Орджоникидзе

"По-моему, вопрос архиважный. Сталин немного имеет устремление торопиться…

Одну уступку Сталин уже согласился сделать. В § 1 сказать вместо "вступления" в РСФСР -

"Формальное объединение вместе с РСФСР в союз советских республик Европы и Азии".

Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию, "Союз Советских Республик Европы и Азии".

§ 2 требует тогда тоже изменения…" Второго октября Ленин вернулся в Москву. Вечер провел с Серго. Обоим не терпелось отбросить все официальности, усесться, как в былые времена, на кухне за стол, покрытый клеенкой в трещинках, пить чай и делиться мыслями решительно обо всем.

Ильич уже знал, что комиссия ЦК изменила свою позицию, признала необходимым добровольный союз равных и суверенных республик. Теперь, после его вмешательства. А раньше? Почему тот же Серго, решавший с большим тактом и умением острейшие национальные проблемы на Кавказе, Украине, в Туркестане, Бухаре и Хиве, [86] куда его несколько месяцев назад специально посылал ЦК, на этот раз был ближе к "великодержавникам"? Вот уж чего Ленин никому простить не мог. "Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть, — заявлял Владимир Ильич в "Записке в Политбюро". — Как только избавлюсь от проклятого зуба, съем его всеми здоровыми зубами".

86

В Среднюю Азию Орджоникидзе был послан Центральным Комитетом партии в начале мая 1922 года. Это самый разгар авантюры, затеянной бывшим турецким министром, "главнокомандующим всеми войсками ислама" Энвер-пашой. "Энвер, — свидетельствовал один из главных вдохновителей мятежа, английский генеральный консул в Кашгаре Эссертон, — намечал создание великого мусульманского государства в качестве буфера против России".

Басмаческие банды Энвера, вооруженные англичанами, насчитывали более пятидесяти тысяч всадников. Разбойничали и несколько десятков банд более мелких курбашей-атаманов. К тому же далеко не советскую позицию занимали и так называемые "младобухарцы" — крайние националисты, возглавлявшие совет визиров — правительство Бухары.

Восемнадцатого мая Центральный Комитет партии одобрил все предложения Серго "по туркестано-бухарским делам" — о создании Среднеазиатского бюро ЦК РКП (б), роспуске организации "левых коммунистов", перерегистрации и укреплении коммунистических организаций Бухары; о политике уступок местному населению; об экономическом объединении республик — Туркестана, Бухары и Хивы.

Вторично ЦК привлек Орджоникидзе к решению острых среднеазиатских проблем в августе того же года. Серго участвовал в работе специальной комиссии по военно-политическим и партийно-организационным вопросам Туркестана.

Четыре дня спустя открылся Пленум ЦК. По приглашению Секретариата приехал и Буду Мдивани. Отнеслись к нему более чем терпимо. Вначале он заявил о полном несогласии "объединяться". Потом "уступил". "Если Союз так необходим, то ладно, Грузия вступит в него, но самостоятельно, без Закавказской федерации — совершенно ненужной выдумки Орджоникидзе".

Дальше — комедиантство и гнусность. Шумное раскаяние и тайный курьер с письмом в Тифлис. На Пленуме-де к представителю Грузии отнеслись пренебрежительно, "с великодержавным душком". Так что "надо показать силу и готовиться к Закавказскому и Общероссийскому съезду", о чем он, Мдивани, уже в Москве договорился с Цинцадзе, Думбадзе и Окуджава.

"Показать силу" безумно хотелось. Девятнадцатого октября националисты экстренно созвали пленум Тифлисского комитета партии и ответственных работников по своему выбору. Уклонисты призвали мужественно отстаивать "независимость Грузии", протестовать против решения Пленума ЦК и намерения Заккрайкома, пришедшего на смену Кавбюро, созвать Закавказский съезд Советов.

Чтобы сбить с толку людей не очень осведомленных, уверяли, что Орджоникидзе воспользовался долгой болезнью Ленина, за его спиной протащил решение о Закфедерации.

Буду Мдивани предпочел забыть, что никто другой — Ленин сразу после победы Советской власти в Грузии начал беспокоиться об экономическом объединении Закавказских республик. 9 апреля 1921 года Владимир Ильич телеграфировал Орджоникидзе: "Настоятельно требую создать областной хозяйственный орган для всего Закавказья…" Десять дней спустя он запросил Серго: "…сообщите кратко подробности, кто у вас заведует Внешторгом, объединены ли в этом отношении Грузия, Армения, Азербайджан…"

Серго только отстаивал идею Ленина от наскоков Мдивани и его политических друзей. [87]

87

Из-за бесконечных протестов и конфликтов, затеваемых национал-уклонистами, Закавказская федерация начала существование лишь с середины марта 1922 года. После того как в Тифлисе полномочная конференция Центральных Исполнительных Комитетов Азербайджана, Армении и Грузии утвердила союзный договор об образовании федерации.

Следующий шаг был сделан десятого декабря того же года. Первый Закавказский съезд Советов, собравшийся в Баку, провозгласил единую Закавказскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику. Вместо совещательного органа Союзного Совета всю полноту власти принимали единые ЦИК и Совнарком.

"В Союз советских республик, — радостно отмечал Серго, — мы идем не отдельно — Грузия, Армения и Азербайджан, а идем общей семьей закавказских народов".

Тридцатого декабря в Москве, в Большом театре открылся Первый съезд Советов СССР. Был образован Союз Советских Социалистических Республик.

Весьма неохотно разрешили в конце собрания выступить Серго. Затем должен был последовать "показ силы".

