Орден госпитальеров

В Правилах Раймонда дю Пюи говорится просто о ношении на черной одежде белого креста (без упоминания формы этого креста). А, судя по тому, что на красной военной одежде госпитальеров белый крест был простой прямой формы, безо всяких «ласточкиных хвостов» на концах, такой же формы был и крест на их первоначальной повседневной одежде. Именно прямой белый крест был изображен на знамени ордена св. Иоанна — и, кстати, именно прямой, а не восьмиконечный крест украшает герб и знамя современного Суверенного Мальтийского ордена (S.M.O.M.) и поныне.

Что же касается восьмиконечного креста, что присутствует на гербе Ордена лишь в виде небольшой детали, то он появился в качестве дополнительного символа иоаннитов не ранее XIV в. и всегда сосуществовал с прямым белым крестом, но никогда не вытеснял его полностью. Об этом наглядно свидетельствуют многочисленные, сохранившиеся доныне, миниатюры, гравюры, картины и иллюстрации. Так что и с этой, историкогеральдической, точки зрения утверждения Юрия Милославского о какой-то «изначально православной» форме креста госпитальеров не выдерживают никакой критики. В довершение добавим, что существует и форма «мальтийского креста» без «ласточкиных хвостов» на концах, с лучами, просто расширяющимися к концам. Известно из летописей, что крест именно такой формы (с «иерихонскими трубами» на концах) первыми получили от папы, взамен бытовавшего у них дотоле простого прямого креста, который носили все крестоносцы, отнюдь не госпитальеры, а их соперники рыцари тамплиеры за свою отвагу при взятии мусульманской крепости Аскалон в Святой Земле [357] .

357

Разумеется, такая форма креста не дает никакого повода заподозрить, что и тамплиеры, следуя логике Ю. Милославского, тоже были «изначально православными». Расширением концов тамплиерского креста в форме иерихонских труб папа просто подчеркивал, что стены Аскалона пали перед доблестью рыцарей Храма, как некогда стены Иерихона пали при звуках труб воинства библейского пророка Иисуса Навина.

Это — первый засвидетельствованный в истории крестовых походов случай изменения формы орденского креста с простой на «мальтийскую» («лапчатую»), причем связанный с совершенно конкретным поводом.

Скорее всего, рыцари других орденов, соперничавшие с тамплиерами в доблести, в первую очередь, тевтонцы и госпитальеры, сочли себя несправедливо обойденными и со временем тоже добились у папы привилегии украсить концы своих крестов «иерихонскими трубами». А «ласточкины хвосты», по мнению В. В. Акунова, появились на концах госпитальерского креста не ранее XIV в., символизируя восемь категорий «блаженных» из Нагорной проповеди Спасителя.

По-настоящему враждебность между Восточными и Западными христианами стала проявляться после захвата воинами четвертого Крестового похода Константинополя в 1204 г. Хотя и этот захват был совершен Западными крестоносцами по просьбе Алексея, сына Исаака II Ангела — Византийского православного императора, желавшего свергнуть с трона Алексея III, а не по собственной инициативе крестоносцев. Об этом часто забывают позднейшие историки, а тем более не в меру рьяные «защитники православия».

Мы не можем согласиться с критикой по этому поводу в наш адрес C.JI. Дударева [358] , поскольку известно, что многие светские участники крестового похода, как писал Жак Ле Гофф, испытывали угрызения совести, хотя понимали, что Алексей III является узурпатором. И тогда, как писал хронист Робер де Клари: «Епископы и клирики сообща говорили и полагали, что битва является законной и что можно напасть на них, ибо в старину они повиновались римскому закону, а ныне ему больше не подчиняются. Епископы говорили также, что напасть на них не будет грехом, но, напротив, великим деянием благочестия» [359] .

358

Дударев С. Л.Послесловие редактора к статье В. В. Акунова и В. А. Захарова «Орден иоаннитов и разделение церквей» // Проблемы всеобщей истории. Вып. 8. Армавир, 2003. С. 104–107.

359

Цит.: Ле Гофф Ж.Цивилизация средневекового Запада… С. 133–134.

Иными словами церковным деятелям, участвовавшим в походе, пришлось обманом оправдывать предстоящий штурм твердыни православия.

Несмотря на происшедшие в 1054 году в Константинополе события, вопрос о церковном союзе, о примирении Византии с Римом, был постоянно востребован. Переговоры об этом проходили и в правление Алексея I в 1089 г., и при Иоанне II в 1147 г., при Алексее III в 1197 г., да практически при каждом Византийском императоре вплоть до 1453 г. Казалось, что союз восстановлен после Лионского собора 1274 г., но этому вновь помешала случайность и личностный фактор. Последний раз этот вопрос поднимался на Флорентийском соборе 1439 г., но договориться так и не удалось.

