Орджоникидзе

Недели полторы спустя Миха Цхакая, собиравшийся в Лондон на III съезд партии, втолковывал приунывшему Камо:

— Ну, пойми же ты, упрямец! Ленин обязательно потребует самого подробного рассказа о демонстрации четырнадцатого февраля, а из тебя каждое слово надо тащить клещами.

Камо взмолился:

— Батоно Миха! Лучше я тебе достану еще один заграничный паспорт.

Миха не выдержал, рассмеялся.

— Какой хитрец! За паспорт тебе огромное спасибо… А сейчас не мучай, рассказывай.

— Клянусь, я в первый и в последний раз в своей жизни произнес речь, — сообщил для начала Камо. — Говорил я по-грузински, мало-мало сам переводил на армянский и русский. Объяснял, кому нужны погромы. Указал на всех националистов, как махровых, так и немножко красных. Все эти националисты — армянские, грузинские, татарские, которых до того в толпе было много и которые усердно ораторствовали во дворе кафедрального собора, — теперь исчезли. Они боятся красного знамени, как сова дневного света. Публика подтвердила — правильно!

Возле типографии газеты «Кавказ», где рабочие остановили машины и вышли приветствовать демонстрацию, ко мне сзади подкрались филер и околоточный надзиратель. Серго крикнул, бросился на филера. Околоточный схватил меня за пальто. Я, как уже говорил, стоял на плечах товарищей. Оглянулся, ударил околоточного в зубы. Он упал. Я тоже, лицом в землю. В ряды врезались казаки, им приказали захватить знамя. Я и околоточный лежали под ногами казачьих лошадей, они оказались приличнее своих хозяев и нас не раздавили. Эскадрон промчался.

Я — живой. Поднялся, полез на забор. Подоспел казак, ударил шашкой. По счастью, попал в руку, не в голову, как целил… Дальше слушать нечего. Перелез через забор. Увидал, на фаэтоне едет кинто. Я к нему. В подвале выпили по стаканчику вина. Кинто провел меня переулками в Темные ряды, оттуда на Хлебную площадь, там, знаешь, явочная квартира… Серго я больше не видал, — упавшим голосом добавил Камо, вытирая лицо большим пестрым платком.

— Да, вам встречаться больше не надо, — подтвердил Миха. — Серго уже предупрежден. Тебе придется заняться нелегальной оружейной мастерской, сейчас оружие нужно больше всего… Серго пусть спокойно заканчивает свою школу. Осталось совсем немного… Он нам нужен для Западной Грузии.

Серго сдавал выпускные экзамены, когда в Лондоне открылся III съезд РСДРП. Кавказ сразу привлек внимание съезда. Была даже принята специальная резолюция о положении в Польше и на Кавказе. По традиции, по строгим правилам конспирации, Миха не называл никаких имен. Другое дело задушевные беседы с Лениным во время совместных прогулок по Гайд-парку и набережным Темзы. Тут уж Миха раскрыл душу. Раз, другой — кто считал — повторил имена своих расправлявших крылья питомцев. И на будущее планами поделился.

— Товарища Ноя оставляем в Белогорах, Камо — в Тифлисе, его молодого помощника Серго устроим на Черноморском побережье. Туда и надо будет адресовать транспорты с оружием.

События так разовьются, что все три молодых кавказских революционера прочно войдут в жизнь Ленина. Ильич признает: Миха не ошибся, это действительно очень стоящие, архитвердые люди.

3

К ночи дождь разъярился. Хлестал по крышам. Свирепо стучался в окна домов, сгрудившихся на берегу живописной бухты. Затяжными дождями, штормами отличался октябрь 1905 года.

Благонравные обыватели внимали совету князя Джандиери — засветло возвращались из кофеен, навешивали на двери замки, накидывали цепочки. Плотно поев, прилежно смотрели сны под перинами из овечьей шерсти…

За шумом ливня никто не уловил, как скрипнула дверь одноэтажного деревянного дома, где помещалась единственная в городке Гудауты больница на шесть коек и квартировали два фельдшера и акушерка. Поплотнее закутавшись в морской клеенчатый плащ и надвинув капюшон, человек шагнул в темноту. Под ногами зачавкала немощеная, раскисшая улица. Незнакомец обогнул церковь, торговые ряды, выбрался на Сухумскую дорогу. Здесь ночной путник остановился, постоял. Потом решился, взбежал на крыльцо дома некоего Квиташвили. Дернул двери. Никто не отозвался. Пришелец забарабанил в двери, в окно. Наконец звякнула щеколда.

Вслед за угрюмо молчавшим хозяином гость вошел в комнату. У грубо сколоченного, ничем не покрытого стола сидели еще двое мужчин. Все вопросительно и нетерпеливо уставились на пришельца. Он сбросил плащ, привычно потеребил черную шевелюру пальцами. Звонким голосом представился:

— Фельдшер местной больницы Орджоникидзе.

Никто не отозвался.

Парень придвинул к себе табуретку. Усаживаясь, как. бы между прочим заметил;

— Товарищи, вы плохие подпольщики. Все попрятали, а носы ваши сразу показывают, что вы с гектографом дело имели.

Гость заливается, хохочет. Хозяева не в силах скрыть смятение, да и на лицах действительно очень уж заметны следы краски и химических растворов. Один из сидевших у стола — портовый грузчик — вскочил, схватил фельдшера за косоворотку:

— Ты что болтаешь?!

— Наша грузинская пословица говорит: друга ругай в лицо, а врага за спиной, — спокойно напомнил Серго. — Я прислан к вам бюро Сухумской социал-демократической группы.

…План Миха Цхакая, изложенный им в Лондоне Ленину, начинал осуществляться. Серго действительно получил работу в Гудаутах. Только немного позднее. Первые же месяцы после окончания фельдшерской школы неожиданно пришлось провести в дорогой сердцу Верхней Имеретии. В местах, где прошло детство и где вместе с мальчиком Самуилом Буачидзе он повторил клятву Александра Герцена и Николая Огарева.

Не обошлось без недоразумения. Связной доставил в Белогоры Буачидзе сообщение губернского подпольного центра: в уезд едет из Тифлиса опытный пропагандист, гроза меньшевиков. Вскоре Самуил обнимал своего самого близкого друга — Серго. Молодые, полные сил, чудесно настроенные, они отчетливо видели близкую и полную победу, после которой Самуил займется народным образованием, Серго — медициной. Обоим любимые женщины подарят множество ребят. Хорошо бы мальчиков. Увы, все это оказалось несбыточной мечтой!

Пока что друзья энергично громили меньшевиков. Серго полностью оправдывал свою репутацию. Он в самом деле был грозой для отступников, для тех, кто в своих речах твердил, что «не надо готовиться к восстанию, не надо организовывать революцию, может, она будет через пятьдесят, а то и через сто лет». Крестьяне отвечали с усмешкой: «В таком случае приходите после и учите наших детей и внуков, а теперь для нас вы, меньшевики, лишние».

По воле случая одним из самых злых противников Серго оказался его коллега, также питомец фельдшерской школы, Абесалом Чичуа. Собрав силы со всего уезда, запросив подмогу из Кутаиса, меньшевики решили дать бой Серго на горе Марьям-цкаро, вблизи Гореши. На митинг пришло несколько тысяч крестьян, празднично одетых, с красными знаменами.