Орден последней надежды. Тетралогия

– Есть ли возражения у выборных от нашего графства?

Те, переглянувшись, подтвердили его решение. Я машинально пересчитал выборных, оказалось, их ровно дюжина.

– Суд окончен, – подвел итог сэр Вильям.

Хрипло пропела труба, и сразу же толпа загомонила с удвоенной силой.

– Поедемте, – сказал я сэру Джофруа. – Я провожу вас.

– Спасибо вам за все, сэр Робер, – отрывисто сказал тот, – но уезжайте как можно быстрее. Не сомневайтесь, барон непременно про вас вспомнит, едва лишь немного отойдет от горя. Или же ему напомнят, доброхотов у нас хватает. За меня же не беспокойтесь, воины сэр Вильяма сопроводят меня до замка.

– Как вам будет угодно, – поклонился я.

Давешний молодец, раздутый от гордости как воздушный шар, маячил невдалеке, держа в поводу подаренного мне жеребца. Я же медлил, не решаясь уйти и оставить сэра Джофруа одного. Старый рыцарь стоял гордо вскинув голову, рука его машинально поглаживала рукоять меча. Воины барона оценивающе разглядывали его, не предпринимая, впрочем, никаких действий. Дураку было понятно, что в городе они рыцаря не тронут. Ну а потом?

Я ввязался в бой, чтобы отвести угрозу от семьи человека, которого некогда убил. И что на выходе? Отныне вместо притязаний на имущество его родителям объявлена натуральная вендетта!

Я как следует припомнил клятву взбешенного барона. Решил, что раз уж шериф графства принял немедленные меры к охране старого рыцаря, угроза и впрямь нешуточная. Вспомнил леди Женевьеву, слабую и беззащитную, и руки сами сжались в кулаки.

– Ведь я же лекарь! – яростно фыркнул я себе под нос, будто убеждая в чем-то. – Мое дело – лечить людей а не убивать! Да что же судьба все время ломает меня, испытывая на прочность? Что за чертовщина такая творится!

Еще раз все взвесив, я подошел к шерифу графства.

– Сэр Трассел, я желал бы сделать заявление, – звучно проговорил я.

Шериф приподнял брови, разглядывая меня с некоторым недоумением.

– Это касается некоторых обстоятельств прошедшего боя, – продолжил я. – Есть кое-что, что необходимо знать всем присутствующим.

Пожав плечами, сэр Вильям махнул горнисту, тот понятливо кивнул, и труба пропела трижды. Гомон прекратился, и когда я вышел вперед, все взгляды скрестились на мне. Я с удовлетворением отметил, что даже барон Вибних оторвался от тела сына, и теперь следил за мною полными ненависти глазами.

– Так что вы хотели нам рассказать, сэр рыцарь? – нетерпеливо спросил шериф.

– Только то, – звучно произнес я, – что никакого отношения к сэру Джофруа я не имею. Нас не связывают ни вассальные, ни дружеские, ни родственные отношения. Ни с ним, ни с его супругой, леди Женевьевой. Я вообще в первый раз в жизни в этом графстве.

Губы сэра Вильяма скривились в презрительной усмешке, и без того холодный взгляд стал вовсе ледяным. Он решил, что понял меня. В толпе кто-то возмущенно охнул, по-моему это был сэр Джофруа.

– Так вот, все случилось из-за личной неприязни, которую я испытываю к тому человеку. Это всем понятно или повторить еще раз?

Я оглядел толпу и громко крикнул:

– Это мое личное дело, никто в этом не виноват, и никого это больше не касается. Даю в том слово чести, и клянусь Богородицей!

Я перекрестился на церковь, почтительно наклонив голову.

– Все меня слышали? – рявкнул я.

Сердце бешено бухало, мышцы готовы были взорваться мгновенным движением, и адреналин пел в моей крови, пьяня не хуже выдержанного кальвадоса. Толпа вокруг нестройно загудела, все недоуменно переглядывались.

– Я в толк не возьму, о чем вы говорите? – нахмурился шериф, зрачки его сузились.

Я хищно улыбнулся, и тут сэр Вильям все понял. Шериф протянул ко мне руку, собираясь то ли схватить, то ли оттолкнуть, но не успел.

– Вот об этом! – выкрикнул я.

Я молниеносно развернулся, метательный нож сам вылетел из руки. Дважды крутанувшись в воздухе, он вошел точно в правый глаз барона Вибниха.

Вскрикнув, барон повалился на спину. Стоящий рядом воин успел подхватить хозяина, тот дернулся в агонии и затих. Кто-то громко ахнул, за моей спиной грязно выругался шериф. Люди вокруг меня застыли, как громом пораженные. Нельзя было терять ни секунды, совсем скоро они очнутся, и кинутся в погоню. Расталкивая собравшихся, я в несколько гигантских прыжков достиг парня, что держал моего жеребца. Улыбка сползла с лица недавнего счастливца, и теперь на нем был написан страх.

Завизжав, конь замесил воздух копытами, и тут же полетел к городским воротам. Едва я миновал их, как сзади донесся настоящий взрыв криков. Стражники подскочили на месте, недоуменно озираясь, но я уже вырвался на свободу.

Дело было закончено, старый рыцарь и его жена находились в безопасности. Мстить им было некому, и даже к суду не привлечь, ведь я только что поклялся, что убийство барона – мое личное дело. Я ехал, испытывая странное чувство облегчения. Я словно до конца выплатил некий долг, и теперь моей душе стало легче.

– И не стыдно убивать безоружного? – полюбопытствовал внутренний голос.

– А зачем ждать пока враг вооружится? – парировал я. – Если все равно его надо убить, к чему позволять ему облачаться в латы и брать меч?

– Это по-рыцарски.

– Да нет, это по-турнирному, – возразил я. – А тут жизнь, а не олимпийские игры.

– Жизнь! Убрался бы подобру-поздорову, как предлагали, они бы сами все решили. По-своему, по-английски. Что тебе с них?

– А ведь меня неправильно учили, – прошептал я той части своей души, что так часто язвительно комментирует происходящее. – На самом деле убить одного, чтобы спасти двоих – это правильно. Я так чувствую. Может быть не могу подобрать подходящих слов, чтобы объяснить, но так оно и есть. И больше скажу, убить многих, чтобы спасти того, кто тебе дорог – тоже правильно!

– Уверен?

– Да, – сказал я как отрезал, и внутренний голос наконец заткнулся.

Загонщик дремал, опершись на копье. Если бы не резкий запах застарелого пота, насквозь пропитавший его одежду, я мог бы наткнуться прямо на него. Теперь же, предупрежденный обонянием я проскользнул буквально в паре шагов от спящего. Протяни я руку, мог бы коснуться его лица, но к чему? Пусть дремлет, я же пойду своей дорогой.

Я уже говорил, что не умею и не люблю ходить по ночному лесу, но жизнь заставила меня изменить привычки. Хорошо еще, что основная масса загонщиков с собаками остались где-то позади, и опасаться следовало только таких вот затаившихся охотников.

Небо на востоке налилось светом, вот-вот должно было взойти солнце. И тут лес наконец кончился, и передо мной расступилась зеленая равнина. Прорвался, понял я. И пусть из-за облавы я потерял пару недель, и сделал изрядный крюк к востоку, но я был жив, а это главное.