Орбинавты

— Разрешите мне сделать это одному, дон Мануэль, после того, как мы вернемся в Санта-Фе, — увещевал солдат.

— Нет, езжай к ним прямо сейчас!

Бальтасар, видя, что споры бесполезны, вскочил на коня и умчался.

Глядя ему вслед, Мануэль подумал, что еще не все потеряно: Бальтасар непременно разузнает, где найти табор Пако!

От нахлынувшей надежды стало легче дышать.

Мануэль прошел мимо домиков, добрался до холма, нашел вход в пещеру. На этот раз он даже не был замаскирован ветками и валежником. Идальго, торопясь поскорей оказаться внизу, поскользнулся на влажном выступе и чуть не упал.

Он шел по гроту, вспоминая каждое мгновение тех волшебных часов, которые провел здесь вместе с Лолой. Надежда куда-то исчезла. Здесь, где все напоминало Мануэлю возлюбленную, он вдруг осознал, что потерял ее, и прохрипел в муке, словно чья-то железная рука стиснула ему внутренности.

В эту минуту Мануэлю было бы легче, если бы пришлось отбиваться от многочисленных врагов. По крайней мере, он дал бы выход своему отчаянию!

Вот зачарованное место, превращающее шепот в грохот.

Вот выступ, за которым находится их ложе любви.

Вот «блюдце», куда Лола выдыхала их имена.

В этот день солнце пряталось за облаками, и сюда не проникали его лучи. Факела у Мануэля тоже не было. Поэтому он так и не разглядел на переговорном «блюдце» оставленного ему Лолой перстня с изображенными на печатке контурами черепахи.

Глава 8

Как стучит чужое сердце! Как кричит ночная птица! Слышишь, заскрипели дверцы? Что-то обещает сбыться… Бланш Ла-Сурс

В ночь на 2 января 1492 года Мануэль и Гильермо находились в составе трехтысячного отряда, сопровождавшего из Санта-Фе в Гранаду казначея королевы Гутьерре де Карденаса, верховного кардинала Кастилии Педро Мендосу и двух визирей эмира. Всадники проникли в осажденный город по малоизвестной горной тропе. Ворота открыла группа мавританских рыцарей, после чего оба отряда последовали к Вратам правосудия Альгамбры.

В таинственном полумраке занимающегося рассвета, словно перекликаясь со снежными вершинами гор, легендарная цитадель выглядела еще более волшебной, чем обычно. Под зазубренной башней, украшенной затейливыми арабесками, бежала надпись, сделанная витиеватой арабской вязью.

— Что здесь написано? — спросил старый королевский чиновник Карденас старого визиря Абдель-Касима.

— «Я сад, сотворенный прелестью первых утренних часов», — медленно перевел визирь, и в тишине каждое его слово было отчетливо слышно находящимся вблизи рыцарям.

Вот таким образом Мануэль де Фуэнтес еще раньше, чем король и королева, побывал в известной на весь мир цитадели сарацинов, оказавшейся внутри еще более впечатляющей, чем снаружи.

Вместе с другими участниками ночной встречи Мануэль шагал по ее огромным мраморным залам, где стройные колоны уходят в мглистую высь и раздается плеск фонтанов.

Ступал по отделанному золоченой лепниной мозаичному полу, восхищаясь миртовыми садами, водоемами и замысловатой сетью потолочных углублений, напоминающих пчелиные соты.

Любовался, не веря своим глазам, потолком в Зале двух сестер в Львиной крепости. В ячейки потолка были вкраплены тысячи кристаллов молочного кварца, таинственно мерцавшие, как капли росы на паутине.

Снаружи уже занимался рассвет, когда в Альгамбру прибыл эмир и вручил ключи от цитадели Карденасу и Мендосе.

— Идите, сеньоры, — мрачно и торжественно проговорил худощавый Боабдил, нервно теребя узкую черную бородку, — и владейте этими крепостями от имени ваших монархов.

Вскоре в город вступили войска графа Тендильи. Почти в полной тишине полумесяц ислама был снят с башни Комарес, и теперь на его месте над красноватыми стенами древней крепости, рядом со знаменем Сантьяго возвышался серебряный крест и сияли золотом штандарты кастильского королевства.

Отсюда вся процессия, включая Боабдила со свитой из почти сотни всадников, выехала к воротам города, где на берегу реки Хениль, возле небольшой мечети, их ожидало сверкающее морем геральдических цветов, ликующее христианское воинство. Гранды обоих королевств облачились по этому случаю в самые роскошные доспехи. В переднем ряду всадников сидели верхом на великолепных конях король и королева — в коронах, в мантиях, в расшитых золотом длинных, до пят, плащах поверх доспехов. Рядом с ними пребывали инфанты и придворная свита, среди которых был и командир Мануэля, герцог Кадисский.

Когда кавалькада, в которой находился Мануэль, приближалась к месту встречи, он услышал заключительные слова гимна Те Deum laudamus [45] .

— Miserere nostri Domine, miserere nostri, — пели тысячи голосов в сопровождении ревущих труб. — Fiat misericordia tua, Domine, super nos, quemadmodum speravimus in te [46] .

Эмир сделал движение, словно намереваясь сойти с коня, но король показал жестом, что просит его оставаться верхом. Мясистое лицо дона Фернандо излучало благодушие.

45

Тебя, Боже, восхваляем (лат.).

46

Помилуй нас, Господи, помилуй нас. Да пребудет милость Твоя, Господи, на нас (лат.).

— Я готов целовать руки ваших высочеств, — произнес Боабдил на неплохом кастильском.

— В этом нет необходимости! — великодушно откликнулся арагонский монарх.

Королева кивнула, подтверждая сказанное. Ее белое одутловатое лицо никак не выдавало радости, которая должна была в ней кипеть.

Эмир приблизился к венценосной чете и вложил в правую руку дона Фернандо ключи от ворот Гранады.

По рядам сарацинов прошелестел горестный вздох.

— Эти ключи — ваши трофеи, — произнес Мухаммед Абу-Абдалла, называемый католиками Боабдилом, и голос его дрогнул, — так пожелал Бог. Получите же их с милосердием, которое ваши высочества обещали нам.

— В обещанном не сомневайтесь, — заверил его Фернандо. — Отныне наша дружба восстановит то процветание, которого вы лишились из-за войны.

Мануэль всем существом воспринимал торжественность исторического мига. Как обычно, его переживания звучали для него чем-то вроде музыки. На сей раз это был медленный, набиравший силу, многоголосый хорал с органом.

Боабдил снял с пальца золотое кольцо с крупным драгоценным камнем, который Мануэлю издалека определить не удалось, и отдал его графу Тендилье, назначенному верховным алькальдом Гранады.

— Этим кольцом управлялась Гранада, — сказал он, и на глазах его блеснули слезы. — Берите его и правьте. Пусть Бог сделает вас более удачливым, чем я!

В тот день произошло еще несколько важных событий. Были освобождены христианские пленники, числом более пятисот, в течение многих лет томившиеся в темницах Гранады. Король приветствовал их в ходе торжественной церемонии. Королева собственными руками раздавала им пожертвования. Затем Исабель и Фернандо ненадолго посетили Альгамбру и, оставив в ней крупный гарнизон, вернулись в Санта-Фе. Боабдил с домочадцами и свитой отправился в принадлежащую ему и оставленную по условиям капитуляции местность под названием Лаухар-де-Андарас, в Альпухарре.