Ордин-Нащокин. Опередивший время

Историко-публицистические работы, монографии, художественные произведения, посвященные Алексею Михайловичу, не отмечены стремлением называть вещи своими именами, заметно смягчают краски, не склонны прояснять суть, природу событий, их причины и следствия. Многие труды создавались во времена, когда преобладали взгляды на монархию как нерушимую данность, наименьшее из зол, преследовавших жизнеустройство человечества. Так уж повелось, что именно личности монарха, царя, императора придавался сакральный смысл, в ней воплощались идея государственности, ее величие, могущество. На самом деле, особенно в том, что касается правления Алексея Михайловича, это было не совсем так, не во всем подтверждалось действительностью. Его жизнеописания, составленные в разное время, утопают в изложении малозначащих, не имеющих значения эпизодов, подробностей образа жизни царственной особы. Его попытки приложить руку к перу, к бумаге трактуются как проявление литературных, писательских дарований, свидетельство выдающихся достоинств самодержца.

Взгляд, освобожденный от подобной заданности, открывает во многом посредственного человека — баловня судьбы. Свойства его натуры, — путаной, подверженной влияниям, лишенной последовательности, твердости характера, — накладываясь надела государственные, вносили сумятицу, неразбериху, разлад. Ближайшее окружение порой терялось в догадках, когда и как будет давать о себе знать царская воля, каким путем предстоит следовать. Умозрительные представления, на основе которых вызывались к жизни не просчитанные наперед решения, сопровождались провалами, а позитивные результаты, когда они имели место, носили характер случайности, не могли иметь продолжения, размывались наступающим на них ходом событий. Сама монархическая идея, воплощенная в лице Алексея Михайловича, выстояла лишь благодаря стойкости, самоотверженности, жертвенности людей, стоявших у нее на страже.

Такие приближенные царя, как Н. И. Одоевский, Ю. А. Долгоруков, В. Б. Шереметев, И. С. Прозоровский, А. Н. Трубецкой, Ю. Н. Барятинский, Г. Г. Ромодановский и другие, предпринимали все возможные усилия к тому, чтобы противостоять угрозам, всеми доступными им средствами оберегая государство от опасности крушения. В атмосфере едва управляемого хаоса они действовали на пределе сил и возможностей, познавая не столько радость побед, сколько горечь поражений, страдая и погибая как от рук внешних врагов, так и от своего бунтующего народа. Трагическим итогом обернулись жизнь и служение Прозоровского, Шереметева, Матвеева. Не сумели они и уберечь Отечество от бесчисленных жертв. Едва ли не половина генофонда Руси, две пятых ее народонаселения, как утверждают историки, была потеряна в войнах, восстаниях, крестьянских бунтах, погибла от голода и эпидемий.

В суровое лихолетье среди тех, кто на полях сражений нес бремя ответственности за выживаемость государства, находились и другие, такие, кто стремился к тому, чтобы вывести страну из перманентного состояния войны на истощение, кто настойчиво искал и находил пути к замирению сторон, наконец, предлагал и продвигал в тех тяжелых условиях подходы к выдвижению государства на путь устойчивого хозяйственно-экономического развития. На мрачном фоне тех лет из глубины времени одинокой фигурой проступает Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин.

Глава третья ТОРЖЕСТВО ПРАВОСЛАВИЯ

В один из дней пребывания юного царя на богомолье произошло непредвиденное. Углубившись в одиночестве в окрестный лес, он испытал невероятное потрясение. Из чащи вдруг выросла могучая фигура медведя и стала надвигаться на непрошеного пришельца. Замершему от страха Алексею казалось, что гибель неминуема. Но случилось чудо. Невесть откуда появившийся древний старец отогнал медведя и так же внезапно растворился в лесных дебрях.

Это удивительное событие повлекло за собой немало того, что впоследствии так или иначе нашло отзвук в царствовании второго Романова. Тогда первые свои переживания, бурю неостывших эмоций Алексею хотелось первым делом излить «собиному другу», митрополиту Никону, призвав его из Новгорода. К тому времени этот церковнослужитель надежно поселился в душе молодого царя. К нему, несмотря на порой разделявшие их расстояния, направлялись исповедальные обращения самодержца. Никон, в это время митрополит Новгородский, был немедленно вызван Алексеем к себе в Преображенское. За этим последовала череда молебнов во всех церквях, воздававших Богу благодарность за счастливое спасение молодого царя. Подобные эпизоды — «знамения», «видения» — и далее сопровождали самодержца, укрепляя в его сознании религиозно-мистическое восприятие реальности. Воля Божья, промысел Всевышнего стояли за всем, что, так или иначе, происходило в царстве, в судьбе, в душе Алексея Михайловича. Укреплял его в этом митрополит Никон.

К тому времени не только на Руси, но и в Европе обострилось религиозно-мистическое восприятие действительности. Разорительная Тридцатилетняя война на Западе заставила многих задавать себе вопрос о ее смысле и целях. В ее основе лежал религиозный вопрос, разрешение которого стали видеть на пути разделения светской и церковных властей, предоставления индивидуальной свободы как личности, так и религиозным течениям. На Руси стараниями Алексея Михайловича был избран иной путь, ведущий к укреплению государственной религии. Это не давало повода к снижению уровня религиозности, переключения интересов населения из духовной сферы в материальную. Упрямство, с которым Алексей Михайлович продвигал церковную реформу, определялось утопической целью, которая целиком подчинила его сознание — объединить православные народы христианского Востока вокруг Московии.