— Есть предложение полностью одобрить всесторонне продуманную, безусловно правильную линию ЦК Грузии, — объявил пользовавшийся симпатией многих тифлисцев Филипп Махарадзе.

"За" проголосовали 22 человека. "Против" — 67!..

В память прошлого Серго позвонил по домашнему телефону Махарадзе, попросил спокойно посмотреть правде в глаза.

— У Буду свои расчеты. Не вам, Филиппе, таскать для него каштаны из огня…

Махарадзе сердито отрезал:

— Мой ответ ты услышишь завтра!

Серго положил трубку, вздохнул: "Старый упрямец". Ему совсем не хотелось присутствовать при полном посрамлении Махарадзе.

В зале полным-полно. На общегородское собрание пришло около полутора тысяч коммунистов. За резолюцию ЦК Грузии ни одного голоса. Двенадцать человек воздержались. Все остальные против. Уж куда яснее!

"Тем хуже для Орджоникидзе", — решили битые и вызвали по прямому проводу Москву "для чрезвычайно важных и неотложных дел" и продиктовали записку Ленину. В грубой, ультимативной форме они потребовали изменить решение Пленума ЦК РКП (б) и всячески поносили "колонизатора Орджоникидзе". [88]

88

В это время "колонизатор Орджоникидзе" убедил Ленина выделить из совсем скудных золотых запасов России миллион рублей для строительства Земо-Авчальской гидроэлектростанции на реке Куре вблизи Тифлиса.

"Но вот один из группы не приемлющих никакого единения Закреспублик, — писал М. Орахелашвили в специальном выпуске газеты "Заря Востока" 23 апреля 1924 года, — попав на работу в Наркомфин РСФСР, подал протест по поводу отпуска субсидии Тифлисскому исполкому. Естественно, что такое официальное заявление ответственного работника из Грузии ввело в сомнение тех московских товарищей, которые согласны были на субсидию. И тогда Ленин 16 октября 22 г. пишет письмо Орджоникидзе:

"Т. Серго! И Сталин, и Сокольников оказались против ассигновки на электрическую станцию под Тифлисом. Компромисс: поездка Туманова. Отнеситесь с сугубым (подчеркнуто дважды. — М. О.) вниманием. Весь материал сообщите (для управдела), мне пришлите и весь материал и краткую (подчеркнуто три раза. — М. О.) сводку (для меня лично). Ваш Ленин".

Судьба станции выправилась. Тифлисский исполком уже получил из центра около трех миллионов руб. на Земо-Авчаль-скую станцию. Гордость сооружения этого мощного очага промышленного развития Грузии тифлисский пролетариат, нет сомнения, разделит с Лениным, добрым гением электрификации всего СССР"

Отповедь последовала немедленно. Не желая вступать в переговоры с авторами наглой записки, Ленин телеграфировал С. Кирову и М. Орахелашвили:

"Удивлен неприличным тоном записки по прямому проводу за подписью Цинцадзе и других… Я был убежден, что все разногласия исчерпаны решениями Пленума ЦК при моем косвенном участии, при прямом участии Мдивани. Поэтому я решительно осуждаю брань против Орджоникидзе и настаиваю на передаче вашего конфликта в приличном и лояльном тоне на разрешение Секретариата ЦК РКП, которому и передано ваше сообщение по прямому проводу".

"Нас травят! Мы уходим в отставку!" — хором вскричали по команде Мдивани девять из двенадцати членов ЦК Грузии. Десятый промолчал. Только Мамия Орахелашвили и Шалва Элиава заявили протест:

"Такую позицию считаем недопустимой и антипартийной и поэтому участвовать в голосовании проекта постановления об отставке ЦК считаем для себя совершенно невозможным".

Серго, напротив, отнесся очень спокойно.

— Угодно в отставку, пожалуйста. С дорогой душой…

Из Москвы коротко сообщили: "Удовлетворить ходатайство нынешнего ЦК КП Грузии об его уходе в отставку".

Теперь уже ничто другое не отвлекало отставных "генералов без армии". Они полностью отдались заветной цели "убрать Орджоникидзе". Во все уголки Закавказья разъехались эмиссары Мдивани фабриковать компрометирующие материалы. На частных квартирах происходили тайные совещания, из уездов приглашали секретарей партийных комитетов. Повсюду выискивались недовольные, обиженные, просто проходимцы. Наконец Окуджава и Какабадзе подали заявление, попросили "защитить их от постоянных угроз и невыносимых оскорблений со стороны потерявшего совесть Орджоникидзе".

Серго ответил на запрос ЦК:

"Плод гнусной склоки. Все эти нелепые слухи рождены в атмосфере фракционной драки… Надеюсь, в самом непродолжительном времени здоровье Владимира Ильича даст мне возможность подробно и всесторонне выяснить все эти и другие вопросы в личной беседе с ним".

Надеждам Серго не суждено было сбыться. Повидаться с Ильичей не удавалось. А клеветники, разносчики лжи и сплетен вовсю действовали. И Серго "сорвался" — на оскорбление ответил пощечиной.

Это произошло на квартире Орджоникидзе. Единственный свидетель инцидента, находившийся проездом в Тифлисе, тогдашний заместитель председателя Совнаркома Рыков, был в близких отношениях с "потерпевшим". Все же и он встал на сторону Серго.

"По существу инцидента, — писал Рыков, — я считаю, что т. Орджоникидзе был прав, когда истолковал как жестокое личное оскорбление те упреки, которые ему сделал т. Кобахидзе".

Серго своей вины не умалял. Лишь правды ради подчеркивал, что столкновение было вызвано "не политическим спором, а личным оскорблением, нанесенным мне".