Однако, связанные с захватом Константинополя, многочисленные случаи насилия, убийств, грабежей, в том числе церковного имущества, превращение многих православных храмов в католические с латинским обрядом, посеяли семена отчуждения и ненависти между «греками» и «латинянами». Хотя необходимо специально оговориться, что эта враждебность существовала между теми, кого оскорбительно называли «латинянами» (но не христианами) и «греками» (но не римлянами). Как заметил Жак Ле Гофф «неотесанным варварам, которые противопоставляли свою простоту неестественности этой цивилизации церемониала, была непонятна застывшая в этикете светская учтивость». Чтобы было понятна эта фраза французского ученого, необходимо вспомнить известный факт неучтивости в глазах Константинополя. Когда Алексей I в 1097 г. принимал в своих покоях лотарингских крестоносцев, один из них, раздраженный сложным придворным этикетом, уселся на императорский трон, «находя неподобающим, чтобы один человек сидел, когда столько храбрых воинов пребывают стоя» ¹.

И хотя ненависть латинян и греков существовала, тем не менее, известно, что даже гораздо позднее — на Родосе латинские госпитальеры превосходно уживались со своими греческими подданными православного вероисповедания и совместно боролись против нападавших мусульман. И у тех, и у других враг был один. Да и в самой Византии, изгнавшей латинян из Константинополя через полвека после его захвата западными крестоносцами, православный император Иоанн Кантакузин еще в XIV веке опирался не на православных, а на наемников — каталонцев, исповедовавших христианство в его западном (католическом) варианте. В 1453 г. до самого падения Константинополя его обороняли от турок-османов главным образом «латинские» наемники — иными словами, католики, во главе с доблестным генуэзским военачальником Джустиниани. И ранение Джустиниани турецким снарядом ускорило падение города.

Что же до обвинений Запада в нежелании помочь православной Византии против турок, то ведь известно, что и венецианцы на Кипре, и госпитальеры на Родосе не получили эффективной помощи против турок от своих западных единоверцев, хотя и были католиками. Документально известно, что Великие Магистры не раз обращались за помощью к правителям многих европейских государств, но они лишь молча наблюдали, ожидая, на чьей стороне будет победа.

Что же касается укоренившейся, особенно в русской православной историографии, традиции искать во всем исконное противостояние Западных и Восточных христиан (можно назвать это «антикатолическим синдромом»), то оно, по мнению В. В. Акунова, скорее всего, объясняется длившимся много столетий противоборством Московского, а позднее

Российского царства с Польско-Литовской Речью Посполитой. Ее правящая клика нередко состояла из фанатичных католиков. И, видимо, слишком велик был соблазн для отечественных историков проецировать современный им русско-польский (в обличье православно-католического) антагонизм в прошлое, причем в столь далекие исторические времена, когда его просто быть не могло [360] .

Говоря о значении разделения Церквей (а эта проблема существует до сих пор) следует обратиться к точке зрения известного западного православного богослова протоиерея Иоанна Мейендорфа, который справедливо отметил:

360

Акунов В. А.Загадки «православных» рыцарей… С. 70.

«Реформированное папство одиннадцатого столетия обрело германскую ориентацию и определенно утратило былую настроенность на традиционную соборность. Затем крестоносцы очень постарались восстановить друг против друга две культурно отличные цивилизации Востока и Запада. А когда папство, сотрясаемое «Великой Западной Схизмой» [361] , и Византия, теснимая угрожавшими ей турками, согласились, наконец, провести объединительный собор во Флоренции, было уже слишком поздно для создания атмосферы взаимоуважения и доверительности, а лишь в такой атмосфере мог бы возникнуть подлинный теологический диалог» [362] .

361

Так называют исторический период, в течение которого в Западной Церкви одновременно действовало двое, а то и трое римских пап (1378–1449 гг.). — Прим. И. Мейендорфа.

362

Мейендорф И.Византийское богословие: Исторические направления и вероучение… С. 182.

Надо признать справедливым это замечание, действительно, две Церкви опоздали с попыткой восстановить прежние дружественные отношения. Дальнейшее историческое развитие, думается, навсегда разделило Восточную и Западную Церковь. Найти точки соприкосновения уже невозможно, различные собеседования, проводившиеся в XX веке между Ватиканом и Русской Православной Церковью, оказались химерой. В XXI веке такое объединение может быть только при отказе одной из Церквей от своих догматов. А это вряд ли окажется возможным.