Согласно летописным источникам, с восшествием на престол Алексея Романова Русь вступила в особую пору духовной жизни, названной церковниками «торжеством православия». Для самодержца богослужебное дело стало неотъемлемой, органической частью его обязанностей, более важной, чем все остальное, в том числе и государственные дела. В этом у него появился единомышленник и наставник — новгородский митрополит Никон. Он был старше царя на 13 лет, главное же состояло в том, что его ум, жизненный и церковный опыт намного превосходили, возвышались над духовными исканиями молодого царя. Доверчивая душа Алексея Михайловича с благоговением внимала пастырю, который излагал вероучительные наставления, касающиеся судьбы христианской веры и места в ней православия, притесняемого разного рода вероотступниками. Никон выдвигал идеи очищения молитвенной практики православия, богослужебных книг от наслоений и искажений минувших веков. Греховное наследие прежних царствований требовало покаяния за преступления власти против церкви и иерархов. В бесчисленных днях и часах, проводимых царем наедине с «собиным другом», задумывались акции по воздаянию церковной памяти пострадавшим за веру страстотерпцам, находилось время и порассуждать о судьбе православия.

Православие, оберегаемое государством, сохранялось лишь в Московии, поскольку всюду на Востоке — в Греции, Малой Азии, Палестине — истинное вероучение было теснимо, гонимо, подавляемо. Часть христиан на Западе откололась, предалась католицизму, внушая верующим иные, противостоящие истинным, догматы. Теория «Москвы — Третьего Рима» обосновывала возможность и необходимость провозгласить Москву новым Римом, правопреемницей древних столиц христианства — Рима и Константинополя. Святыни Иерусалима поруганы сарацинами, первый и второй Рим под басурманской пятой. Москва остается единственным обиталищем, где вера хранима в первозданном виде, церковь защищена от гонений, а верующие от насилия со стороны иноверцев. Долг столицы Руси — принять на себя покровительство над всем христианским миром… Взгляды эти, как и любые другие утопии, выглядели весьма привлекательно. Старцы из древних монастырей, не владевшие никакими иными представлениями, кроме религиозных, бродяжничая по Руси, навязывали верующим свои фантазии. Так случилось, что двум честолюбивым властителям, вознесенным на правящие вершины, эти речения старцев показались весьма интересными, а сама идея — достойной стать главным делом их жизни и служения. Вскоре дружба с самодержцем возвела митрополита Никона на патриарший престол, где ему открылись горизонты исключительного масштаба. С его подачи и царского позволения церковная власть постепенно стала распространяться и на мирские дела.

По его мысли, прежде чем направлять свои устремления в сторону вселенского лидерства, следовало обратить внимание на самих себя: на очищение богослужебной практики, молитвенных канонов, текстов русского православия от искажений и отступлений, проникших в богослужебную практику в силу изоляции, необразованности и невежества древних церковников. Наряду с этим светской власти следовало принести покаяние за преступления против церкви, за греховное наследие, довлевшее над ней.

Трагическая судьба церковных иерархов, пострадавших за веру, тяготила память их преемников. В ознаменование покаяния перед жертвами и воздания памяти их подвижническому подвигу были предприняты масштабные акции, которым был придан государственный характер. Помпезные церковные шествия одно за другим направлялись туда, где покоился прах отверженных, репрессированных прежней властью церковных иерархов. Сначала в кремлевский Успенский собор из соседнего Чудова монастыря был перенесен прах патриарха Гермогена, затем — прах патриарха Иова из Старицкого погоста. Оба они — жертвы Смутного времени, люди, чья непреклонная воля, вопреки давлению завладевших Москвой поляков, не была сломлена, они не примирились. Иов обличал разрушителей веры и государственного порядка, пытался пресечь действия Лжедмитрия. Патриарх Гермоген так и не благословил польского ставленника Владислава на русский трон, тем самым став символом национального сопротивления, вдохновителем и знаменем народного ополчения во главе с Мининым и Пожарским. Однако особый смысл Никон придавал церемонии переноса останков митрополита Филиппа с Соловков. Непримиримая позиция Филиппа в разгар опричных гонений, вызов, брошенный им Ивану Грозному, стали причиной гибели святителя. Как свидетельствует церковная летопись, он был лишен жизни опричником Малютой Скуратовым — задушен подушкой в собственной келье.

В 1652 году на Соловки направился сам Никон в сопровождении многочисленной свиты, в том числе светских сановников во главе с князем Иваном Хованским. Присутствие высокородных выходцев из княжеских родов призвано было подчеркнуть ответственность за преступные деяния их предков, тогда бывших во власти. Смысл этого похода состоял в том, чтобы, поклоняясь месту упокоения страстотерпца, торжественно произнести над его могилой покаянное слово от имени государевой власти за прегрешения перед церковью. Необходимость этого Никон обосновал извлеченным из христианской истории примером. По преданию, византийский император Феодосий перед тем, как перенести в Константинополь останки умершего в ссылке патриарха Иоанна Златоуста, составил грамоту с покаянием за грехи власти в отношении святителя и его матери. Эту грамоту зачитали перед прахом святителя в далекой абхазской Комане, где он был похоронен.