Орел и Ворон

– Хорошо. Ты знаешь новую дорогу?

– Нет, но мне ее неплохо объяснили, проедем. Если что, спросим у местных жителей.

– А не думаешь ли ты, что двигаться на открытой местности будет все же более опасно? – Я ненароком коснулся именно той седельной сумки, где спрятаны татарская мисюрка и подаренная князем броня.

Сотник, однако, только хохотнул:

– Себастьян, ну ты словно вчера у нас очутился. Сейчас везде есть шанс встретиться с ворогами. Но подумай сам – у нас заводных кобыл много, а открытая местность позволит заранее увидеть врага. В лесах же ты сам видел – засаду подготовить проще простого… Ну и вспомни убитых нами лисовчиков – если товарищи их были рядом и уже нашли мертвых, то вероятность встречи с ними у нас весьма высока…

Мне осталось только кивнуть товарищу, признавая его правоту. А уже спустя всего несколько мгновений мы оказались в седлах и тронулись в путь.

…Поднявшееся высоко в небо солнце греет заметно сильнее, я бы даже сказал, вовсю печет! Н-да, а ведь в чем-то наша прежняя дорога была приятнее, по крайней мере, под сенью деревьев было куда прохладнее.

Немного подумав, я достал из седельной сумки старый, сильно выцветший синий платок и повязал его на голове, словив при этом удивленный взгляд Тимофея. Ну конечно, у московита появились вопросы – у них ведь платки есть одеяние женщин, но ни в коем случае не мужчин! Пришлось отвечать на невысказанный другом вопрос.

– Отличный способ укрыться от палящих лучей солнца, друг мой. Корсары моей второй родины через одного покрывают голову на такой же манер, что и я.

– Корсары?

– Каперы.

По взгляду стрельца стало понятно, что в Московии никто не слышал ни о каких морских разбойниках, в том числе и поступивших на королевскую службу.

– Это морские разбойники, имеющие официальную бумагу от короля, к которому подрядились на службу. Подобные ловцы удачи получают официальное разрешение короны на грабеж торговых и военных судов, принадлежащих флоту вражеской державы.

Орлов аж присвистнул:

– Узаконенный грабеж? Лихо!

– Я тебе больше скажу, друг мой: если таких разбойников поймает корабль другой державы, то каперы считаются военнопленными! Со всеми вытекающими привилегиями честных солдат и матросов, коим положено сохранить жизнь и худо-бедно кормить… Впрочем, капитаны, взявшие в плен корсаров противоборствующей державы, на самом деле редко признают за ними право на жизнь. В большинстве случаев их ждет судьба прочих морских разбойников – пиратов, – коих казнят без всякой жалости.

Сотник призадумался, после чего с усмешкой выдал:

– Ну, знать, наши корсары – это вольные казаки с Дона. Они каждое лето на стругах в море выходят да татарву с туретчиной грабят! Причем не только на суда нападают, но и города штурмом берут, освобождая при том христианских пленников… А еще раньше, я слыхал, такими вот «пиратами» были новгородские ушкуйники, что на Вятке свое княжество заложили! Ну, может, не княжество, но города у них свои были, не зависимые ни от Москвы, ни от Новгорода… Так вот, по Волге ушкуйники ходили и татар крепко били да грабили, даже стольный град их Сарай брали! Потом же, как великий князь Иван Третий крепости их взял, а самих ушкуйников разогнал, уцелевшие отправились вниз по Волге и влились в ряды волжских да донских казаков. А последние с тех самых пор и начали ходить по морю с разбоем на поганых – кто на туретчину, а кто и в персидские земли…

Я покачал головой:

– Ну, выходит, и у московского царя есть свои каперы!

Тимофей согласно кивнул, а после с какой-то потаенной горечью отметил:

– А я вот моря и не видывал никогда…

Услышав в его голосе тоску, я поспешил подбодрить товарища, не удержавшись от шутки:

– Ничего, еще увидишь! Вон закончим бить ляхов да воров, и оставишь ты службу царскую, подашься в казаки. А там хоть на туретчину морем, хоть на персов!

Стрелец рассмеялся, оценив шутку, и тоску его как рукой сняло:

– Вот с поляками разделаемся, а там, глядишь, царь Василий решит-таки Азов забрать. Тогда уж и увижу море.

– Вот это правильный настрой, друг мой!

Все эти разговоры про морские приключения не на шутку разбередили и мою душу. Море… Я ведь люблю скрип канатов и дерева под ногами, бескрайнюю водную гладь до горизонта и крики чаек, предупреждающих о скором приближении берега… А ведь если вдуматься, провоевав в Европе добрый десяток лет, я ни разу не был в Новом Свете, в котором, говорят, есть много всяких чудес. Да и заработать можно неплохо, уж это я точно знаю!

На мгновение я всерьез увлекся мыслью о том, что вместо открытия собственного торгового дела можно было бы отправиться в колонии, где, говорят, укрылись многие французские гугеноты, и уже там оглянуться по сторонам да выбрать себе занятие по душе. В конце концов, умелые стрелки ценятся по обе стороны океана… Но тут же я сам себя оборвал: ни в коем случае и ни за какие деньги! Я уже дал обещание, что не буду наниматься и не свяжу свою жизнь с очередной авантюрой. Нет, меня ждет счастливая, а главное, долгая и спокойная, размеренная жизнь с моей Викторией! Пусть даже и со скучной торговлей, но скрашенной теплыми вечерами семейного уюта и веселыми детскими голосами, что обязательно заполнят наш дом… Да к тому же после всех пережитых мной приключений в торговом ремесле видятся и свои весомые преимущества: относительная безопасность, спокойствие и стабильность.

А когда-нибудь я и вовсе напишу историю своих приключений. Ведь сейчас все больше людей начинают ценить книги, и, может, в будущем это даже принесет какой-никакой доход! В конце концов, последующим поколениям будет полезно узнать, что война не так прекрасна, как кажется безусым юнцам…

Глава 16

Когда тот, кто сражается рядом, Становится словно семья, Нет лучшей судьбы награды, Чем жизнь положить за други своя.

Чем выше солнце, тем сильнее палит… Наезженная и вытоптанная в поле колея (это вам не римские магистрали, мощенные булыжником!), гордо именуемая Тимофеем дорогой, кажется бесконечно серой и пыльной, а небо на контрасте – невыразимо голубым. В сторону же от «дороги» и до самой границы леса при легком ветерке колышутся ржаные колосья… Наверно, ржаные, я в зерновых культурах не силен. Однако же посевы сменяются напрочь вытоптанными, а где и выжженными участками – кто-то из крестьян сумел остановить огонь, и наверняка с огромным трудом. А кто-то его разжег, смачно наплевав на чужой труд и на то, что обрекает местное население на голодную гибель…

Сотник раздраженно ругнулся.

– Воры балуют. Ни себе ни людям жить не дают! Когда же мы этих гадов передавим?

– Скоро, друг мой. За этим мы и здесь…

Через какое-то время у небольшой березовой рощи мы увидели тело лисовчика – судя по внешнему виду, из черкасов. Он оказался повешен на ветке раскидистого дуба; птицы сделали невозможным разглядеть лицо несчастного.

Хотя несчастного ли?

Тимофей угрюмо посмотрел в сторону вора, а потом неожиданно произнес:

– Может, хотя бы похороним? Все-таки при жизни ведь крещеным был.