Ордер на возмездие

«Подумать у него время было, – усмехнулся Сундуков, – никуда не лез, восстановиться в армии практически не пытался. Зол, наверное, был как собака, зол и сейчас. Думал, думал и решил теперь взять от властей все, что недополучил. Отыскал своего приятеля, с которым геройствовал в Афганистане, но который, в отличие от него, круто поднялся. Круто – по смоленским меркам, а по московским Порубов – заурядный бизнесмен. Десяток киосков в Москве дают больший доход, чем два ресторана в центре Смоленска».

Сундуков представил себе схему, по которой могли действовать Порубов с Рублевым в одной связке. У Порубова были деньги, тысяч двести-триста он со скрипом мог достать, наскрести, заложить все, что имел. Рублев для Порубова – непререкаемый авторитет. У Рублева же оставались связи, еще с афганской войны.

Может, кто-то, где-то, какой-нибудь полковник имеет доступ к складам, к оружию, вот и предложил он Рублеву, зная, что тот не сдаст, толкнуть партию оружия.

«И Рублева, и Порубова сразу же после сделки надо ликвидировать. Да и Толстошеева заодно, слишком много он обо мне знает. Давно уже пора обрезать все концы здесь, в России. Буду брать!» – наконец решил для себя Сундуков.

Глава 11

Сразу же после визита в автосервис Рублев и Порубов встретились с полковником Бахрушиным, естественно, перед этим поколесив по городу и спалив почти бак бензина, чтобы удостовериться – слежки за ними нет.

Бахрушина разговор устроил.

– Значит, вначале Толстошеев хочет убедиться, что вы его не собираетесь кинуть, что вы не подставные, а настоящие торговцы. Что ж, это мы сделаем.

* * *

В семь часов вечера джип «чероки», за рулем которого сидел Мишаня Порубов, а рядом с ним Борис Рублев въехал на территорию автосервиса. Приезд предварил лишь телефонный звонок Рублева.

– Бабки достал? – грубовато спросил Рублев у Толстошеева.

– Достал, – только и успел ответить тот.

– Тогда жди, приезжаем, – и телефон отключился.

«Что за лажа?» – подобного Толстошеев не ожидал.

Сколько ждать, куда потом ехать, он себе не представлял. Но раз ввязался, пришлось сидеть и ожидать.

Ожидание было недолгим. Толстошеев выбежал к джипу.

– Куда ехать? – опустив стекло, спросил Рублев.

– Где товар?

– Где, где… – Рублев показал большим пальцем себе через плечо. И только тут до Толстошеева дошло, что эти двое, как настоящие психи, привезли изделие с собой.

Заднее сиденье было снято, а на полу джипа лежал свежевыкрашенный деревянный ящик. Толстошеев засуетился. Он приказал выгнать из одного гаража недоремонтированный автомобиль и загнать туда джип «чероки». Наконец, закрыв ворота, Толстошеев рукавом куртки вытер вспотевшее лицо.

– Вы что, с ума сошли? Какого хрена его сюда притащили?

– Ты по-другому хотел? Мы с Мишаней всегда так работаем. Бабки готовы?

– Готовы, готовы, – с придыханием ответил Толстошеев.

А Мишаня с Рублевым уже вытаскивали ящик.

– Вот, смотри. Дай гвоздодер.

Гвоздодера не нашлось, и Мишаня монтировкой вскрыл ящик. В этот момент Толстошеев сидел, зажмурив глаза, боясь, что сейчас громыхнет. Темно-зеленый длинный цилиндр, похожий на ствол толстого бамбука, поблескивая смазкой, покоился в ящике. Все остальные причиндалы для наведения «Иглы» лежали рядом в специально оборудованных отсеках.

– Вот она, – веско произнес Рублев и отвел полу курки, как бы случайно, словно пытаясь достать пачку сигарет.

Толстошеев увидел рукоятку тяжелого пистолета, заткнутого за ремень, безошибочно определил марку – это был пистолет Макарова. У Мишани из-под брючного ремня торчала рукоятка «Магнума». Он, как бизнесмен, мог себе позволить заграничное оружие.

Для порядка Толстошеев осмотрел «Иглу», хотя от волнения мало что мог понять.

– Исправная? – спросил он, непонятно к кому обращаясь.

– Хочешь, продемонстрирую? Самолеты здесь низко не летают, правда, но могу в какую-нибудь тачку садануть.

– Не надо, – всполошился Толстошеев, одновременно и понимая, что это шутка, и в то же время опасаясь двух психов, которые через всю Москву провезли на джипе стратегическое оружие. На ящике не было ни пломбы, ни каких-либо надписей и этикеток, все уничтожено.

– Погодите, сейчас принесу деньги.

– Нет, так не пойдет, – взяв за локоть Толстошеева, остановил его Комбат. – Пойдем вместе. Знаешь, Матвей, всякое в жизни бывает. Если что, – Комбат запустил руку в карман куртки, вытащил боевую лимонку, указательным пальцем левой руки выдернул чеку, даже не отгибая усиков, и, взяв правой рукой за локоть Толстошеева, Сжимая в кулаке лимонку, повел его к вагончику, даже не поинтересовавшись, там ли спрятаны деньги.

Толстошеев шел, боясь споткнуться. Рублев же шел рядом с ним, улыбаясь, словно у него были не пальцы, а безотказные кузнечные тиски, из которых ничто не может вырваться.

– Не волнуйся, Толстошеев, если ты с нами честно, мы с тобой тоже честно. Мишаня плелся сзади.

– Вот и порядок, – оказавшись в вагончике, ласково произнес Комбат.

Толстошеев подошел к урне и вытащил из-за нее непрозрачный полиэтиленовый пакет с надписью «Универсам Юбилейный».

– Мишаня, посчитай, – обратился Рублев к своему напарнику.

Мишаня преспокойно вытряхнул деньги на стол. На столе оказалось десять пачек в банковской упаковке.

– Сто штук, как договаривались.

Мишаня потряс каждую пачку, пять засунул себе в карман, пять отдал Комбату. Тот, продолжая держать гранату в кулаке, сунул деньги за пазуху.

– Теперь пошли, Толстошеев, проводишь. Кстати, до завтрашнего вечера я могу принять рекламации. Если что-то где-то неисправно, мы все устраним.

Гарантийный срок – десять лет, если, конечно, доживешь, или мы с Мишаней не подохнем, – Рублев нахально расхохотался. – Ты не тяни, Матвей, за нами девятнадцать штук, а они не в Москве. Ты уж извини, в джип больше двух не влезает.

– Вы все девятнадцать собираетесь ко мне сюда перевезти?

– Нет, что ты, зачем? Скажешь куда, мы доставим, а на чем и как – это наши проблемы. Будет надо срочно, вертолетом привезем, – то ли шутя, то ли всерьез бросил Комбат.

Прямо при Толстошееве Комбат вытащил из кармана чеку, заправил ее в гранату, любовно разогнул усики и хмыкнул:

– Хочешь, подарю, Матвей? Только так не храни, запал выверни. Она, между прочим, настоящая, не фуфел.

Толстошеев был рад, когда за джипом закрылись ворота автосервиса.