Орчиха в свадебной фате
Шрифт:
Но вот трибун утолил жажду и вновь склонился ко мне. Я поняла это по тому, как близко раздался его шепот:
– Что ж ты не взглянешь на меня, жена? Неужто видеть не желаешь?
– Может, и желаю, да только глаза не открываются, а капнуть в них живой водицы что-то никто не торопится, - ворчливо отозвалась я.
Нет, ну а как иначе? Трибун и банщица будто плохих земных фильмов пересмотрели! Тех, в которых люди, полгода отлежав в коме, вдруг встают, отряхиваются и идут по своим делам, как ни в чем не бывало. Но даже я, музыкантша, знаю, что в реальной жизни так не бывает! Был у нас в консерватории
Пока я пыталась переключиться на мысли о насущном, тетушка Хави все же вытрясла из фляги остатки живой воды. Как раз хватило, чтобы промыть мне оба глаза. И вот тогда, наконец, я сумела разлепить веки и взглянуть на мужа.
Ну, что сказать? Выглядел он ужасно. Сосудики у него в глазах полопались, и сапфировая синь радужек на алом фоне смотрелась как озерцо студеной воды посреди застывающей лавы. Под глазами залегли черные круги. Черты лица заострились, а щеки прорезали глубокие морщины. Бледная кожа отдавала легкой зеленью, и я не знала - то ли это проступило наследие прабабки-ориссы, то ли магварру срочно требовалось проверить печень. Надо будет подсказать остроухому целителю: пусть друга осмотрит.
– Ну здравствуй, муж, - шепнула я и потянулась ладонью к щеке Алаира.
Он вновь схватил мою руку, но трясти уже не стал. Прижал ладонью к своему лицу. Сам замер безмолвной статуей, даже дышать перестал. Если б не перекатывающиеся под моими пальцами желваки, я бы решила, что он и вовсе окаменел.
– Алаир, дыши, пожалуйста, - встревожилась я.
– Все же хорошо! Я тут, я вернулась и уже никуда не исчезну.
Алаир вздрогнул.
– Не исчезнешь?
– переспросил недоверчиво.
– Можешь поклясться в этом, Барбра?
– Могу!
– уверенно заявила я.
– Уже могу. Клянусь, больше никаких приступов, никаких длительных обмороков!
Алаир хрипло выдохнул, на несколько мгновений заслонил глаза локтем. У него дрогнули губы и дернулся кадык.
Тетушке Хави наблюдать за нашей беседой стало неловко. Воспользовавшись паузой, она решила высказаться:
– А не пойти ли вам, милые мои, в баню?
– предложила она.
– Там и отмокнете, и конечности свои затекшие распарите, и наговоритесь вдоволь в тепле и неге. Для чего вам тут, на голой земле да на четырех ветрах, мучиться?
Мне стало и смешно, и приятно. С одной стороны, в баню меня в этом мире еще не посылали. С другой - пожилая орисса, видно, на семь бед один ответ имеет: помыться да попариться!
– Отчего бы и нет?
– кивнула я.
– Алаир, помнишь, когда мы с тобой в последний раз водные процедуры совместно принимали?
– Не помню… - удивился супруг.
– Как же? А из болота кто меня вытаскивал?
– хихикнула я.
– Сама вымокла и тебя всего промочила!
– А как чувственно по мне взбиралась! Потом свирель доставала с таким видом, будто совсем за другим потянулась, - припомнил трибун и тут же вдохновился.
– И правда, отличная идея - баня!
Он уже собрался было взять меня на руки, но тетушка Хави отстранила Алаира твердой рукой:
– Ты себя-то донести, трибун! Семь дней не ел, не спал! На лице только глаза да нос остались! Барбру я понесу! Ты ступай следом. Не бойся, не уроню я твою красавицу!
На торжественное шествие - я на руках
у банщицы и пошатывающийся, как с бодуна, трибун рядом - не высунулся посмотреть только ленивый. Но под ноги к нам никто не лез и вопросов не задавал. Вид что у тетушки Хави, что у Алаира был слишком уж неприступный. Даже элай Тейшериэль не рискнул подойти, хотя взгляд его пообещал мне очередное обследование, на этот раз - куда более тщательное и придирчивое!Но это все было далеко впереди, а пока я с наслаждением соскользнула с бортика бассейна, на который опустила меня банщица, в попахивающую тухлыми яйцами воду. Ну да, сероводородные ванны. Очень, между прочим, хорошая оздоровительная штука! Алаир, дождавшись, когда банщица выйдет, скинул с себя штаны, рубаху и тоже вошел в воду.
– Теперь расскажи мне, Барбра, - потребовал он решительно.
– Что за артефакт у хунгров был? Откуда ты о нем знала? Куда он исчез из твоих рук? Тебе ведь все известно?
– Известно, - виновато опустила я глаза.
– Прости, раньше никак не могла рассказать. Уж больно серьезные персоны в этом артефакте заинтересованы были.
— Вот и начни с них, с персон этих. А лучше - с того момента, как про артефакт узнала.
Ну, я и начала. И рассказала все без утайки. И про то, как Трюил Духом Нового года прикинулся, чтобы самые сокровенные желания выведать и в свой накопитель собрать. И про то, как вселил меня в тело наемницы. И про то, как угрожал гибелью маг-артам и самому трибуну, если я слушаться не буду.
Чем дольше слушал меня Алаир, тем мрачнее становился. И горячее. Так нагрелся, что к концу моего рассказа вода вокруг него вскипать начала, как вокруг кипятильника. Я даже попятилась от мужа, опасаясь, что вот сейчас он плюнет огнем и испепелит меня или сварит вкрутую. Но муж сдержался. Только выдохнул пару струек дыма и потряс головой, будто не веря в услышанное.
– Сможешь ли ты простить меня, Алаир?
– спросила я под конец, - за то, что я подставила весь ваш мир, и множество твоих товарищей погибло по моей вине? Сможет ли простить меня король Эквит?
Алаир ответил не сразу. Опустил голову, сжал кулаки, ударил ими по бурлящей воде.
– Простить тебя?!
– воскликнул, наконец, и я приготовилась спасаться бегством.
– Тебя проклятый Трюил сам в свою игру втянул! Ни за что не поверю, будто он случайно накопитель на ступеньке повозки оставил! Небось, только и ждал, когда какая-нибудь наивная душа на его уловку попадется и к артефакту потянется! Ох, встретился бы он мне! Я бы с ним поговорил по-мужски!
Услышав эти слова, я не выдержала и заревела: горько, громко, со всхлипами и соплями, совсем по девчачьи - от облегчения! Оттого, что мой любимый мужчина догадался о том, о чем я и подумать не могла!
— Значит, ты уверен, что Трюил нарочно ловушку устроил?
– переспросила, шмыгая носом.
– Убежден!
– Снова рубанул воду ребром ладони Алаир. И тут же осознал, что я уже выбралась из воды и сижу на бортике, а вокруг него исходит пузырьками и паром вода, а запах тухлых яиц становится непереносимым.
– Пошли-ка в другую ванну, попрохладнее.
Он выбрался из бассейна, взял меня за руку и потащил в соседнее помещение. Там было нежарко, свежо, и пар в воздухе не вился клубами.