. Зачем тебе?

— Акир, а у вас случайно его нет? Мне было бы интересно сделать несколько голограмм. Тут столько колоритных… эм-м… членов экипажа.

— У меня нет, но есть у второго пилота. Он детям передает различные виды с других планет.

— А как его найти? — сделала я стойку.

Ниоки некоторое время пристально на меня смотрел, а потом включил свой наручный коммуникатор.

— Командор? — раздался оттуда голос.

— Рокхад, скажи-ка, у тебя голографер в рабочем состоянии?

— Да, командор. Тебе нужно что-то снять?

— Не совсем. Я к тебе сейчас пришлю нашего штатного художника. Покажи-ка ей свой голографер и объясни, как он работает.

— Хорошо, пусть Солнышко приходит, — со смешком ответил невидимый мне Рокхад.

— Солнышко? — у командора взлетели брови, что придало ему крайне забавный вид: кошачьи уши торчком, высоко поднятые брови и явное удивление на лице.

— Так ты же про Элишше? Ее сегодня во время обеда в столовой с подачи Каррта Солнышком прозвали. Он всем заявил, что она — птенец, потому что оранжевая, как птенец ндежей, и взял ее под свою опеку. Пообещал любому, кто к ней сунется с эротическими намерениями, оторвать половые органы. А корабль теперь гудит, только и слышно — Солнышко то, Солнышко это… Всех распирает от любопытства.

— Каррт может, — задумчиво обронил Акир, взглянув на меня. — В общем, жди… Солнышко. Пусть попробует, а экипажу я сейчас объявлю, что разрешил ей всех вас снимать. За снимками пусть приходят ко мне.

— Смеешься?! — гулко захохотал Рокхад. — Тебя же все боятся. Если и пойдут посмотреть, что получилось, то к самой Элишше.

Я скромно опустила глаза, представив наплыв желающих пообщаться со мной под предлогом — посмотреть, что же я там наснимала. Похоже, командору тоже пришла в голову эта же мысль.

— Разберемся, — сухо ответил он и прервал связь.

Какое-то время мрачно меня разглядывал, а потом хмыкнул:

— Солнышко? Тебе идет, такая же огненная. Ладно, меняем позывной. Солнышко, так Солнышко. Все равно теперь «Радугой» тебя никто звать не будет, раз уж Каррт дал тебе прозвище. Иди!

— А… мне потом показывать вам то, что я наснимаю?

— Разумеется, — поморщился он и принюхался. — Иди уже! От тебя так пахнет, что невозможно вынести. И сделай одолжение, без острой нужды ко мне не суйся.

— Ладно, — обиделась я.

— Да иди же ты!

Я вскочила и чуть ли не бегом бросилась к выходу, вылетела в коридор и затормозила, только отбежав на несколько метров. Чего ж он такой нервный-то? Так напугал, что я даже не успела спросить — куда идти и где искать хозяина голографера. В ответ на мой немой вопрос запиликал коммуникатор. Ответив, увидела командора, взирающего на меня с иронией.

— Куда идти знаешь?

— Нет, конечно, — ответила очевидное.

— А куда сорвалась тогда?

— Так вы же…

— В навигаторе выбери функцию поиска членов экипажа. Введешь — Рокхад. Он один с таким именем на крейсере, — и, не попрощавшись, командор отключился.

— Спасибо! — сказала я, глядя на пустой экран.

Минуту постояла, а потом меня разобрал смех. Все происходило настолько странно и быстро, что я не успевала подстраиваться под ситуацию. Еще пару дней назад, я была бесправной рабыней. Затем — прощалась с жизнью среди песков Шандиры, оплакивая погибшую Лиллуко.

И вот уже лечу на огромной межзвездном крейсере неизвестно куда в составе научной экспедиции. Да еще умудрилась стать штатным художником. А командует мною мужчина с кошачьими ушами и хвостом. И я этого конкретного мужчину до дрожи боюсь, причем совершенно иррационально, ведь он не сделал мне ничего плохого, наоборот, по-своему опекает. Но… наверное, Алилее удалось меня запугать, создав ниоки определенную характеристику, вот отсюда и этот страх. Все жду, когда же вылезет та самая «жестокость».

Все те эмоции, которые я тщательно прятала в душе во время жизни в рабстве, начали вновь проявляться. Это там я, решив в какой-то момент, что лучше впасть в некое подобие эмоциональной спячки, чтобы не сойти с ума от отчаянья, была отрешенной и отстраненной. Иначе было не выжить. А сейчас вдруг оказалось, что я умею смеяться, и нахожу к этому поводы в таких нелепостях. Ощущение, словно выхожу из анабиоза. Душа оттаивает и требует… Да всего она требует. Творить. Работать. Постигать новое. Дружить.

И самое главное, я больше не ощущала себя вещью. Да, я по-прежнему ничего не помнила о своем прошлом и не знала своего настоящего имени. Но стали всплывать какие-то отдельные фразы, ассоциации, и они явно были тем, что я знала когда-то. И Лиллуко обещала, что однажды память вернется. Поэтому я буду верить и ждать!

Милая, милая Лиллуко! Спасибо тебе! За все! Я обязательно доберусь до твоей родной планеты, найду твою семью и передам им твои останки.

Добравшись до местонахождения Рокхада, я замерла перед переборкой, дернула дверь… Мой коммуникатор тут же пискнул, и высветилась надпись: «Доступ запрещен». Та-ак! Ладно, пойдем другим путем. Нашла список экипажа, выбрала там Рокхада и позвонила ему.

— Да! — рявкнул мужской голос, и спустя мгновение появилось изображение второго пилот. — А-а, Солнышко! Входи.

— Не могу. Мне доступ запрещен.

— Понял, сейчас! — И он отключился.

Через несколько секунд дверь открылась, и передо мной возник высоченный и широкоплечий мужчина. На большой голове вместо волос толстые роговые пластины, наслаивающиеся друг на друга. Темно-карие глаза, высокий лоб переходил в прямой нос, создавая прямую линию профиля. Почему-то подумалось, что такой профиль нужно чеканить на монетах. К чему бы это?