Орбинавты
Шрифт:
— Вы правы, дон Мануэль, — согласился Бальтасар вместо того, чтобы ответить. — Цыгану трудно усидеть на месте. Но с тех пор как десять лет назад вышел закон, запрещающий бродяжничество, многие стараются закрепиться где-нибудь, обзавестись домом или затаиться, не привлекая к себе внимания. Когда закон только вышел, власти люто наказывали за его нарушение. Мужчин хватали и казнили, женщин клеймили. Тех, у кого на теле находили два одинаковых клейма, тоже могли казнить. Некоторые женщины носят на теле клейма разных правителей. В последние годы, правда, стало легче. Во многих местах об этом законе, как это часто бывает, просто позабыли.
— А почему такая странная
— Цыгане пришли в католические страны не очень давно. Бежали из Византии от турок. Наши деды были рождены в греческой вере, но здесь приняли католичество. Одежду цыгане носят такую, как та, что носили византийцы до вторжения турок. Там все так одевались.
Бальтасар умолк с тем характерным выражением лица, по которому Мануэль, уже неплохо знавший характер своего солдата, понял, что тот на какое-то время исчерпал запасы своего красноречия, и теперь задавать ему вопросы бесполезно — все равно ничего конкретного не ответит.
Цыганская стоянка открылась взору как-то очень внезапно и вся сразу, когда путники обогнули очередной холм. Это были разбросанные тут и там без всякого порядка глиняные хижины, палатки и крытые повозки. Очевидно, холм прикрывал лагерь от ветра. Во всяком случае, здесь было теплее, чем по дороге сюда. Входы в жилища были занавешены старыми, выцветшими и даже порой дырявыми тканями. На протянутых повсюду веревках сушилось белье. На открытом пространстве горел большой костер, который постоянно поддерживали двое мужчин.
Кругом бегали кучерявые дети со смуглой желтоватой кожей и большими черными глазами. Было много женщин с младенцами, которых они держали в складках перекинутого через плечо суконного плаща. Все попадавшиеся на глаза женщины, даже старухи и маленькие девочки, даже те, чья одежда износилась настолько, что напоминала кучу тряпья [42] , носили украшения: браслеты, сережки, бусы. Многие были в тюрбанах. Часто попадались молодые парни, с серьгой в одном ухе. Большинство мужчин носили длинные, нестриженые волосы и свисающие усы. Бородатых тоже было немало. Очевидно, большим спросом в этом обществе пользовалась хна: здесь и там попадались люди с крашеными волосами, отчего они казались не черноволосыми, а рыжими.
42
Яркие цветные юбки с воланами, так же как и такое украшение, как монисто, появились у цыган Андалусии много позже. А в описываемый период женщины кале(или кало) действительно одевались скорее как византийки, тем самым больше напоминая древних римлянок, чем Кармен из одноименной оперы Бизе.
При виде Мануэля и его спутника к ним сразу ринулся подросток с нагловатым выражением лица. Безошибочно угадав в Бальтасаре соплеменника, он что-то выпалил ему на кале.В ответ последовала короткая реплика, и мальчик неохотно удалился в один из домов. Бальтасар подошел к столбам, к которым были привязаны чьи-то лошади, и любовно потрепал по холке вороного жеребца. Тот сразу же ткнулся мордой человеку в плечо, словно признав его своим. Молодой цыган дернулся было в сторону Бальтасара, но, видимо, что-то в повадке солдата и в отклике животного подсказало ему, что этот человек умеет поладить с лошадьми и скорее даст ударить самого себя, чем нанесет им вред.
Из дома,
в который вошел мальчик, вскоре появился крепко сбитый мужчина с кольцом в правом ухе. На вид ему было лет тридцать пять, но черная окладистая борода, вероятно, немного старила его, так что он мог быть и моложе. Внимательно глядя на Мануэля глубоко посаженными черными глазами, он сказал на чистом кастильском наречии:— Приветствую вас, идальго, в нашем лагере. Вы желанный гость, ведь вы защитили наших женщин.
Мужчина назвался именем Пако. Оставив Бальтасара общаться с лошадьми, он повел Мануэля между кибитками к одному из отдаленных домов, где представил его нескольким пожилым людям. Судя по всему, они пользовались в лагере авторитетом и, возможно, были здесь своего рода старейшинами, но Пако ничего об этом не сказал, а Мануэль постеснялся проявлять любопытство.
Он обратил внимание, что старейшины обращаются с Пако как с равным, несмотря на его сравнительную молодость.
Впоследствии отдельные незначительные события этого дня перемешались в памяти Мануэля. Он помнил несколько реплик Пако («Серьга в одном ухе означает, что этот мужчина — единственный сын в семье, дон Мануэль. Как видите, я тоже отношусь к их числу»), помнил, что его и Бальтасара чем-то кормили в глиняном домишке, но не помнил, чем именно. А уж удержать в памяти имена множества людей, которых с ним знакомили, было и вовсе невозможно. Несколько раз между повозками к Мануэлю приставали дети, но Пако их тут же прогонял.
Человек средних лет с оспинками на лице обратился к Мануэлю с предложением купить у него собачьего жира.
— Мы кормим им наших детей, и они от него становятся сильнее, — объяснил он, увидев недоумение Мануэля. — Если же намазать им грудь, он вылечит любую простуду, кашель или одышку.
— Где вы его берете? — спросил Мануэль. Воображение уже нарисовало ему неприятную сцену с признаками живодерства.
Ответ, однако, оказался вполне безобидным:
— Соскребаем со шкуры. Лучше всего, если собаке от восьми до десяти лет.
Догадавшись о подозрениях Мануэля, собеседник поспешно добавил:
— Вот с этой недавно сняли отменный жир. — Он кивнул в сторону лежащей на солнце псины, которая была вполне живой и даже выглядела довольной своей собачьей участью.
Мануэль оглянулся на Пако, с интересом наблюдавшего за разговором, и тот поощрительно кивнул. Что бы ни означал этот кивок, Мануэль, не понимая, почему совершенно незнакомый человек вызывает у него такое доверие, купил у рябого цыгана небольшую баночку собачьего жира.
Во всех домах и повозках, куда Пако заводил Мануэля, он видел распятия и иконы. Люди радушно встречали гостя, многие предлагали выпить и закусить, хотя печать бедности лежала буквально на всем. Мануэль не решался спросить, где же Лола. Вместо этого он проявил любопытство относительно святой, которую так и не сумел распознать. Ее лик присутствовал в каждом жилище, где они побывали.
— Это Сара Кали, — пояснил Пако.
Мануэль никогда не слышал о ней. Видя его недоумение, Пако объяснил:
— Она была египтянкой, служанкой Марии Магдалины. Однажды путешествовала на корабле со своей госпожой и ее родственницами, Марией Саломеей и Марией Якобой. На море поднялся шторм, и все четыре женщины бежали с тонущего корабля на утлой лодчонке, и тогда Сара по звездам нашла дорогу к берегу и спасла всех. Впоследствии две Марии родили святых Иакова и Иоанна. Впрочем, про Сару Кали рассказывают и совершенно другие истории. Общее у всех сюжетов то, что Сара всегда спасает кого-нибудь из святых и делает это на воде.