Орел и грифон

— Кунстандин храбрый воин и талантливый военачальник, — сказал Джафар, — мы воевали с ним трижды — и каждый раз он отодвигал наши границы на восток. Шесть лет назад мы заключили мир с Румом — и я не вижу причин его нарушать. Особенно сейчас, когда от нас отпал весь Магриб, а нечестивец Яхья провозгласил себя халифом и воплощением Аллаха, — да покарает его Господь Миров за этот ширк, — и шлет в Багдад дерзкие письма, полные гордыни и богохульства. Если мы и сейчас потерпим неудачу — это лишь воодушевит Яхью, как и других мятежников от Инда до Нила.

— Поражение на пути джихада — это повод для того, чтобы смыть кровью унижение правоверных, — отчеканил Халид ибн-Язид, — а не затем, чтобы забиться в нору и плакаться Аллаху о несправедливости судьбы.

Он недобро покосился на Джафара и тот ответил столь же нелюбезным взглядом — между великим визирем и полководцем существовала давняя неприязнь, обусловленная их принадлежностью к разным враждующим группировкам: Халид ибн-Язид принадлежал к военной верхушке халифата, из числа арабской знати, тогда как Джафар возглавлял придворно-бюрократическую группировку чиновников, зачастую, как и сам визирь, персидского или иного, неарабского, происхождения.

— Приятно видеть такую крепость в вере, — насмешливо протянул халиф, — но разве поражение — не ответственность прежде всего военных. Разве не ты, Халид, участвовал в той самой войне с Румом, где мы потеряли Кипр и Тарс, — и не рядовым шахидом?

Джафар с удовольствием наблюдал как смущенно потупился Халид.

— Я и не снимаю с себя ответственности за тот позор, — нехотя протянул араб, — и готов смыть его кровью неверных — или же своей, если придется.

— Вы все так бредите кровью и смертью, — вздохнул Ибрахим, — тот же Яхья, что шлет мне эти безумные письма, поминает войну и казни через слово. Неужели нет иного способа славить Аллаха — через познание красоты созданного им мира, простые радости жизни, прекрасную поэзию...

Тоскливо уставившись в окно он негромко продекламировал:

Мир я сравнил бы с шахматной доской:

То день, то ночь... А пешки? — мы с тобой.

Подвигают, притиснут — и побили.

И в темный ящик сунут на покой. *

— Мудро сказано, повелитель, — ввернул Джафар.

— Если бы вы все видели то, что вижу я каждую ночь, — на лице Ибрахима появилось мечтательное выражение, — эта древняя земля навевает чудные сны и в них ко мне являются могучие джинны и прекрасные пери, что вместе со мной славят Господа Миров прекрасными песнями и стихами. А когда я приоткрываю страницы «Аль-Азифа», то...

Он замолчал, словно поймав себя на том, что сказал лишнее. Халид недоуменно посмотрел на Джафара, а визирь, на миг забыв о своей неприязни к военачальнику, в ответ закатил глаза: он-то успел почуять не только винный запах от халифа, но и куда более слабый, но все же уловимый аромат макового настоя.

— Я простой воин и не вижу так далеко, — начал Халид, — но, если повелитель правоверных позволит своему слуге....

— Мой повелитель, — не выдержав, вмешался Исаак, — мои знания ничтожны в сравнению с вашими. Но, похоже, сейчас и я смогу сообщить вам что-то новое. Сегодня от моих друзей в Руме пришла благая весть, узурпатор Константин — мертв!

— И вправду радостная весть!- воскликнул Халид, — о повелитель, сам Аллах дает нам знак вести войска в бой!

— На трон взойдет его сын, — продолжал Исаак, — он всего лишь самонадеянный юнец, а его мать — лангобардская варварка, под которой давно шатается трон. Как только я вступлю в пределы империи, все восточные фемы примут нашу сторону. Кроме того, у меня есть сторонники в самой столице, которые нанесут удар в нужный момент.

Ибрахим кинул вопросительный взгляд на визиря.

— Если это правда, повелитель, то, — неохотно начал Джафар.

— То упускать такой возможности нельзя!- воскликнул Халид, — Исаак взойдет на трон, как наш друг и союзник. Он отдаст нам Киликию и Кипр, поможет в борьбе с Яхьей...

— Это правда? — халиф вопросительно посмотрел на Исаака и тот неохотно кивнул.

— Да. Я начну борьбу за возвращение земель в Италии, которые Константин отдал своему шурину — и для этого мне нужен прочный тыл на востоке. Ради доброго соседства не жалко отдать пару провинций. А еще я низвергну марианитов, этих новых идолопоклонников — и тем сближу христиан с учением Мухаммеда.

— Не думаю, что отмена почитания Марьям и икон сгладит все расхождения наших вер, — махнул рукой Ибрахим, — но если Кунастандин и вправду мертв — это и вправду добрый знак. Хорошо, Исаак, сегодня твой день. Во имя Аллаха, Всемилостивого и Милосердного, повелеваю тебе Халид ибн-Язид взять столько войска, сколько сочтешь нужным, и к вящей славе Аллаха и Пророка повести его на запад, чтобы помочь Исааку Багрянородному заполучить престол отца. Джафар, проследи за тем, чтобы наши войска ни в чем не нуждались в грядущей войне.

— Как прикажет мой Повелитель, — со вздохом произнес Джафар, украдкой метнув раздраженный взгляд на расплывшегося в торжествующей улыбке Халид ибн-Язида.

* Стихи Омара Хайяма

Царьградский узел

Стук лошадиных копыт разносился по мощенной дороге, по которой следовал царственный кортеж. Более полусотни бойцов «варварской этерии» сопровождали императорскую охоту. На этот раз рослые светловолосые славяне и германцы, вооружились длинными спатами и контарионами: эти длинные пики, столь необходимые для борьбы с вражеской конницей, оказались пригодны и для того, чтобы удерживать на расстоянии визжащего вепря, даже в предсмертной агонии пытавшегося дорваться до охотника. Сегодня было убито пять таких кабанов, что, вместе с иной добычей, лежали, сваленными на нескольких повозках, неспешно волочащихся позади процессии.

Молодой император ехал впереди — верхом на белом коне, стройный, подтянутый юноша, одетый в короткую тунику из темно-зеленой ткани, и такого же цвета штаны, заправленные в красные сапоги. О его высоком титуле, напоминал лишь багряный плащ, наброшенный на плечи. Несмотря на то, что Михаилу лишь предстояло еще пройти коронацию, приуроченную к Рождеству Иоанна Предтечи, все — включая и собственную мать, — относились к нему уже как к правящему владыке. Сегодня он чуть ли не впервые подтвердил, что достоин предков — отважных воителей и умелых охотников, самолично сразив пикой двух кабанов и одного оленя. Довольная улыбка, озарявшая лицо Михаила, говорила, что решение дядьки Асмунда, отправиться на охоту было правильным, позволив юноше хоть немного отвлечься от потери отца и предстоящего ему тяжкого бремени имперской власти. Рядом с Михаилом на палевой кобыле ехала императрица Ирина одетая в мужской костюм: вопреки византийским обычаям, не приветствовавших участие женщин в мужских забавах, бывшая принцесса лангобардов часто выезжала на охоту. Причем, она вовсе не оставалась лишь безучастным зрителем: сегодня она собственноручно убила пикой большого волка, выведенного на нее загонщиками. Сейчас она ехала с непокрытой головой, разбросав светлые волосы по плечам и ее лицо светилось таким же торжеством, что и у сына.